Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества

• Название: Стальной век: Социальная история советского общества
• Автор: Вадим Дамье
• Жанр: История

Настоящая книга посвящена социальной истории России со времени революции 1917-1921 гг. до распада Советского Союза в 1991 г. Основное внимание уделяется развитию общества в контексте политики форсированной индустриальной модернизации, которую проводили российские правительства в XX веке, и социальному сопротивлению народных масс навязанному «сверху» курсу. Автор прослеживает эволюцию форм самоорганизации и сопротивления наемных работников и крестьянства, показывает их силу и слабость. Значительное место в книге уделено также изменениям в правящем классе советского общества, его фрагментации и роли этих процессов в размывании и разрушении монолитной индустриально-капиталистической модели «концерна СССР».

Книга адресована как профессиональным историкам, так и активистам общественных движений, а также школьникам и студентам, изучающим историю России, и всем, кто интересуется вопросом о характере советского общества.

---

Повстанцы рассчитывали первоначально на соглашение с властями. Они допустили ошибку, не двинувшись немедленно на Петроград. Время было упущено[171]. Надежды на миролюбие большевистских комиссаров оказались беспочвенными. Те не собирались вести переговоры и требовали только капитуляции. Делегации, посланные кронштадтцами в Петроград, были арестованы, находившиеся в бывшей столице моряки содержались, как заложники. К окруженной замерзшим морем крепости подтягивались элитные части и артиллерия, переброшенные из самых различных рай­онов страны. 7 марта армейские части начали обстрел Кронштадта, затем последовало несколько попыток штурма. Многие солдаты не хотели сра­жаться против восставших, и их подгоняли с помощью чекистских загра­дительных отрядов и специальных трибуналов. Несмотря на ожесточен­ное, героическое сопротивление осажденных, силы были слишком неравны. 16 марта большевистские части начали решающий штурм. После много­часовой бомбардировки эти войска по льду ворвались в Кронштадт с трех сторон. Защитники, рассредоточенные по фортам, были застигнуты врас­плох в тумане зимней ночи. На рассвете нападавшие ворвались в город. Но еще целых 2 дня - вплоть до поздней ночи 18 марта - моряки и насе­ление продолжали оказывать яростное сопротивление, сражаясь за каж­дый занимаемый дом. В годовщину 50-летия провозглашения Парижской Коммуны, 18 марта был подавлен последний оплот Русской революции. Из более чем 6,5 тыс. арестованных участников восстания к маю 1921 г. большевистскими властями было расстреляно почти 2,2 тыс. Многие бы­ли сосланы на Соловки или в Сибирь.

Правительство подавило поодиночке основные крестьянские восста­ния. Отряд Новоселова в Кузбассе был рассеян, остатки загнаны в тайгу. В конце марта - начале апреля 1921 г. пали главные очаги Западносибир­ского восстания, в начале июня большевистские части заняли район ниж­него течения реки Обь. В ходе упорных боев, продолжавшихся с мая по август 1921 г. было в основном подавлено Тамбовское восстание. Мах­новцы в апреле 1921 г. партизанили в Харьковской и Полтавской губер­нии, в мае разбили на Восточной Украине первую конную армию С.М.Бу- денного, затем выделили небольшой отряд и послали его по направлению к Сибири. Все лето 1921 г. повстанцы не выходили из боев. Засуха и не­урожай в Екатеринославской, Таврической, части Херсонской и Полтав­ской губерний, а также на Дону побудили их передвинуться частью на Кубань, под Царицын и Саратов, а частью на Киевщину и Черниговщину. Махно совершил рейд по Волге, обогнул Дон, но превосходящие силы «красных» непрерывно преследовали его. Теряя лучших людей, партизаны отступали. В августе 1921 г. тяжело раненый Махно с остатками отряда ушел за границу в Румынию. Попытки «третьей революции» были подав­лены. В условиях страшного голода, свирепствовавшего в 1921 г. и во многом вызванного безжалостной большевистской продразверсткой, ус­тавшая и измученная крестьянская масса все больше цепенела в пассив­ной безысходности.

Махновское сопротивление и Кронштадт стали символами российско­го «Жерминаля», последними всплесками социальной революции в России. Ситуация была уже неблагоприятной для революционных сил по всему миру. Всемирная социальная революция захлебнулась почти повсюду. Рос­сийский рабочий класс был ослаблен длительной войной и репрессиями со всех сторон. Большевистская власть, уже открыто выступившая как «сила

порядка» (хватит революции!) и осуществившая тем самым своего рода «само-термидор», вновь прибегла к стратегии «разделяй и властвуй». Ак­тивные протесты были подавлены военной силой, а их участники подверг­лись драконовским наказаниям. С другой стороны, большевистская партия на своем X съезде в марте 1921 г. вынуждена была объявить об отмене сис­темы продразверстки и конфискации продовольствия у крестьян. Государ­ство приступило к проведению «новой экономической политики» (НЭП). Крестьяне обязаны были уплатить властям высокий натуральный налог, а часть продукции могли продавать на рынке. Одновременно власти пошли на крутой поворот, надеясь добиться этим подъема экономики: разрешили беспрепятственно развивать мелкое и среднее частное предпринимательст­во, одобрили принцип широкого привлечения иностранного капитала (кон­цессии) и принялись перестраивать отношения в государственном секторе на коммерческой основе. Некоторые из бунтарей еще успели публично от­вергнуть компромиссы с капиталом и сохранение большевистской дикта­туры. «...Политика партии такова, что проведению ее в жизнь препятству­ет Кронштадт, требующий не «свободной торговли», а подлинной власти Советов», - подчеркивали «Известия» Кронштадтского ВРК 14 марта 1921 г., комментируя ход X съезда. В статье от 15 марта орган восставших писал: «Задачу мирного строительства Ленин понимает «с концессиями наверху и с налогами внизу»». «Их наглость дошла до совершенства. Об концессиях говорят совершенно спокойно. Привыкли... Где же налаженное хозяйство, ради которого рабочий обращался в раба казенной фабрики, а трудовое крестьянство - в батраков Советских хозяйств?», - вопрошали кронштадтцы накануне своего поражения[172].

Крестьяне получили облегчение, но оно не было дополнено развити­ем разнообразных общественных самоуправлений в сфере обмена и про­изводства, которые представляли реальную опасность для большевист­ской диктатуры уже самим фактом своего существования, своей незави­симостью. Рабочие по-прежнему оставались наемными работниками на государственных или частных предприятиях, никакого производственного самоуправления и реального рабочего контроля не существовало. И, ко­нечно же, ни о каких вольных Советах в России не могло уже быть и речи: власть всецело и безраздельно принадлежала большевистской партии.

Великая Русская революция 1917-1921 гг. закончилась.Глава 2

Большевистский термидор (1921-1929 гг.)

Когда в марте 1921 г. X съезд большевистской партии по докладу Ле­нина одобрил замену изъятия продовольственных запасов у крестьян (прод­разверстки) натуральным продовольственным налогом, эта мера восприни­малась прежде всего как уступка недовольному и бунтующему крестьян­ству, о чем открыто говорилось в те месяцы. Крестьянство, составляющее большинство населения, «нельзя так изгнать, как изгнали и уничтожили помещиков и капиталистов. Надо долго и с большим трудом и большими лишениями его переделывать», - объяснял глава российского правитель­ства на партийной конференции в мае 1921 г.[173]

Предложение об отказе от политики изъятия «излишков» продоволь­ствия у крестьян обсуждалось в большевистских верхах и раньше. В фев­рале 1920 г. с такой идеей выступал Троцкий, через год аналогичный про­ект представил в специальную комиссию Политбюро и Ленин. В обста­новке подъема народных восстаний по всей стране весной 1921 г. проект был одобрен, и соответствующий декрет был издан ВЦИК 21 марта. От­ныне произведенная крестьянином сельскохозяйственная продукция при­знавалась его собственностью при уплате им государству натурального налога в размере определенного процента от собранного урожая. Налого­вые льготы предоставлялись беднякам, середнякам и хозяйствам «город­ских рабочих», а также тем хозяевам, которые расширяли посевные пло­щади и увеличивали урожайность на своих полях. Крестьянин был волен распоряжаться той частью урожая, которая оставалась у него после упла­ты налога. Предполагалось, что ее можно будет продавать в рамках систе­мы кооперативов и «в пределах местного хозяйственного оборота»[174]. Но большевистская власть, воспринимавшая общинное крестьянство как «мел­ких собственников», «мелких буржуа», решила пойти дальше. Рассчитывая, с одной стороны, потрафить предполагаемой «коммерческой жилке» кре­стьянина, а с другой, надеясь таким образом стимулировать рост сельско­хозяйственного производства, ВЦИК разрешил продажу «излишков» на «базарах и рынках». Вскоре правительство издало декрет, отменивший ограничения «местного оборота»: он дозволял «свободный обмен, прода­жу и покупку», а также свободный подвоз продовольствия гужевым, же­лезнодорожным и водным транспортом. Наконец, в мае 1921 г. партийная конференция провозгласила, что в стране вводится «новая экономическая политика» (НЭП), которая устанавливается «на долгий, рядом лет изме­ряемый, период»[175]. Основным рычагом этой политики был объявлен «то­варообмен».

Однако НЭП был не только уступкой интересам крестьян, как их по­нимали большевики, - своего рода «отступлением», «временной» пере­дышкой, «крестьянским Брестом», как выразился известный партийный деятель Д.Б.Рязанов[176]. «Философию» и мотивы нового курса достаточно прозрачно сформулировали сами большевистские вожди, хотя цели и за­дачи режима, как это было принято, облекались в одеяние из социалисти­ческих фраз. Лидеры партии исходили из того, что им необходимо про­держаться до победы революции в развитых Западных странах (что для них было равнозначно приходу к власти в этих странах коммунистических пар­тий). Теперь, после поражения левых восстаний в Германии и подписания мирного договора с Польшей в марте 1921 г., они считали, что наступле­ние этого момента откладывается, и к нему необходимо подготовиться заранее: накопить силы на случай возможных военных столкновений, ук­репить экономический и военный потенциал. Но это, в свою очередь, тре­бовало ускорения хозяйственной и общественной модернизации России, стабилизации ее экономики, наращивания сельскохозяйственного и про­мышленного производства. «...Перспективы мировой революции... бла­гоприятны, - заявил Ленин на IV конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 г. - И при одном определенном условии, я полагаю, они станут еще лучши­ми... Мы теперь только получили возможность учиться. Я не знаю, как долго эта возможность будет продолжаться. Я не знаю, как долго капита­листические державы предоставят нам возможность спокойно учиться. Но каждый момент, свободный от военной деятельности, от войны, мы долж­ны использовать для учебы...»[177].