Ян Дрда - Однажды в мае

• Название: Однажды в мае
• Автор: Ян Дрда
• Издательство: Детгиз
• Жанр: О войне
• Год: 1961

В марте 1939 года при поддержке империалистических кругов Англии, Франции и фашистской Италии территория Чехословакии была оккупирована гитлеровскими войсками. Целых шесть лет страдали народы Чехословакии от фашистского угнетения. Тысячи ее верных сынов и дочерей участвовали в подпольной борьбе с оккупантами. Трудящиеся всех стран хранят светлую память о Юлиусе Фучике и других славных героях, отдавших свою жизнь в борьбе с фашизмом.

Воодушевленные радостными известиями о наступлении советских войск, 5 мая 1945 года трудящиеся Праги восстали с оружием в руках. Во время боев, которые велись на улицах окруженной эсэсовскими войсками Праги, восставшие патриоты обратились по радио к союзным войскам с призывом о помощи.

Несмотря на то, что части американской армии уже находились на территории Чехословакии, они не оказали поддержки восставшим.

Советские войска вели в эти дни ожесточенные бои на подступах к Берлину и на его улицах. Несмотря на огромное напряжение и усталость, танковые части 1-го и 2-го Украинских фронтов за короткий срок преодолели 350-километровый переход от Берлина и 9 мая вступили на улицы Праги. Они принесли свободу чехословацкому народу и спасли от разрушения древнюю столицу.

События Пражского восстания в мае 1945 года легли в основу повести чешского писателя Яна Дрды «Однажды в мае». Прочитав ее, вы узнаете о мужестве молодых чешских патриотов, о том, как пятнадцатилетний Пепик Гошек ходил в разведку, как сражался на баррикадах и подбил фашистский танк, о счастливых днях освобождения от фашизма.

---

— Я там каждый камешек знаю! — с мальчишеской горячностью перебил его самый молодой бронебойщик, веселый кудрявый паренек, которому явно не хватало нескольких лет до двадцати.

Царда сразу почувствовал его юный нетерпеливый задор и отважное презрение к опасности.

— Ты либенский, что ли? — дружелюбно спросил он.

— Нет, коренной голешовицкий, — рассмеялся паренек, и его красивое лицо стало совсем ребячьим, — но мы с либенскими ребятами всегда дрались за мостом, от них только клочья летели!

В это время капитана Царду позвали к телефону. Звонил начальник обороны Тройского моста Гошек. Он сказал, что действительно только что видел три танка в Рокоске. Трое разведчиков, посланных им туда, погибли. Голос Гошека звучал невесело.

Разговаривая с Гошеком, капитан Царда все время думал об отважном пареньке с фауст-патроном. «Тому, кто попадет немцам в руки с оружием, они выкалывают глаза», — сказали ему утром. А что, если послать туда вот такого смышленого паренька, как этот, но безоружного? По Либенскому мосту пока еще можно пройти. Приматорская улица до самой ратуши в руках чехов. Может быть, достаточно смелый и достаточно сметливый парень проскочит в эту Буловку и принесет точные сведения? А впрочем, зачем же «принести»? Достаточно найти телефон у какого-нибудь чеха, на которого можно положиться, и позвонить ему, Царде, о том, что делается в действительности. Что там говорить! Послать надежного парня в тыл эсэсовцев — не такая уж глупая мысль!

— Я непременно пошлю туда разведчика, — сказал он Гошеку по телефону. — У меня тут есть ловкие ребята из ваших, голешовицких!

Но, говоря о ловких ребятах, он имел в виду только одного — кудрявого паренька. Да, для такого задания один человек даже лучше, чем несколько. На него никто и внимания-то но обратит.

Капитан открыл окно кабинета и выглянул во двор, где стояли группы людей и сразу же увидел кудрявую голову бойкого паренька.

— Голешовицкий, пойди-ка сюда! — позвал он. — У меня тут нашлось для тебя дельце! Свой фауст-патрон оставь товарищам, ты нужен мне налегке.

Кудрявый паренек, очевидно, обрадовался: он первый получает какое-то задание. Но ему не очень хотелось расставаться со своим оружием. Несколько секунд он покачивал свой фауст-патрон, словно ребенка. По-видимому, он размышлял, как поступить с ним.

— А я его надпишу! — И паренек вытащил из кармана чернильный карандаш, помусолил его, выкрасив губы в фиолетовый цвет, и полудетским почерком написал на головке фауст-патрона: «Гошек».

— Вот, чтобы его у меня не стянули! — сказал он своим товарищам, с которыми провел ночь, и положил фауст-патрон на матрац, наполовину прикрыв одеялом.

— Ты бы там приписал: «Кто возьмет его без спросу, тот останется без носу!» — рассмеялся его сосед, который ночевал рядом с ним.

Но кудрявый паренек уже вихрем мчался через двор. В каждом движении чувствовалось, что сердце его жаждет приключений и подвигов.

* * *

Часы у въезда в порт пробили половину третьего. Эти звуки, обычно незаметные среди автомобильных гудков и лязга трамваев, сегодня падали в непривычной тишине и потому казались удивительно странными.

Три человека остановились под одним из сводов Либенского моста на голешовицкой стороне и при первом ударе часов подняли головы, словно услышали какой-то важный сигнал, который нельзя пропустить. От этих звуков сжалось сердце у всех троих. Они переглянулись и облегченно засмеялись.

— Честное слово, в первый раз в жизни слышу! Вот уж не думал, что часы так громко бьют! Страшно громко! — сказал человек с винтовкой за плечами.

— Я по воскресеньям в это время в клуб танцевать ходил… Ох, сколько там всегда красивых девчонок было! — вздохнул второй, словно речь шла о чем-то невозвратном.

У третьего, самого младшего, оружия не было. Сделав несколько шагов по направлению к лестнице, ведущей на мост, он обернулся к патрульным:

— Так я пошел, что ли? Идти… или, может, лучше ползком?

— Как придется, — сказал старший патрульный. — Скорей, конечно, будет обычным шагом… пока стрелять не начнут…

— Э, что там, с первого выстрела никогда не попадут! — пробурчал любитель клубных танцев, — но следующих не надо ждать… а получше укрыться за парапетом.

Пепик Гошек взбежал по бетонным ступеням, не оглядываясь на товарищей, оставшихся под мостом. Давно не метенная лестница, заваленная грудами дурно пахнувших отбросов, и раньше всегда нагоняла на Пепика тоску. А сейчас, пока он поднимался по этим пятнадцати ступеням, на него навалилось что-то тяжелое, как камень. Может, это страх? Но чего тут бояться? Если бы не эта противная мертвая тишина! Пепик так любит свои Голешовицы, где всегда шумно пыхтят паровозы, поскрипывают краны, гудят моторы, слышен лязг железа, словно в огромной мастерской, по мостовой с глухим грохотом катятся бочки, а у причала гремят и звякают цепи… Куда все это девалось? Стоит мертвая тишина, и у Пепика звенит от нее в ушах, словно он чересчур глубоко нырнул. Уж лучше стреляли бы, чем эта тишина! Нет, нет, зачем такие мысли, зачем себя зря запугивать, еще беду накликаешь! Ведь пока все спокойно!

Он остановился, повернулся лицом к реке, выдохнул воздух, снова, полуоткрыв губы, глубоко вздохнул — словно, измученный жаждой, жадно пил из полного кувшина. Как ни странно, тоски вдруг как не бывало, будто речной воздух не только очистил легкие, но и освежил голову, Пепик глубоко вздохнул еще раз, вышел на тротуар с левой стороны моста и, стараясь идти как можно спокойнее, направился к либенскому берегу реки.

«Ни-че-го, ни-че-го!» — ритмично твердил он при каждом шаге. Час назад из Либени через мост прошли трое, и никто их не тронул. В числе этих людей была четырнадцатилетняя девочка, которой было страшно сидеть дома одной, и она отправилась в Голешовицы искать отца, трамвайщика. Вот какая — дома боялась, а на мосту нет! А ведь сопливая девчонка!

«А может, и задание-то мне дали потому, что я мальчишка, сопляк!» — неожиданно думает Пепик, не зная, обидеться пли нет. Задание требует, как сказал капитан, ума и сметки. Это факт! А какой вид у разведчика, вовсе не важно! Главное — точно выполнить задание! Пепик не может сомневаться в доверии капитана. На такое дело труса никогда не пошлют!

«Закрепись у них в тылу получше, сосчитай все танки, орудия, пулеметы. А главное — запомни их расположение. Если они двинутся, сообщи!» — сказал капитан.

Пепик невольно улыбается, вспомнив, как основательно проверял капитан, умеет ли Пепик обращаться с телефоном. Он-то, пражский мальчишка! Но это правильно, что капитан все предусмотрел, все мелочи с Пепиком обсудил в своем кабинете. Именно такие советы очень пригодятся Пепику в Либени, когда ему понадобится телефон. Лучше всего, говорил капитан, если Пепик сначала попросит разрешения позвонить матери домой. Она, конечно, беспокоится, что с ним случилось, нужно, мол, сказать ей, что он жив и здоров. И самый сердитый человек в разговоре с матерью не откажет. А когда Пепик узнает людей поближе, можно будет им осторожно признаться, зачем нужен телефон.

«А куда я должен звонить… этой маме?»

«По моему номеру — семьсот пятьдесят девять двадцать четыре. У телефона буду я, и ты мне прямо скажешь: „Мама, я в Либени, в таком-то месте, например в Рокоске, нашел здесь хороших людей…“».

Вот как! Пока обдумываешь задание, и шаги перестаешь считать, а там смотришь — и половину моста прошел! А что-нибудь случилось? Ничего! У Пепика на душе становится легко, и вдруг неожиданно он сквозь зубы начинает напевать песенку, на лице появляется улыбка. Вот ребята рты разинут, слушая когда-нибудь его рассказ об этом приключении! И даже, братцы мои, придет время — и он признается во всем матери! Вот она удивится-то!

Внезапно мечты Пепика обрываются. Он словно на стену наткнулся. Что произошло всего в нескольких шагах от Пепика? Он ничего не видел и все-таки всем телом ощутил, что мимо него в воздухе что-то пролетело. Пронеслось над проезжей частью моста, свистнуло жалобно, как ночная птица, и, должно быть, упало в воду по ту сторону моста…

Все тело Пепика внезапно словно одеревенело — он не может сделать дальше ни шагу. Ноги его не держат. Как маленький ребенок, он присаживается на край тротуара и, ошеломленный, ждет, что будет дальше. Ведь только что пролетела не простая винтовочная пуля — с ее осиным жужжаньем он познакомился еще вчера.

Второй снаряд не заставил себя ждать. Он ударился в бетонный парапет моста позади Пепика, будто какой-то великан шваркнул там железной перчаткой. Вырвался дым, вспыхнуло пламя, но бетон выдержал. В парапете осталось лишь небольшое углубление, словно от удара молотком, а осколки улетели неизвестно куда.

Пепик испугался теперь гораздо меньше, чем в первый раз. Первый выстрел, хотя он слышал только свист и ощутил движение воздуха, сковал все его тело. Пепик весь задрожал… А второй выстрел, наоборот, словно пробудил в нем инстинкт самосохранения. Змейкой проскользнул Пепик на правую сторону моста, вплотную прижался к парапету, уверенный, что здесь его не достанет немецкий снаряд, и ползком, как ласочка, продвинулся на добрых двадцать метров вперед, к Либени. При перебежке перехватило дыхание, сердце замерло, но Пепик торжествовал: «Не испугался вас, негодяи, стрекача не дал, как вам хотелось бы! Я продвигаюсь вперед! И я дойду!»