Карл Вагнер - Кейн. Ветер ночи

• Название: Кейн. Ветер ночи
• Автор: Карл Вагнер
• Издательство: Азбука
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0115-6

Один из лучших мастеров фэнтези Карл Эдвард Вагнер в книге «Ветер ночи» рассказывает об удивительных приключениях воина-колдуна Кейна. Коварная женщина-сирена, доисторический саблезубый тигр, безымянное чудовище Хаоса, безжалостные наемники и не знающие пощады завоеватели — никто не может противостоять Кейну Миротворцу.

---

Сетеоль пришла в себя, приглушенно вскрикнула и, спотыкаясь на дрожащих ногах, отодвинулась от залитого кровью окна. Кейн подхватил девушку, снял путы, и она присела на корточки у огня, крепко ругаясь в промежутках между глубокими вдохами. Кровь все еще сочилась по ее ребрам, но раны оказались неглубокими. К тому же она почти не чувствовала боли, потрясенная увиденным минуту назад.

А главное, душная атмосфера страха растаяла, исчезла со смертью ученика алхимика.

— Что… что случилось? — выдохнул Левардос, решившись прервать отчаянные усилия разжечь пламя. Огонь дрожал и стрелял искрами, но все же разгорелся теперь поярче.

— Думаю, тварь ушла, — предположил Кейн. — Эберос вызвал демона и приказал ему выслеживать нас. Смерть хозяина освободила чудовище — позволила тому вернуться в безымянное царство хаоса.

— Думаешь, тварь ушла? — Левардос подозрительно вглядывался во тьму.

— Иначе мы бы видели ее… Разве ты видишь извивающуюся тень? Разве ты чувствуешь запах страха, который исходит от этого демона?

Помощник Кейна медленно покачал головой, потом посмотрел на дымящийся костер. Поленья прогнившего дерева догорали.

— Скоро мы все узнаем, — сказал он.

Кейн вытащил остатки факела из костра. Смола на его конце все еще кипела.

— Поищу дров для костра снаружи, — бросил он, направляясь с факелом к выходу.

Несмотря на уверенность в том, что демон их оставил, мышцы Кейна натянулись как канаты, когда он ступил в темную чащу леса, поднимающегося над руинами. Капли дождя, разбивающиеся о листву, потушили факел. Но никакой невидимый демон не настиг Кейна, никакая тень не таилась за кругом света. Стараясь не думать о столь неприятных вещах, Кейн озирался по сторонам в поисках сухих веток. Выйдя из укрытого пеленой измороси леса, потянул за собой небольшое высохшее деревце.

— Демон ушел, — сообщил Кейн. Он бросил на землю дерево, потом хотел отложить догоревший факел — но ему пришлось свободной рукой разжать собственные пальцы, судорожно стиснутые на древке факела.

Всю ночь они палили костер — три мрачных и уставших человека посреди разрушенного святилища. Капли дождя шуршали вокруг них. Вода с крыши сбегала через бессчетные дыры, туман окутывал их склоненные над огнем фигуры. Они ждали света дня, ждали возвращения поэта. Из-за тени страха, коснувшейся их в эту ночь, вызов музы Тьмы казался далеким и нереальным. Сам Повелитель Бездны посетил эти руины. Теперь они ждали, погруженные каждый в свои мысли.

Бледный рассвет занялся над алтарем, когда Кейн вырвал их из полудремотного состояния громким возгласом:

— Глядите! — показал он в направлении ясно очерченного в воздухе круга.

Столб переливающегося тумана собрался на камнях, обрызганных прозрачными каплями дождя. Но это не был ни дождь, ни блеск восходящего солнца. Туманные протуберанцы замедляли вращение, делались более плотными, сливались воедино. Наконец они исчезли.

На отполированных, блестящих от дождя каменных плитах лежал мужчина. Казалось, он был погружен в глубокий сон. Рядом покоилась фигурка обнаженной женщины, вырезанная из черного оникса. Ее улыбка обещала неведомые чудеса, загадочный взгляд лучился жестокостью.

— Опирос! — воскликнула Сетеоль, подбегая к нему. Она коснулась плеча поэта.

Глаза Опироса открылись. Он дернулся, страх исказил его лицо. Взгляд бегающих глаз был совершенно бессмысленным.

— Опирос… — голос Кейна дрогнул.

Пустые глаза поэта глядели куда-то мимо Кейна. Опирос открыл рот, словно собираясь крикнуть, но с искаженных губ сорвался лишь возглас непреодолимого ужаса. Он застонал, а потом начал рыдать, как безумный.

Когда его попытались поднять, он вырвался и забился, скуля от страха, в темный угол святилища. Там он с поразительным проворством заполз на животе под груду камней. Вытащить его оттуда оказалось чрезвычайно трудно…

Глава пятая ЗЛОВЕЩАЯ ТАЙНА ЕЕ УЛЫБКИ

Они принесли Опироса обратно в Энсельес в его особняк. Несколько недель лежал он в закрытой комнате. Выхаживала его одна Сетеоль — ужасающий вой поэта распугал всю прислугу. Казалось, лишь чувство долга удерживает девушку рядом с главным виновником всех бед. Поэт мог заснуть только благодаря наркотикам, которые оставил ему Кейн. День шел за днем, а Опирос все лежал в постели, сотрясаемый конвульсиями и приступами рыданий. Иногда он бормотал какие-то слова и обрывки фраз на странном, ни на что не похожем языке — если это вообще был язык. Кейн как-то раз внимательно вслушался в эти отрывочные слоги и, видимо, что-то понял, потому что вышел из комнаты, содрогаясь от ужаса.

Кто-нибудь другой, наверное, до конца своих дней пребывал бы в состоянии помешательства. Может, сознание Опироса было более устойчивым, а может, частые воображаемые путешествия в страну мрака закалили его до определенной степени и подготовили ко встрече с ужасом, который необратимо разрушил бы душу любого другого человека. И хотя часть сознания поэта находилась еще в душных объятиях безумия, Опирос понемногу начал приходить в себя.

В наркотических снах его все еще терзали кошмары, но в минуты пробуждения он уже вел себя спокойно, мог самостоятельно есть и обслуживать себя. Через несколько месяцев он начал молча бродить по своему дворцу, перелистывая книги. Он брал вещи, и будто воспоминания, отодвинутые далеко в глубь сознания, постепенно поднимались на поверхность. Так путешественник возвращается через много лет из дальних странствий и заходит в дом, где прошло его детство; в дом, который помнит, но очень смутно; в дом, ожидавший его и не тронутый временем, минувшим с тех пор, как путешественник в последний раз держал свои игрушки в руках… В конце концов Опирос заговорил, неуверенно произнося слова, будто пользовался чужим или позабытым языком. Проходили недели, и его неразборчивое бормотание превратилось в старательно выстроенные фразы, а потом в нормальную речь. Он решился выйти на улицы Энсельеса и приветствовать своих давних знакомых, которые с затаенной тревогой заметили, насколько последний нервный надлом состарил поэта. После многомесячного возвращения к жизни Опирос снова занялся делами, взял в руки управление хозяйством, причем с большим энтузиазмом, чем когда-либо.

Но писать он начал намного раньше.

Кейн увиделся с Опиросом как-то ночью, когда поэт нанес неожиданный визит в новую обитель Кейна. Теперь Кейн реже встречался с другом, поскольку Опирос, выздоровев, запирался на долгие ночные часы в своем кабинете, втайне работая над своими поэмами. Он уже не приходил к Кейну со стихотворными отрывками и полуоформившимися замыслами. Не было долгих ночных бесед и споров. Теперь Опирос писал в одиночестве. Кейн надеялся, что никакая скрытая болезнь не подтачивает душу поэта. Опирос не выражал сожаления по поводу мучительного эксперимента, он вообще об этом никогда не говорил. И в глазах поэта Кейн не мог прочитать никаких тайных мыслей.

— Я закончил «Вихри ночи», — с усталой усмешкой объявил Опирос Кейну.

Кейн тепло поздравил друга.

— Ты доволен ими?

Опирос задумался, пока Кейн наливал ему вина.

— Да, пожалуй. Мое путешествие с музой Тьмы оказалось не напрасным. Я обрел вдохновение, которое искал, хотя за это пришлось заплатить сполна.

— Так, значит, «Вихри ночи» — это та самая совершенная поэма, о которой ты мне когда-то говорил?

Опирос понюхал содержимое бокала, перед тем как сделать глоток.

— Думаю, да.

— Был бы очень рад прочитать. Ты принес ее?

Опирос отрицательно покачал головой.

— Нет, она надежно спрятана. Прости мое тщеславие, Кейн, но это — творение мастера. Я отдал ему свою жизнь, свою душу. Хочу, чтобы она прозвучала не между делом, не случайно, понимаешь?

Кейн кивнул, внимательно приглядываясь к приятелю.

— Официальное чтение состоится через неделю или около того, как только я разошлю приглашения всем, кого хочу пригласить, подготовлю зал и все остальное. Я не хочу, чтобы это было еще одно публичное чтение, где болваны лениво шатаются туда-сюда, где разносят еду и напитки… Это будет прием при закрытых дверях — около сотни гостей: коллеги по перу, критики, аристократия, которая посещает мероприятия подобного рода. Конечно, с этими сплетничающими и злословящими дилетантами приходится непросто, но когда я прочитаю свою совершенную поэму — я покорю умы всех присутствующих.

— Буду ждать приглашения.

— У меня было искушение тебе первому показать поэму. — Опирос нервно усмехнулся. — Это нечто совершенно иное по сравнению с моими прежними вещами — там есть мысли, которые не приходили в голову ни одному писателю. Ну вот… я закончил и жду. Или меня прославят как гения, или высмеют как претенциозного дурака…

— За «Вихри ночи» и их автора, — произнес тост Кейн, поднимая бокал.