Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества

• Название: Стальной век: Социальная история советского общества
• Автор: Вадим Дамье
• Жанр: История

Настоящая книга посвящена социальной истории России со времени революции 1917-1921 гг. до распада Советского Союза в 1991 г. Основное внимание уделяется развитию общества в контексте политики форсированной индустриальной модернизации, которую проводили российские правительства в XX веке, и социальному сопротивлению народных масс навязанному «сверху» курсу. Автор прослеживает эволюцию форм самоорганизации и сопротивления наемных работников и крестьянства, показывает их силу и слабость. Значительное место в книге уделено также изменениям в правящем классе советского общества, его фрагментации и роли этих процессов в размывании и разрушении монолитной индустриально-капиталистической модели «концерна СССР».

Книга адресована как профессиональным историкам, так и активистам общественных движений, а также школьникам и студентам, изучающим историю России, и всем, кто интересуется вопросом о характере советского общества.

---

Как бы то ни было, режим модернизации не мог обойтись без работ­ников умственного труда - «старых» или «новых» (хотя постановление 1940 г. о введении платного образования должно было ограничить их число). Следовало, во-первых, определить их место в новой социальной системе, а, во-вторых, не допустить их единства с работниками физического труда в отстаивании интересов наемных тружеников в противовес правящей элите. По существу, политика властей была нацелена на то, чтобы посеять рознь между различными категориями трудящихся. При принятии конституции 1936 г. Сталин категорически отверг предложения записать в основном до­кументе, что СССР является государством не только «рабочих и крестьян», но и «трудовой интеллигенции», пояснив, что та «является прослойкой, а не классом»[366]. В художественных произведениях и обыденном сознании по существу поощрялось третирование интеллигенции - от традиционного вы­смеивания интеллигента в образе странноватого чудака и до навешивания на целый социальный слой политических ярлыков («гнилая интеллигенция»), отлучения его от народа и даже физического истребления. Постоянно под­черкивалось, что интеллигент - это нахлебник на народной шее, что он «не производит материальных благ» и потому имеет перед людьми физическо­го труда одни лишь обязательства. В то же самое время, лица умственного труда в целом получали в 1930-х гг. большую зарплату, чем те, кто был за­нят на производстве. Все это порождало глубокие и незаживающие соци­альные обиды. Взаимное натравливание интеллигенции и рабочих было одним из ключевых факторов устойчивости сталинской модели[367].

Правящий режим стремился установить полный, тоталитарный кон­троль над областью образования, культуры и превратить ее в средство пропа­ганды и восхваления власти и ее «вождей». В рамках унификации культуры и искусства 23 апреля 1932 г. ЦК ВКП (б) принял постановление «О пере­стройке литературно-художественных организаций», которое ликвидировало все имевшиеся творческие объединения. По диктату ЦК создавались единые творческие союзы по профессиям - писателей, композиторов, художников, архитекторов и т.д. Все издания отдельных групп ликвидировались вместе с ними[368]. Был утвержден единый, обязательный для всех художественный метод так называемого «социалистического реализма», любой творческий поиск, выходящий за эти узкие рамки преследовался как «формализм» и «авангард». «Культурная революция» по-сталински оказалась, таким обра­зом, также завоеванием и подчинением культуры сталинизмом.

Точно так же были подчинены нуждам режима образование и наука. Преподавание во всех учебных заведениях было построено в соответствии с положениями официальной идеологии. 15 мая 1934 г. было принято по­становление правительства и ЦК партии, предписавшее изучать историю в школе с «обязательным закреплением в памяти учащихся важных истори­ческих явлений, исторических деятелей, хронологических дат». Прежнее рассмотрение прошлого (с точки зрения упора на классовую борьбу и от­сутствие единых интересов между «верхами» и «низами») было названо «отвлеченными социологическими схемами»[369]. После этого заговорили о «прогрессивности» тех или иных государственных деятелей царского вре­мени, войны, которые велись дореволюционной Россией, стали оценивать­ся с симпатией к «нашим». Тем самым, сталинское государство фактически признавало себя преемником царизма.

Этот поворот происходил постепенно, не в одночасье, но его направ­ленность не вызывала никаких сомнений: речь шла о культивировании идей советского и русского патриотизма. Во второй половине 1930-х гг. власти окончательно свернули проводившуюся с 1920-х гг. политику «ко- ренизации» в союзных и автономных республиках, которая предусматри­вала усиленное выдвижение партийных, государственных и хозяйственных кадров из «титульных» национальностей (то есть тех, по чьему имени на­звана республика), обязательное изучение чиновниками национальных язы­ков и т.д. Во всех школах вводилось изучение русского языка, поборники «коренизации» были обвинены в «национал-уклонизме» и репрессированы. В мае 1941 г. начальник управления пропаганды и агитации ЦК А.А.Жда- нов передал руководителю Коминтерна Г.Димитрову директиву Сталина: «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого нацио­нализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интерна­ционализм должен опираться на этот национализм... Безродный космопо­литизм, отрицающий национальные чувства, идею родины..., подготовля­ет почву для вербовки разведчиков, агентов врага»[370].

11 января 1939 г. Комитет по делам высшей школы при правительстве издал приказ «О постановке преподавания марксизма-ленинизма в выс­шей школе», вводивший обязательное изучение во всех высших учебных заведениях курса истории партии, политической экономии и «марксист­ско-ленинской» философии. Задача обучения, заявил председатель Коми­тета по делам высшей школы С.В.Кафтанов на Всесоюзном совещании заведующих кафедр марксизма-ленинизма, состоит в том, «чтобы моло­дежь воспитывалась в духе беззаветной преданности партии и родине и ненависти к врагам»[371]. Эти преданность и ненависть должны были по­служить не только внутриполитическим, но и внешнеполитическим целям государства.

   5. Социальная направленность сталинских преобразований

В 1935 году в речи о стахановском движении Сталин заявил: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее»[372]. Разумеется, лучше стало не для всех. Югославский левый коммунист А.Цилига, много лет провед­ший в сталинских лагерях, не зря назвал Советский Союз «страной вели­кой лжи»[373].

«Все то, что так недавно было грехом для социалистического созна­ния - что остается грехом для всякого морального сознания - привилегии сытости и комфорта в стране нищеты и неисчерпаемого горя - теперь объявляется дозволенным, - писал эмигрант Г.Федотов в 1936 году. - Кончился марксистский пост, и... наступило праздничное обжорство. Для всех? Конечно, нет. Не забудем, что именно эти годы принесли с собой новые тяготы для рабочих и углубление классовой розни. Веселая и за­житочная жизнь - это для новых господ. Их языческий вкус находит лишнее удовлетворение своей гордости в социальном контрасте. Нигде в буржуазном мире пафос расстояния не достиг такой наглости, как в Рос­сии, где он только что освободился от долгого запрета... На верхах жизни продолжается реставрация дореволюционного быта. Новое общество хо­чет как можно больше походить на старую дворянскую и интеллигент­скую Россию. Поскольку оно не довольствуется элементарной сытостью и комфортом, его мечты о «красивой» жизни принимают невыносимо пошлые формы»[374].

Роскошная жизнь правящего слоя (по переписи 1939 года, в стране насчитывалось 2 млн. руководителей партийных, государственных и «общественных» учреждений и предприятий - 1,2% населения[375]) резко выделялась на фоне нищеты большинства населения. 8 февраля 1932 го­да, в год страшного голода, был официально отменен «партмаксимум» - верхние границы для заработков членов партии. Позднее было введено (сохранившееся официально до 1947 г.) бесплатное содержание семей членов Политбюро, но и после этого Сталин, как вспоминала его дочь Светлана, «не знал ни счета современным деньгам, ни вообще сколько что стоит... Вся его зарплата ежемесячно складывалась в пакетах у него на столе... Денег он сам не тратил, их некуда и не на что было ему тра­тить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда, - все это опла­чивалось государством, для чего существовало специальное управление где-то в системе МГБ, а там - своя бухгалтерия, и неизвестно сколько они тратили... Он и сам этого не знал»[376]. Личные запросы Сталина были сравнительно скромными, но зачем ему была царская роскошь, когда он и так владел огромной страной: номенклатурщики-чиновники не зря звали его «хозяин».

«В быту Сталина и других членов Политбюро причудливо сочетались как бы две эпохи - формальное отсутствие личного имущества, сохра­нившееся от первых лет революции, и безграничное, бесконтрольное пользование материальными благами, зачастую недоступными даже за­падным миллионерам», - отмечал историк В.Роговин[377]. Как вспоминал академик Е.Варга, «под Москвой существуют дачи - конечно, государ­ственные; при них постоянно находится 10-20 человек охраны, кроме того... до 40-50 человек прислуги. Все это оплачивает государство. Кроме того, естественно, имеется городская квартира с соответствующим обслу­живанием и по меньшей мере еще одна дача на юге. У них персональные спецпоезда, персональные самолеты, и те, и другие с кухней и поварами, персональные яхты и, конечно же, множество автомобилей и шоферов, обслуживающихднем и ночью их самих и членов их семей. Они бесплатно получают... все продукты питания и прочие продукты потребления»[378]. Номенклатура более низкого ранга пользовалась специальными распреде­лителями и столовыми за символическую цену.