Иржи Кратохвил - Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер

• Название: Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер
• Автор: Иржи Кратохвил
• Издательство: МИК
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-87902-010-Х

Роман популярнейшего чешского писателя Иржи Кратохвила «Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер» недаром имеет подзаголовок «роман-карнавал». Через судьбу главной героини, которая, родившись в 1900 году, проживает весь XX век, автор-постмодернист показывает — порой крайне гротескно — пестрый калейдоскоп событий современной истории. Перед читателем проходит длинная вереница персонажей, как вымышленных, так и исторических (последний австрийский император Франц Иосиф и первый чехословацкий президент Томаш Масарик, русские революционеры Ленин и однофамилец героини Троцкий, позже Гитлер и Сталин…) Соня Троцкая-Заммлер не собирается умирать и в начале XXI века: ей еще предстоит передать людям наших дней важное послание от мудрейших людей позапрошлого столетия, некогда вложенное в нее знаменитым доктором Шарко. Таким образом Иржи Кратохвил пытается восстановить, казалось бы, во многом утраченную в новейшую эпоху «связь времен».

---

— Подождите, пожалуйста, здесь и ни за что никому не открывайте, — попросил он меня и куда-то отлучился (как я потом поняла, к некоему железнодорожному объекту). И стоило ему уйти, как жара начала скрестись в дверь, но я не приоткрыла ее ни на волосок, хотя жара и умоляла, и канючила. Лишь совсем под утро зной немного ослабел, и в этот момент появился юный кондуктор.

— Я хочу вам кое-что показать.

— Свою коллекцию бабочек?

Однако он в своей девственной невинности совсем не понял моего вообще-то довольно глупого намека и отрицательно покачал головой — мол, бабочки тут ни при чем.

Звезды все еще горели, как жадные очи ночных животных, но, когда мы вышли из охотничьей избушки, вокруг нас были сплошь копны и стога зноя, которые даже заслоняли вид на ближайшее местечко Будков с его замком. Впрочем, мы направились вовсе не туда, не в город или к замку, а решительно завернули за угол домика, в соседний лесок. И тут я увидела, что по земле, подобно раскаленным прутьям, тянутся рельсы.

— Разве здесь есть какая-то железная дорога?

— Всего-навсего местная ветка, барышня Соня. Но сейчас ею не пользуются, и вы вскоре поймете, почему.

На путях нас ожидала двухместная дрезина. Мы уселись, и, пока молодой человек работал ногами, точно велосипедист, я смотрела, как на горизонте зарождается восход солнца и как блеск звезд постепенно отступает перед чем-то, что еще не показалось. Мы подъехали к роще, обогнули ее — и тут перед нами возник поезд. За рощей стоял длиннющий состав, какого даже я, дочь машиниста, в жизни не видела.

— Да вы и не могли такой видеть, это же «Восточный экспресс», диковинный для наших краев зверь.

И не успела я что-либо возразить, как юноша продолжал:

— Большинство людей не знает, что все железнодорожные пути связаны между собой и образуют нечто вроде единой кровеносной системы, в которой самые важные железнодорожные трассы — это артерии, а периферийные колеи — это капилляры, так что с главных трасс можно попасть даже на самую захудалую одноколейку. Однако, барышня Соня, наряду с массой преимуществ, в этом есть, к сожалению, один недостаток — любой поезд может по ошибке закончить свой путь в какой-нибудь Богом забытой дыре.

Я подошла ближе, протянула руку и коснулась паровоза. Он был сделан из благородных металлов, возможно, господа, это вам неизвестно, но с 1883 года, когда «Восточный экспресс» впервые отправился в путь, и сам паровоз, и весь состав в целом претерпели множество изменений, точь-в-точь как красавица из модного журнала, которая то и дело меняет прически и приспосабливает под них талию и всю фигуру, это был паровоз поезда, разъезжающего по нашим мечтам и битком набитого, точно изюминками и орешками, сплошными императорами, шейхами, махараджами, принцессами и авантюристами, президентами, миллиардерами, шпионами и прекрасными разведчицами, джентльменами, шулерами и голливудскими звездами. Сейчас-то, конечно, поезд был пуст, словно вылущенный гороховый стручок, и светился в темноте окнами безлюдных купе. Мой спутник извлек из кармана серебряный ключик, отпер дверь первого вагона и на мой удивленный взгляд ответил:

— А зачем бы вы думали, барышня, мы все здесь собрались? Цвет чехословацких железных дорог удостоился чести охранять «Восточный экспресс» до тех пор, пока кто-нибудь не вернет его наконец на надлежащий путь. Как видите, я остался тут один, и мне предстоит выполнить обещание, данное вашему отцу. Прежде чем испариться, он попросил, чтобы я провел вас по «Восточному экспрессу» и показал его вам вагон за вагоном.

И кондуктор Ян подал мне руку (смотрите-ка, оказывается, его звали Ян, а я-то думала, что забыла его имя, хотя на самом деле держу в голове каждый комочек, каждую опилочку и крошечку своей жизни), и я поднялась по ступенькам, по которым до меня поднимались Рудольфе Валентино и Мэри Пикфорд, Мата Хари и Сара Бернар, русские княгини и немецкие баронессы, и, пока мы шли по поезду, Ян показывал мне то, на что стоило взглянуть, и одновременно объяснял, что же стряслось с этой гордостью всемирных железных дорог, с этим элегантным бонвиваном бесконечных путей.

— Это все игры нынешнего безумного лета, барышня Соня. На такой небывалой жаре у машиниста размягчился мозг, и, вместо того чтобы из Парижа по туннелю Симпль через Милан и Триест отправиться в Белград, а потом дальше через Афины в Царьград, этот человек пробился через все стрелки и блокпосты и оказался у нас в Будкове. Некоторые пассажиры покидали экспресс прямо на ходу, они выбрасывали из окон чемоданы и прыгали следом, уверенные в том, что состав захватила большевистская сотня и что их везут в сибирские ТЮРЬМЫ. Штука в том, что теперь будет очень сложно перевести надлежащим образом все железнодорожные стрелки на его обратном пути, если же этого не сделать, он столкнется со множеством поездов.

— А как же он добрался сюда?

— Да ведь поездом управлял сумасшедший с размягчением мозга, а сумасшедшим всегда везет.

— Так может, стоит опять нанять какого-нибудь сумасшедшего?

— Может, и стоит, — согласился юноша, — но, к сожалению, это запрещено правилами.

Мы проходили по вагонам, которые сильно отличались друг от друга внутренним убранством. И дело было не только в разнице между первым и вторым классами или, скажем, вагоном-рестораном и курительным салоном, но и в разнице стилей. Ведь вагоны отличались друг от друга точно так же, как комнаты в каком-нибудь пышном замке, меблированные в стиле барокко, ампир, модерн или бидермейер, и, конечно же, заслуживали настоящего гида и профессионально проведенной экскурсии. Мы как раз осматривали спальные вагоны, когда появились первые лучи солнца, которые немедленно затмили собой тусклое потолочное освещение (электрические батареи в поезде требовали подзарядки) и принялись шарить по всем углам этих уютных спален на колесах, где осталось множество интимных мелочей, свидетельствовавших о той атмосфере комфорта, что царила здесь до возникновения паники. Я подняла «Нью-Йорк таймс», валявшуюся на подушке, и заглянула в столбец биржевых новостей, перевернула карту на табурете, надо же, это оказался валет, а от обитой кожей стенки купе отлепила записку, в которой кто-то по-французски назначал мне свидание в римском кафе «Эко» на позавчерашний вечер.

А затем мы вошли в коридор вагона, единственное купе которого оказалось запертым; его дверь украшало изображение двух ангелочков, воркующих в огромном цветке орхидеи.

— Это свадебный вагон, — объяснил мне молодой человек, — вагон, предназначенный для новобрачных в их свадебном путешествии. Здесь провели свою первую брачную ночь Зельда и Скотт Фицджеральд (отлично, юноша, а я и не подозревала, что под твоей кондукторской фуражкой скрываются такие познания!).

И он торжественно отпер (на этот раз уже золотым ключиком) свадебное купе.

Тотчас же выяснилось, что делать ему этого не следовало. Внутри, видите ли, буквально все было готово для взрыва чувств и чувственности. Причем я имею в виду не только большие гравюры, иллюстрирующие «Мемуары» Джиакомо Казановы, или копии рельефов из индийских храмов, нет, просто все там пылало вакхическими страстями, и свадебное ложе было разобрано, а в воздухе разливался тяжелый и непристойный аромат духов, и ангелочки в стиле рококо взбирались, словно мухи, друг на дружку, и в их взглядах светилась неумолимая похоть, а на потолке… нет, мне стыдно говорить вам о том, что там было изображено, и я попыталась помешать юному кондуктору увидеть то, что не предназначалось пока для его глаз, но попробуйте-ка помешать розам цвести! запретите соловью петь! в общем, поднял мой юный спутник голову и мгновенно получил такую порцию заразной пошлости, что покачнулся, сорвал в панике с головы кондукторскую фуражку и с виноватым вздохом «Простите, не сердитесь, барышня Соня» начал стремительно расстегиваться, чтобы показать мне наконец свою коллекцию бабочек.

Но все получилось еще хуже, чем я опасалась: безудержная юношеская атака захлебнулась в самом начале, потому что под воздействием острого приступа любви (как раз в ту самую минуту, когда и солнце начало раскаляться) кондуктор воспламенился так, что критическая отметка была преодолена, и его не смогла спасти даже довольно густая телесная консистенция. Я наклонилась, подняла то единственное, что от него осталось, и надела это себе на голову, козырьком назад, а потом торопливо покинула «Восточный экспресс», уселась в дрезину и направилась в Будков.

Там я пересела с дрезины на автобус до Тршебича, а в Тршебиче — на автобус до Йиглавы, а в Йиглаве — на автобус, привезший меня в Брно. Но прежде чем я проделала весь этот путь, жара внезапно ослабела, она лопнула, точно пузырь от ожога, и над краем пролился спасительный дождь.