Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

• Название: Загадка Ватикана
• Автор: Фредерик Тристан
• Издательство: Ника-Центр
• Жанр: Детектив
• Год: 1998
• ISBN: 966-521-080-7

Первый том избранных произведений современного французского писателя Фредерика Тристана (род. в 1931) включает одно из его наиболее известных и увлекательных произведений — «Загадка Ватикана». Роман, написанный в редком жанре интеллектуального детектива, с первых страниц захватывает неожиданными переплетениями эпох и судеб, сомнительной правды и искрометной лжи, религиозного догматизма и безудержных фантазий. Словно в пестром хороводе, мелькают боги и дьяволы, агенты спецслужб и фанатичные служители церкви, политические интриганы и ловкие фальсификаторы. Автор создает поистине вольтерьянскую сатиру, направленную против ортодоксального мировоззрения.

Сложный путь проходят герои романа, пытаясь расшифровать старинную рукопись, обнаруженную в Ватиканской библиотеке…

---

Фредерик Тристан

_________

Загадка Ватикана (роман)

Жану-Мишелю Сальку

Я знаю один греческий лабиринт — это обыкновенная прямая линия. На этой линии сбилось с пути такое множество философов, что немудрено, если там заблудится и самый опытный сыщик.

Хорхе Луис Борхес «Смерть и буссоль»

Глава первая

Из которой мы узнаем о существовании «Жития» и об усилиях, предпринятых Адрианом Сальва, чтобы отыскать рукопись

— Профессор! Профессор! Мы ее нашли! Мы ее обнаружили!

С такими криками и в до крайности возбужденном состоянии ворвался в клуб, где до его появления царила глубокая тишина, апостольский нунций монсеньор Караколли. Конечно, никому не было позволено шуметь в зале, где посетители обычно предавались глубоким размышлениям, смаковали «Фернет Бранка»[1] и читали «Оссерваторе романо»[2], но еще поразительнее, что нарушил этот неписаный закон не кто иной, как один из членов Римской курии.

К счастью, в эти полуденные часы папский клуб был почти совершенно пуст. И только профессор Адриан Сальва, который сидел, глубоко погрузившись в одно из знаменитых кожаных кресел библиотеки, стал свидетелем этого невиданного нарушения господствующих здесь правил приличия. Что же касается двух слуг во фраках и белых перчатках, то они, даже если и были удивлены, ничем этого не обнаружили.

Лицо нунция было окрашено в тот же розовато-лиловый цвет, что и его сутана, и в этом прохладном месте являло неоспоримое доказательство знойной жары, которая господствовала на улице. И как бы старательно ни утирался почтенный прелат носовым платком, который своими размерами не уступал платку ярмарочного торговца, пот обильными струями истекал изо всех пор его кожи, свидетельствуя о том, что не только полуденный зной был причиной такого обильного потоотделения. Дело в том, что апостольский нунций бежал. А чтобы апостольский нунций бросился бежать, надо или поджечь Ватикан, или сделать сногсшибательное открытие, грозящее разрушить самые устои папского престола.

— Что случилось? — спросил Сальва, выпуская изо рта струю тошнотворного дыма — профессор курил одну из своих печально знаменитых мексиканских сигар.

— Пых! Пых! — запыхтел нунций, которому никак не удавалось отдышаться.

— И в чем же все-таки дело? — настойчиво поинтересовался профессор, которого начало уже немного тревожить странное поведение Караколли.

— Трактат… То есть я имею в виду «Житие»… «Житие Базофона»… То есть я хотел сказать, «Житие святого Сильвестра»… Профессор! Мы его нашли!

Сумев, хотя бы вот так путано, объяснить причину своего возбуждения, монсеньор Караколли совершенно неожиданно разразился веселым смехом, а это, бесспорно, свидетельствовало о том, что его обычное душевное равновесие серьезно нарушено. Не помню, отметили ли мы, что это был человек маленького роста и очень тучный? Надеюсь, читатель понял это из того, как обильно потел апостольский нунций. Ведь давно известно, что люди высокие и худые гораздо суше, нежели пузатые, а следовательно, их потовые железы выделяют жидкость более экономно. Как бы там ни было, округлость епископа считалась необходимым условием дипломатической сноровки, так как худые, по мнению критически настроенных лиц, слишком похожи на Торквемаду и других столпов Святейшего Престола, которые давно вышли из моды.

— Понятно, — сказал Сальва. — А где оно было — в папке «Scala Coeli»[3] Иоанна Гоби, не так ли?

— Вы совершенно правы, в «Scala Coeli». Как вы и предполагали. Che prescienza[4]! А мы сколько лет искали ее в «Патрологии» Миня и в апокрифах! О глупцы! Как непростительно, как по-идиотски мы ошибались!

С этими горестными причитаниями нунций опустился всем своим исполненным тучного достоинства телом в одно из знаменитых кресел — оно стояло как раз напротив не менее известного в своем роде кресла, в котором утопал профессор.

— Успокойтесь, — произнес последний, откусывая кончик «Чилиос и Короны»[5] (он получал их из Оаксаки в пакетах по сотне штук). — «Житие Сильвестра» не могло находиться нигде, кроме как в самом очевидном месте, до такой степени очевидном, что никто не догадался бы там его искать. Это принцип «украденного письма», открытый еще Эдгаром По.

— Кто украл письмо? — осведомился прелат, чьи литературные познания, впрочем, достаточно глубокие, никогда не пересекали границу тринадцатого века и которому вдобавок стоило таких усилий сообщить необычайную новость, что в его мозгу на какое-то время образовался абсолютный вакуум.

К счастью, именно в эту минуту один из слуг во фраке и в белых перчатках почтительно наклонился к Караколли, чтобы спросить его, чего он изволит пить, каковое обстоятельство помешало профессору дать пространную лекцию по англосаксонской литературе. Хотя вопрос официанта во фраке имел чисто символическое значение, поскольку всем было хорошо известно, что нунций, как и все члены понтификального клуба, никогда не заказывал никакого другого напитка, кроме «Фернет Бранка», на что уважаемый читатель, надеюсь, уже обратил свое внимание.

Пожалуй, мы сделаем здесь короткое отступление, отнюдь не излишнее, рассказав о свойствах вышеупомянутого напитка, который иные лица имеют неосторожность критиковать, находя его горький привкус отвратительным. Однако когда распространился слух, что Святейший Отец каждый вечер, после молитвы и прежде чем лечь в постель, выпивает стакан этого укрепляющего зелья, весь папский двор почел своим долгом последовать его примеру. Что это было — своеобразный способ причащаться или прием лекарства? Но факт остается фактом: никто не мог вступить в клуб «Agnus Dei»[6], не приняв правил этого ритуала. Благородное зелье разрешалось разбавлять мятной или содовой водой. Зимой его разогревали до кипения и пили с лимоном. Кое-кто тайком смешивал его с кока-колой или с ромом. Несколько редких фанатиков предпочитали употреблять его с пивом. Сальва, чье мягкое нёбо с давних пор было развращено смакованием дыма от сигар «Чилиос», дул его, как дуют русские водку — одним глотком опрокидывал полный бокал и громко крякал от удовольствия.

Нунций Караколли обмакнул губы в ликер с осторожностью крысы, которая пробует сыр, потом, подергивая запястьем, стал пить порывистыми глотками, тихо и довольно взвизгивая. Без сомнения, «Фернет» обладает также противопотными свойствами, потому что как только святой прелат к нему приложился, его лицо из фиолетового стало почти зеленым, хотя это, конечно же, не был его натуральный цвет. Однако когда нунций отставил бокал, он, казалось, полностью восстановил спокойствие духа, о чем Сальва догадался, заметив огонек лукавства, блеснувший в его взгляде.

— Итак, дорогой профессор, надо приступать к переводу. Хотя я бросил на этот документ лишь один мимолетный взгляд, я смог убедиться, что он написан на латыни еще более убогой, чем та, на которой составлены «Vitae patrum»[7]. Некоторая в своем роде окрошка латыни, если хотите.

— Столетие? — спросил Сальва.

— Пых, пых… Одиннадцатое, не раньше, как мне кажется. Но до Вораджине[8], это уж точно. Каллиграфия — прописными каролингскими буквами.

— Работа доминиканцев?

Караколли не испытывал особой симпатии к братьям Доминика, но должен был признать, что именно в их среде были искусно обработаны еще в Средние века все известные нам легенды о святых угодниках. А потом, разве Джакомо ди Вораджине, автор «Золотой легенды»[9], не стал в конечном счете архиепископом Генуи, где и правил в 1290-е годы, что ставило его на одну епископскую ногу с нунцием и внушало к нему особое уважение.

— Его Святейшество предупрежден? — спросил Сальва, зная наверняка, что папа имел несколько из своих бесчисленных ушей также и в XXIII зале Ватиканской библиотеки, который назывался залом Льва XIII, где и была обнаружена рукопись.

— В то время как я спешил к вам, уважаемый профессор, каноник Тортелли отправился к личному секретарю кардинала Бонино, который посоветовал ему немедля…

— Отлично, — прервал его Сальва, поднимая свою внушительную тушу из кресла. — Рукопись осталась лежать в папке «Scala Coeli», не так ли?

— Как вы меня и просили, профессор…

— Идемте туда.

И прежде чем нунций сумел высвободиться из своего глубокого кресла, Адриан Сальва уже вышел из зала, нервно попыхивая сигарой.

Мне неизвестно, отважился ли мой читатель, при всей его осведомленности, проникнуть в святая святых Ватиканской библиотеки, знаменитый зал Льва XIII, отведенный для запрещенных рукописей. Хотя это название «запрещенные рукописи» вводит в заблуждение. В действительности имеются в виду рукописи, которые никто никогда не открывал и поэтому они не внесены ни в один каталог. А почему их никто никогда не открывал? Потому что когда-то, еще в давние времена, их содержание было объявлено предосудительным, они были запечатаны и внесены в секвестр, получив каждая свой порядковый номер. Но при отсутствии списка, который бы соответствовал этой нумерации, никто не знает, какие документы лежат под тем или иным номером.