Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Африка

• Название: Приключения знаменитых первопроходцев. Африка
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1998
• ISBN: 5-86218-332-9

Перевод крупнейшего произведения классика приключенческой литературы, в котором рассказывается о наиболее интересных эпизодах биографий известнейших завоевателей, путешественников, мореходов.

В данный том вошли приключения в Африке.

---

Болдуин отважно устремился через совершенно неизвестные, не пройденные и Ливингстоном, земли. После знаменитого миссионера он стал первым белым человеком, удостоившимся лицезреть и описать водопад Виктория. Итак, это незаурядная личность. Болдуин много знает, много видел, много приметил — поэтому он достоин почетного места в маленьком мирке второстепенных путешественников, которых завтра публика вполне может забыть, если ей об этом не напоминать.

Как всегда, трудней всего дались первые шаги. С раннего детства Болдуин страстно любил охоту, лошадей, оружие, собак — и не выносил городской жизни. Он решил сам добывать себе средства к существованию, безоглядно отдавшись своей страсти к спорту. Капская колония показалась ему удобным местом для этого. В 1851 году, еще совсем молодым человеком, он отправился, захватив с собою дробовики, карабины и конскую сбрую, искать положения в обществе, которое соответствовало бы его вкусам и способностям. Он нашел, что искал, нанявшись к купцу, отправившему в страну зулусов отряд охотников и вместе с тем пастухов — нечто вроде нынешних американских ковбоев[225].

Поход оказался неудачен и плохо организован. Охотников косили болезни: через четыре месяца семеро из девятерых умерли. Только Болдуин и один его товарищ смогли вынести страшные приступы лихорадки.

Целый год они не могли встать на ноги. Но Болдуин следовал призванию и обладал железной выносливостью. Два года он оставался на этой проклятой службе, скопил деньжат и начал охотиться для собственного удовольствия. Мечта сбылась!

У него был такой же транспорт, как у Левайана шестьдесят пять лет назад: фургоны, быки, лошади… Но оружие заметно усовершенствовалось: кремневые ружья были вытеснены капсюльными. Оружия с затвором, правда, еще не придумали, но уже и без них можно было устраивать страшные бойни…

В 1854 году Болдуин отправился из Наталя, вооруженный огромными карабинами. И вот он — замечательное зрелище! — гоняется по ужасным дорогам за грозными африканскими мастодонтами[226], встречает их лицом к лицу и, как подлинный виртуоз, поражает. Однажды на нашего охотника набросился раненный его неловким товарищем гиппопотам. Болдуин, зарядив ружье, отважно поджидал чудовищного зверя. Он подпустил животное на двадцать метров и тогда только выстрелил. Пуля попала над ухом, и бегемот завертелся волчком. Охотник послал в него еще две пули из запасной двустволки, но безуспешно. Эти крупные животные, настоящие бастионы из мяса и жира, ведут поистине нелегкую жизнь. Раненый бегемот хотел убежать, но Болдуин не мог упустить добычу — клыки; пришлось выстрелить еще раз. Тут уже пуля попала точно между глазом и ухом, и гиппопотам повалился мертвым.

Так он и ехал, каждый день стреляя зверей, чтобы прокормить себя и слуг, наполнить свою бродячую лавку слоновьими бивнями, носорожьими рогами, бегемотовыми зубами… Между тем у него всегда находилось время подкинуть какую-нибудь антилопу или буйвола в подаяние встречным голодным беднякам.

По десять раз на дню Болдуин с невообразимой беззаботностью рискует жизнью — впрочем, ему это кажется совершенно естественным.

«Однажды, — пишет он, — я возвращался домой. День был удачный; канна[227], буйвол, три антилопы каама. Я вел под уздцы прекрасную серую кобылу, груженную антилопьими шкурами. Вдруг прямо передо мной явился огромный зверь, который так извалялся в грязи, что сначала я принял его за носорога. Я отпустил повод, спрятался за лошадью, и мы побежали. Зверь, оказавшийся большим буйволом, узнал о моем существовании, только получив пулю между ребер.

Как полетели камни из-под его копыт, с каким страшным грохотом он побежал под гору! Перезарядив ружье, я вернулся к своей кобыле. Она стояла на месте: южноафриканские охотничьи лошади могут хоть целый день, не сходя с места, дожидаться хозяина. Мы побежали вслед за буйволом, но я не очень надеялся отыскать его: уже темнело.

Вдруг из тени мимоз прямо на меня вылетела бесформенная масса. Я поглядел, нельзя ли вскочить на какое-нибудь дерево, попытался сесть на кобылу, но это было невозможно: на ней лежали шкуры. Рука моя запуталась в поводьях, а буйвол все ближе… Я вскинул ружье на плечо. Испуганная кобыла отпрянула назад, пуля попала буйволу в грудь, но ни на секунду его не задержала.

Кобыла совсем обезумела, встала на дыбы, упала на спину и повалила меня с собой. Буйвол промчался рядом со мной, растоптав копытами мою бедную лошадь. Через двести шагов я догнал его и выстрелом прямо в сердце убил наповал».

Болдуин отправился в поход в мае, перешел Драконовые горы, пересек Оранжевую Республику и прибыл в Трансвааль[228]. Там он остановился у одного бура, чтобы починить фургон. В этих местах Болдуин впервые охотился на жирафа; его рассказ, по обыкновению, занимателен.

Вот что он пишет:

«Я ехал верхом на коне по имени Брайен — рослом, поджаром, на редкость медлительном, голубой масти, с овечьей шеей, неровным шагом; он сам очень напоминал то животное, на которое мы охотились. Конь был тяжел в поводу, потому что губы были очень жесткие, но за широкую грудь, спину ему можно было простить некрасивую внешность».

Показалось стадо из семи — восьми жирафов, которые бросились бежать со всех ног и крутили хвостами, как штопором. Лошадь Болдуина сначала испугалась и попятилась, увидав огромных, неуклюжих, дурно пахнущих животных, а через миг погналась за ними вскачь. Охотник преследовал громадного самца; после бешеной скачки ему удалось нагнать жирафа, хотя один прыжок животного равен трем лошадиным. На всем скаку Болдуин выстрелил и попал жирафу в шею, но тот не остановился. Охотник на ходу перезарядил ружье и хотел спешиться, чтобы второй раз прицелиться вернее.

«Куда там! Я потянул за повод, но чертова лошадь мчалась, как корабль на всех парусах, и так закидывала передние ноги, что чуть не задевала меня по плечам. Спешившись, я мог бы выстрелить уже тысячу раз, но никак не удавалось остановить Брайена: его губы не чувствовали узды, и он скакал с прежним пылом, без всяких признаков усталости. Когда мы догнали жирафа, я, держа ружье одной рукой, выстрелил в добычу метров с двух, не более, и попал прямо в лопатку. От отдачи ружье перелетело за мою голову и чуть не сломало палец. Лопатку жирафа раздробило в порошок и со страшным грохотом он повалился мертвым. В спешке я, видимо, переложил в заряд пороха. Брайен сразу встал как вкопанный…»

Двадцать первого сентября Болдуин приехал в Колобенг и увидел развалины жилища Ливингстона, которое буры разграбили в 1852 году. Затем он вознамерился пройти через владения царька Секелете. Царек сперва велел англичанину поворачивать назад, но при помощи подарочков, которые часто рождают, а после помогают сохранить дружбу, дело уладилось. По дороге в Мосиликаци Болдуину пришлось перенести жестокие лишения: жажда была ужасна — у быков в упряжке так пересыхало горло и распухал язык, что они уже и мычать не могли. Ничто не умаляло энергии охотника, не выводило из равновесия! Он упал с лошади и сломал лучшее ружье. Ствол расщепился — он его обрезал. «Ружье после починки получилось смех какое короткое, — вспоминает он, — зато, сидя верхом, с ним стало легче управляться, а меткость, мне кажется, хуже не стала».

Однажды Болдуин упал так, что чуть не лишился жизни, — и рассказывает об этом как о самом обыкновенном деле: «Я гнался за зеброй, когда лошадь на всем скаку попала ногой в яму и несколько раз перекувырнулась через голову. На мне живого места не осталось, но хуже всего было то, что под тяжестью глупой скотины нож и пули врезались мне в бок. Ничего страшного не случилось — через несколько дней я надеюсь уже снова сесть верхом, — но в первый миг мне показалось, что все кончено».

Он справляет Рождество куском мяса носорога — такого жирного, что самый крепкий желудок ее не выдерживает, — и парой ложек полусырой лапши вместо хлеба. Да, насколько это было непохоже на английский рождественский ужин! «Что ж, — философически замечает Болдуин, — у охотничьей жизни есть, конечно, свои неудобства — но есть и радости, вознаграждающие за все лишения».

На следующий год он очутился у озера Нгами и решил дойти до Чобе, правого притока Замбези.

Товарищ оставил Болдуина, с которым теперь остались только три кафра, два готтентота, кучер, семь собак, восемнадцать упряжных быков, корова с телкой и пять верховых лошадей. У охотника в распоряжении имелись боеприпасы, бисер, медная проволока, пряности, мука, ящик водки и бочонок доброй капской мадеры. Кроме того, у него есть немало почти готового вяленого мяса: он уже подстрелил множество канн и жирафов. Это, конечно, жестокость, но для нее есть оправдание: надо кормить полторы сотни кафров; ни куска не пропало. Когда же два великолепных жирафа паслись в четырехстах шагах от фургона Болдуина, но провизии для людей и корма для собак было довольно — он их не тронул.