Константин Сапожников - Солоневич

• Название: Солоневич
• Автор: Константин Сапожников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03693-2

Иван Солоневич, самый популярный публицист Русского Зарубежья 1930–1940-х годов, прошёл через испытания революциями, войнами, лагерями и ссылкой. В современной России, стоящей перед выбором своего пути развития, идейное наследие Солоневича всё чаще оказывается в центре острых дискуссий. Монархия, православие, народ — эту триаду Солоневич считал залогом успешного развития России, обобщив свои взгляды в фундаментальном труде «Народная Монархия». Задолго до «Архипелага ГУЛАГ» Иван Солоневич написал книгу «Россия в концлагере», которая стала «его вторым паспортом» в эмиграции. Тем не менее она не спасла его от подозрений. Если в СССР Солоневич был антисоветчиком и «контрой», то в эмиграции распространялись слухи о его сотрудничестве с НКВД и даже с гестапо. Кто же он был на самом деле? О непростой судьбе Ивана Солоневича, о его сопротивлении русскому раздраю XX века, о причинах его затянувшегося возвращения на Родину рассказывает эта книга.

знак информационной продукции 16+

---

После карантина в Йоэнсуу Иван и Юрий Солоневичи были отправлены в Гельсингфорс (Хельсинки). Там члены «весёлой компании» вновь оказались вместе.

Борис описал ту памятную встречу: «Мягкий автомобиль мчит меня по нарядным, чистым улицам города. Да, это тебе не чёрный ворон и ОГПУ. Большое здание. Центральная политическая тюрьма. В комнате ожидания меня просят присесть. Нигде нет решёток, оружия, часовых. Чудеса! Проходит несколько минут, и в дверях показывается низенькая, толстенькая фигура начальника русского отдела политической полиции, а за ним… Боже мой! За ним — массив плеч брата, а ещё дальше — смеющееся лицо Юры! Обычно строгое и хмурое лицо нашего политического патрона сейчас мягко улыбается. Он сочувственно смотрит на наши объятия, и когда наступает секунда перерыва в наших вопросах и восклицаниях, спокойно говорит:

— О вас получены лучшие отзывы и правильность ваших показаний подтверждена. Господа, вы свободны».

9 сентября 1934 года Солоневичи, переполненные победной эйфорией, въехали в Гельсингфорсе в свою «первую буржуазную квартиру» на Кормунсгаттан, 16, через год после той драматической ночи, когда они были схвачены чекистами в вагоне Мурманской железной дороги. Эйфория Солоневичей, их благодарные слова в адрес Финляндии и финнов были понятны. Им казалось, что «на вольной земле» они в безопасности: «…нет ни ГПУ, ни лагеря, ни 19-го квартала, нет багровой тени Сталина и позорной необходимости славить гениальность тупиц и гуманность палачей».

Написав эти эмоциональные слова, Иван ошибся только в одном — ГПУ в Финляндии всё-таки было. Под крышей полпредства действовала резидентура, а в эмигрантской среде — надёжная агентура, которая незамедлительно взяла «под колпак» беглецов из Совдепии. Замначальника ИНО НКВД Слуцкий[55] направлял полученную информацию о Солоневичах Ягоде. В обязательном порядке с нею знакомили руководство Управления НКВД по Ленинградской области.

В финской политической полиции с большим «резервом» отнеслись к удачливости Солоневичей. Финны были высокого мнения о работе чекистов по обеим сторонам границы. Успешный её переход членами одной семьи, причём на разных участках, вызвал скептические оценки и комментарии по всей «вертикали» власти. Мнение было почти единодушным: если на НКВД не работает вся «семейка» целиком, то хотя бы один из неё — без всякого сомнения!

Подозрения пали в первую очередь на Бориса. В ходе финских допросов он откровенно рассказал, что работал инструктором в спортивном обществе «Динамо», то есть тесно общался с чекистами. Финнам трудно было поверить, что на подобную работу приняли человека без соответствующих заслуг перед НКВД. Рассказам Бориса о том, что он сражался на стороне белых и вёл подпольную антисоветскую работу, опираясь на скаутское движение, не поверили, сочтя эти утверждения специально подготовленной легендой.

В отношении Ивана финны к общему мнению не пришли. Одни считали его своего рода отвлекающей фигурой, прикрывающей брата-чекиста. Другие полагали, что чекистами являются оба брата, причём Иван выполняет в группе роль комиссара. Наиболее «дальновидные» финские контрразведчики предположили, что в НКВД приступили к реализации очередной операции типа «Трест» и что братья — хорошо подготовленные провокаторы в духе печально прославившегося Опперпута. Эти соображения побудили финскую охранку установить за Солоневичами наблюдение. Завуалированный интерес со стороны властей был замечен братьями. Иван не без иронии охарактеризовал его как «трогательно-заботливое крылышко финской полиции».

О своих выводах и подозрениях финны сообщили в доверительном порядке генералу С. Ц. Добровольскому, который в Гельсингфорсе возглавлял РОВС. Была и просьба: организовать дополнительный присмотр за братьями.

Новость о прибытии очередных беглецов из Советского Союза быстро облетела русскую колонию. По заведённому порядку им помогли деньгами (на минимальные нужды), питанием, снабдили, по словам Ивана, «кое-каким европейским одеянием, но оно было и узко, и коротко; наши конечности безнадёжно вылезали из рукавов и прочего, и общий наш вид напоминал ближе всего огородные чучела».

В 1938 году, подводя итог четырём годам эмигрантской жизни, Иван вспоминал о помощи русского эмигрантского комитета в Гельсингфорсе с разочарованием: «Нами не поинтересовался никто». В самые неустроенные и голодные дни пребывания в Гельсингфорсе Солоневичи обратились в комитет с ходатайством о получении одноразовых обедов. Этот опыт эмигрантской благотворительности был, по словам Ивана, самым унизительным в его жизни: «Здесь, в Гельсингфорсе, это было очень обидно и оскорбительно. Аристократическая мадам, заведовавшая выдачей талонов, — а талоны, собственно говоря, отпускались финским правительством, — не нашла ничего лучшего и более умного, как прочесть мне лекцию о пользе и необходимости труда. Я не послал её к чёртовой матери из соображений, о которых не стоит здесь говорить. Но талонный период продолжался всего шесть дней. Потом неожиданно пришли первые гонорары, и моё знакомство с общественным комитетом было закончено уплатой ему долга за 18 съеденных нами обедов».

Вопрос о хлебе насущном оставался актуальным. Чтобы восстановить прежний вес, отцу и сыну потребовалось несколько недель. Несмотря на свойственную Ивану браваду здоровьем и силой, он в книге «Россия в концлагере» не без горечи написал:

«Вот я, из крепчайшей мужицко-поповской семьи, где люди умирали „по Мечникову“, их клал в гроб „инстинкт естественной смерти“; я в своё время один из сильнейших физически людей России — и вот в 42 года я уже сед. Уже здесь, за границей, мне в первые месяцы после бегства давали 55–60 лет».

По «политической линии» первыми связались с Солоневичами младороссы[56]. По мнению Ивана, «не для информации о России, а для вербовочной кампании в пользу второй советской партии». К этому времени у него уже сложилось представление о младоросской партии и её эклектичной идеологии. Иван был уверен в том, что младороссам до власти в России не добраться. Слишком пассивную позицию они занимают в отношении коммунистического режима, слишком расшаркиваются перед его главарями. По оценке Ивана, лидер младороссов — князь Александр Казем-Бек[57] ещё в самом начале своего «партийного строительства» стал заискивать перед коммунистическим режимом. В 1928 году, выступая на съезде Союза младороссов, он пусть с оговорками и оглядкой, но пропел панегирик тем, кто захватил Кремль:

«У нас привыкли осуждать людей, возглавлявших большевизм в России… Ненависть к ним понятна и человечна. Но за уничтожающей критикой, за отрицанием безоговорочным и злобным мало кто сумел найти в себе крупицу объективности… Оставим в покое большевиков. Мало кто имеет право корить их. Преступление было совершено до них, и всем хорошо известны имена людей, на которых лежит бремя чудовищной ответственности»[58]…

Младороссы проявили незаурядную политическую смелость, объявив себя «второй советской партией» и выдвинув лозунг «Царь и Советы». Ведь, по их логике, большевизм — это итог российской истории, и его так легко не переступить. Младороссы выступали за сохранение достижений советской системы в социальной сфере, за планово-рыночное ведение хозяйства — по схеме «снизу вверх» и «сверху вниз». Координировать эти «встречные планы», по замыслу Казем-Бека, должен был «Всеимперский совет народного хозяйства», который, по заключению Ивана, был ещё одним «реверансом» — на этот раз в сторону «передового опыта советского хозяйствования».

Визит младороссов к Солоневичам завершился ничем. Их не заинтересовали амбициозные планы Казем-Бека по перестройке России с позиций ожидания её «эволюционной трансформации». Не слишком ли долго придётся ждать? Очевидным было и другое: бежать из СССР и попасть в объятия «второй советской партии» — было бы политическим нонсенсом!

Каждый из Солоневичей имел, как говорят сейчас, свой «проект» на жизнь в эмиграции. Иван собирался издавать газету, чтобы поведать Русскому Зарубежью правду о Советском Союзе. Борис мечтал об активном участии в эмигрантской политической жизни и борцовских турнирах (для заработка). Идею налаживания газеты он воспринял с энтузиазмом. Наконец-то их имена зазвучат во всю мощь! Юрий хотел поступить в художественную академию. Отец поддерживал его: «Нашей газете потребуется хороший художник»…

Борис (по собственной инициативе) стал «министром внешних сношений» семьи Солоневичей. Он писал письма, заводил контакты, «зондировал почву». Иван погрузился в работу над «Россией в концлагере», почти не отвлекаясь на побочные дела, считая, что его будущая книга о «лагерной жизни» в СССР поможет им преодолеть недоверие Русского Зарубежья. Настороженность, а порой и недоброжелательность «русской белой колонии» в Финляндии Солоневичи воспринимали без особых переживаний. У них были свои планы, заискивать перед эмиграцией они не собирались. Резидентура НКВД в Гельсингфорсе сообщила в Москву, что в тройке беглецов только Борис «проявляет повышенную инициативность», налаживая «рабочие контакты» и с НСНП[59], и с РОВСом, и с другими организациями, а Иван Солоневич «связей с активной эмиграцией не ищет и не поддерживает».