Борис Федоров - 10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы

• Название: 10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы
• Автор: Борис Федоров
• Издательство: Совершенно секретно
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-39048-067-7

Издательская аннотация, 1999 г.: Борис Федоров создал движение `Вперед, Россия!`. Ему всегда хотелось видеть свою страну не на задворках мирового сообщества. Он убежден, что знает, как достичь благоденствия и процветания России. К сожалению, ему очень редко везло в политике, а его служебная устремленность на ниве сохранения российских финансов постоянно натыкалась на непонимание и противодействие. Но он продолжает — медленно, тяжко и верно. Он молод и напорист. И у него все впереди.

Андрей Илларионов, 2010 г.: За год во власти Федоров совершил невероятное: сократив государственные расходы на 20 % ВВП, он почти полностью ликвидировал чудовищный развал государственных финансов, вызванный банкротством СССР в 1991 году и политикой гайдаровского правительства в 1992 году. То, что ему удалось совершить в 1993 году, вообще говоря, немыслимо не только для одного человека, но и для целого правительства, пользующегося значительной политической поддержкой. Но Федоров смог это сделать фактически в одиночку.

http://aillarionov.livejournal.com/249770.html

---

Дело стало затягиваться и, по сути, «уходить в песок». Сейчас я понимаю, что некоторые мои сотрудники высокого уровня и часть правительственных чиновников выполняли заказ, намеренно блокировали и саботировали мои усилия.

Помню, как меня вызвали в Госдуму возмущенные депутаты, искусно «подбадриваемые» Газпромом. Наглое, но типичное для Госдумы лицемерие: депутаты прекрасно знают состояние бюджета и проблемы с выплатами учителям или военным. Тем не менее они тратят время на борьбу с теми, кто пытается эти деньги добыть.

Я спокойно вышел на трибуну и без лишних эмоций рассказал бывшим коллегам-депутатам, что действую исключительно в соответствии с законами, принятыми парламентом. Если кто-то не платит налоги, я обязан применять санкции. Не нравится — измените закон и напишите, что с Газпрома налогов брать нельзя. Такой подход несколько отрезвил и разочаровал наших парламентариев.

Кто-то стал кричать: «Не надо с ним разговаривать. Он исполнитель. Давайте вызывать главных виновных». Н.Рыжков напирал на низкий статус руководителя Госналогслужбы, который, по его «компетентному мнению», сам ничего никогда не делает: «Они бы нам еще дворника прислали». Лишний раз убедившись в ограниченности мышления Н.Рыжкова, я с удовлетворением и хладнокровно покинул зал. Этот раунд мы выиграли.

Должен оговориться: лично я очень люблю Газпром как ведущую и, вероятно, лучшую российскую компанию и даже владею небольшим пакетом его акций (при приходе в правительство задекларировал). Я встречался с Р.Вяхиревым в 1997 году, когда от имени группы довольно крупных акционеров выразил полную поддержку руководству Газпрома.

Встречались мы и в момент кризиса отношений 1998 года и в 1999 году, и я не заметил какого-то слишком негативного отношения с его стороны.

Я абсолютно уверен, что наши действия были выгодны и самому Газпрому, так как побуждали его наводить порядок у себя внутри. Другое дело, что далеко не все руководители правильно понимали ситуацию и стратегию Газпрома.

Например, многие не понимали, почему Р.Вяхирев терпит в своих заместителях П.Родионова, который своим языком и действиями наносит ущерб компании. Человек, который слишком много болтает о макроэкономике (другая его любимая тема — личность Е.Ясина), только дискредитирует Газпром.

Я уверен, что если бы был наведен хотя бы относительный порядок в Газпроме, РАО «ЕЭС», МПС, нефтяных гигантах, то это заставило бы тысячи других компаний работать по-иному. В этом смысле судьба реформ в России всегда была в значительной степени в руках всего нескольких крупнейших монополий, которые, прекрасно существуя за счет огромных ресурсов страны, сами для реформ в России почти ничего не сделали.

17 АВГУСТА 1998 года

До 17 августа я не был вовлечен в процесс разработки и осуществления макроэкономической политики России и занимался исключительно налогами. Единственное, что С.Кириенко забрал у М.Задорнова и передал мне, — налоговая политика. Да у меня и не было времени детально анализировать общую экономическую ситуацию (теперь об этом жалею).

Например, в дискуссиях с МВФ меня ставили в известность только о налоговых вопросах. Тем не менее многое в экономической политике меня удивляло и тревожило. Так, мне было непонятно, почему — при живом вице-премьере по экономике — представителем на переговорах с МВФ был председатель РАО «ЕЭС» А.Чубайс. Он ведь юридически и фактически не отвечал за реальные действия правительства. Зачем тогда были нужны С.Кириенко, В.Христенко?

Я помню, как на совещании у А.Чубайса зашел разговор о Налоговом кодексе и я прямо заявил, что мне такой кодекс не нужен (а он тогда считался важнейшим приоритетом). Для собравшихся там «макроэкономистов» это было откровение. Я был еще на паре совещаний по общим экономическим вопросам, и меня поразили отсутствие целеустремленности, самоуспокоенность, непрофессионализм.

В программе МВФ в то лето были предусмотрены меры вроде отключения нефтяных компаний от «трубы» (что еще более снижало налоговые поступления) или многочисленные проекты законов, которые надо было внести в Госдуму. От проекта до закона в нашей Госдуме может пройти вечность, если нет прямого политического или материального интереса.

Мне давно не нравилась неадекватная политика Центрального банка, а мои критические замечания испортили отношения с его руководством. И более того: у меня не было цифровых и аналитических данных, и я не мог оценить глубину надвигающегося кризиса. Я был слишком погружен в текучку Госналогслужбы и поглощен налоговой тематикой.

Однако к середине августа становилось ясно, что в результате глубокого кризиса доверия положение на финансовых рынках быстро ухудшается. Центробанк стремительно терял валютные резервы и все больше вступал в конфликт с правительством (никто не хотел быть козлом отпущения). Пакет помощи МВФ, срочно организованный А.Чубайсом, уже не помогал. Инвесторы начали паниковать, и вся зыбкая конструкция экономической и валютной политики зашаталась.

До меня стали доходить слухи, что планируется нечто нехорошее в области ГКО — в частности, полный отказ от уплаты внутреннего долга. Меня это обеспокоило: такого рода действия всегда приводят к политическому кризису.

В пятницу 14 августа 1998 года я позвонил С.Кириенко и попросил аудиенции. В субботу утром я приехал к нему на дачу и попытался разъяснить, что кое-что еще можно и нужно сделать. Моя краткая записка не решала многие вопросы, но тогда и предположить нельзя было, что они одновременно могут провести дефолт, девальвацию и объявить странный мораторий.

Моя записка завершалась словами о том, что предлагаемые действия правительства означают политическое самоубийство. Надо хотя бы немного знать Б.Ельцина, его психологию и возможную реакцию. После его твердых слов в Новгороде о том, что девальвации не будет (за четыре дня до заявления), ждать пощады не приходилось. Хотя я абсолютно уверен, что С.Кириенко информировал Президента о своих действиях. Позже он это подтвердил в одном из своих интервью. Другое дело, поняли ли в Кремле то, о чем он говорил.

Мы час ходили по территории премьерской дачи, и я пытался убедить С.Кириенко не принимать поспешных решений, попытаться смягчить остроту кризисных тенденций. Мне было ясно, что руководство Центрального банка и Минфина неадекватно оценивали общую ситуацию и проявляли чудовищную некомпетентность. Я считал, что их надо менять — без этого доверия не возродишь. С.Кириенко молча выслушал. Чувствовалось, что решение уже принято.

Когда я собирался уезжать, на дачу приехали С.Дубинин, С.Алексашенко, А.Потемкин, М.Задорнов, О.Вьюгин, Е.Гайдар, А.Чубайс, то есть та группа, которая, видимо, и готовила решения 17 августа 1998 года. Решающую роль в ней играли руководители Минфина и Центрального банка. Е.Гайдар и А.Чубайс совершили трагическую оплошность, ввязавшись в проблемы, истинных размеров которых они не могли четко представлять.

Часа через два мне позвонил С.Кириенко и попросил вернуться на дачу. В зале за большим столом сидели все те же люди с весьма мрачными лицами. Поскольку я не знал о том, что они обсуждали, мне не дали никаких фактов, цифр или проектов), то мне было трудно возражать. Тем не менее высказал свою позицию.

Это вызвало раздражение присутствующих, особенно центр о банковцев. Минфиновцы больше помалкивали, но у М.Задорнова, как обычно, был весьма оптимистичный вид. Подумаешь, кризис!

Прилично вели себя только Е.Гайдар и А.Чубайс, которые, как и я, на самом деле не могли по-настоящему «чувствовать» проблему, не будучи у реального штурвала экономики.

Здесь я позволю себе отступление. Именно тогда до меня дошла чудовищная некомпетентность и непрофессионализм некоторых из присутствующих, прежде всего М.Задорнова и С.Алексашенко, которые не вполне понимали даже простейшие принципы рыночной экономики (М.Задорнов). Самую большую проблему представлял С.Алексашенко, который фактически управлял Центральным банком при каком-то странном самоустранении С.Дубинина.

Талантливый экономист С.Алексашенко когда-то был простым сотрудником Е.Ясина, работал с ним у Л.Абалкина в Советском правительстве и в Экспертном институте, созданном при Союзе промышленников и предпринимателей А.Вольского. В 1993 году я взял его в Минфин, и он был неплохим заместителем министра.

Однако уже тогда я замечал, что он психически весьма неустойчив и страдает комплексом неполноценности. В 1990 году он постоянно жаловался, что «старшие» отняли у него всю славу написания программы «500 дней». Г.Явлинский тогда же рассказывал, что С.Алексашенко использовал общий отчет об их командировке в Польшу для опубликования своей статьи (я тогда не поверил).

В 1993 году он несколько раз мне говорил, что должен быть рангом не ниже первого заместителя министра финансов. Теперь у него активно развивался другой комплекс — величия. Я поручил ему думать над проектом налоговой реформы, а он заносчиво заявил, что никакая реформа не нужна. В 1996–1998 годах я обращался к нему по конкретным вопросам, но ни разу ничего не было решено.