Константин Сапожников - Солоневич

• Название: Солоневич
• Автор: Константин Сапожников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03693-2

Иван Солоневич, самый популярный публицист Русского Зарубежья 1930–1940-х годов, прошёл через испытания революциями, войнами, лагерями и ссылкой. В современной России, стоящей перед выбором своего пути развития, идейное наследие Солоневича всё чаще оказывается в центре острых дискуссий. Монархия, православие, народ — эту триаду Солоневич считал залогом успешного развития России, обобщив свои взгляды в фундаментальном труде «Народная Монархия». Задолго до «Архипелага ГУЛАГ» Иван Солоневич написал книгу «Россия в концлагере», которая стала «его вторым паспортом» в эмиграции. Тем не менее она не спасла его от подозрений. Если в СССР Солоневич был антисоветчиком и «контрой», то в эмиграции распространялись слухи о его сотрудничестве с НКВД и даже с гестапо. Кто же он был на самом деле? О непростой судьбе Ивана Солоневича, о его сопротивлении русскому раздраю XX века, о причинах его затянувшегося возвращения на Родину рассказывает эта книга.

знак информационной продукции 16+

---

Планируя побег в Финляндию, Солоневичи не могли не думать о судьбе близких. Репрессивные меры властей в отношении родственников были неизбежны. Летом 1931 года Иван с семьёй съездил на несколько дней к отцу в Ялту, не столько для отдыха, сколько для того, чтобы посвятить его в планы бегства. Иван признался, что удерживает его только одно: опасения, что карательные органы отыграются за их бегство на близких родственниках.

— Вы можете пострадать по нашей вине, — сказал Иван.

— Обо мне не беспокойся, — прервал его отец. — Мне бояться нечего. Я уже прожил свою жизнь. Будь я моложе, пошёл бы с вами. Раз вы решили, идите до конца. Вы сильные — сможете вырваться…

Лукьян Михайлович жил с детьми, без хозяйки: жена умерла в Екатеринодаре в 1920 году от тифа. Детей было четверо: сын Евгений (1905), дочери — Софья (1909), Зинаида (1915) и Любовь (1920)[45]. После переезда в Крым Евгений возглавил артель рыболовов. Софья, как старшая, обстирывала и кормила семью, ухаживала за отцом. Сам Лукьян имел небольшое «приусадебное» хозяйство, изготавливал в домашних условиях кефир, который продавал курортникам. К слову сказать, «кефирную закваску» отца Иван взял с собой в первый побег, планируя наладить на каком-нибудь литовском или латвийском курорте его коммерческое производство.

Драматична история провалившихся побегов Солоневичей. В книге «Россия в концлагере» Солоневич подробно рассказал о них. Первую попытку предприняли в сентябре 1932 года. Летом того года Иван сделал пешую разведку к финской границе от станции Кивач Мурманской железной дороги до села Койкоры на реке Суне. Он не дошёл до границы вёрст двадцать. Около Койкор его подцепили сельские активисты-комсомольцы, и ему стоило очень большого труда вырваться из этой разведки. Однако маршрут был подобран, досконально изучен и, по словам Ивана, «группа шла наверняка». В организации этого пробного похода Ивану помогала его давняя ленинградская знакомая Анастасия Наумова, участница скаутского движения в прошлом и, как отмечено в материалах разработки Солоневича, «его сожительница» в конце 1920-х — начале 1930-х годов (по оценке чекистов, политической основы в отношениях Ивана с нею «не просматривалось»).

Солоневич вспоминал, что группа была вооружена до зубов: «У меня был тяжёлый автоматический дробовик браунинга 12-го калибра, у Юры такого же калибра двустволка. Патроны были снаряжены усиленными зарядами пороха и картечью нашего собственного изобретения, залитой стеарином. По нашим приблизительным подсчётам и пристрелкам, такая штуковина метров за сорок и медведя могла свалить с ног. У Бориса была его хорошо пристрелянная малокалиберная винтовка. Вооружённые этаким способом, мы могли не бояться встречи ни с чекистскими заставами, ни с патрулём пограничников».

В группу помимо Ивана, Юрия, Бориса и Ирины Пеллингер входили Елена Леонардовна Пржиялговская, аристократическая дама с польско-литовскими предками, муж которой Иосиф Антонович был другом Ивана ещё с дореволюционных лет, и бухгалтер Степан Никитич Никитин. Последние двое были полезны Солоневичам тем, что имели за границей богатых родственников, которые обещали помочь беглецам после пересечения границы.

Группа выехала к границе под легендой туристов-охотников, которые собирались отдохнуть и поохотиться в Карелии. Иван запасся командировочными удостоверениями от редакций столичных газет, подтверждавшими его журналистскую миссию: сбор материалов для подготовки репортажей о северном крае. У местного рыбака арендовали лодку, и группа, проплыв по реке Суна, добралась до озера Суоярви и оттуда, от водопада Кивач, — наземным путём, — двинулась через лесные чащи в сторону Финляндии, до которой было около 150 километров.

По расчётам Ивана, до границы можно было добраться за неделю. И возможно, так оно и было бы, если бы не три роковых фактора: неожиданно холодная погода с непрерывными дождями (вопреки прогнозам метеослужбы), магнитные аномалии («компасы там врут как нанятые») и внезапная болезнь Ивана. Борис вспоминал, что напряжение последних перед побегом месяцев не прошло даром для брата — он разболелся настолько серьёзно, что продолжать трудный путь было невозможно… О том, чтобы оставить больного брата где-нибудь на дороге и уйти самому, не могло быть и речи. После пяти дней блужданий группа с трудом выбралась из зоны непролазных болот. Было решено повторить попытку в следующем году.

Иван «затаился» в Салтыковке. В редакциях газет и журналов его репортажей о Карелии не дождались. Причина была понятной: стоит ли в очередной раз демонстрировать свой интерес к приграничным зонам? Без постоянной работы и гонораров Иван перешёл на строгий режим экономии. Жил с Юрой на получаемые через Торгсин переводы от Тамары. Если они задерживались, продавал вещи: фотоаппараты, объективы к ним, наручные часы, а также коллекционные серебряные талеры, когда-то приобретённые на одесской толкучке на чёрный день.

Весной 1933 года Иван Солоневич вновь взялся за подготовку побега. Не обошлось без неприятных сюрпризов и на этот раз. У Юры воспалился аппендикс! Его оперировали, и это означало, что побег надо было отложить на август — сентябрь. Пока переносились сроки побега, несколько изменился состав группы. К ней подключился «бывший офицер» Николай Бабенко. С «Николасом» познакомила Солоневича Пржиялговская. Своего супруга-алкоголика Елена Леонардовна ни во что не ставила и, находясь в бальзаковском возрасте, заводила частые интрижки на стороне. Последним её «завоеванием» был «неотразимый Николас», который «признался» ей, что был царским офицером и в годы Гражданской войны воевал «на той» стороне. Откровения любовника потрясли Пржиялговскую, и она в ответ поведала ему о своём секрете — участии в подготовке побега. Она была счастлива, узнав, что её «интимный друг» тоже мечтает «об уходе на Запад»!

Солоневичи доверяли Елене Леонардовне. Симпатий к советской власти она не испытывала, хотя от критических заявлений воздерживалась даже в заведомо «антисоветской компании». Дав согласие на участие Пржиялговской в «группе побега», Иван Солоневич сомневался только в одном: выдержит ли 45-летняя женщина тяготы блужданий по лесам и болотам? Но брать её стоило: в Литве у неё было родовое имение, в котором братья намеревались (с её предварительного согласия) на время поселиться в качестве арендаторов. Кто мог предположить, что Пржиялговская, несмотря на все призывы «соблюдать конспирацию», посвятит в дело «душку Николаса»!

Бабенко появился в Салтыковке в июне 1933 года. Пржиялговская представила его Ивану, заявив как ни в чём не бывало, что «Коленька в курсе всех планов», что он надёжен, смел и будет полезен во всех отношениях. Бабенко скупо рассказал о себе: «Я — белый офицер, старый охотник, принципиальный враг режима», — и сообщил, что намерен взять «в побег» двуствольное ружьё, собаку и подробную карту Карелии. И самое главное: он обещал добыть деньги на обеспечение группы.

Прошло несколько недель, и Пржиялговская выкинула очередной фортель. Она сказала, что не может рисковать здоровьем, плутая по Карелии, и потому остановилась на легальном варианте выезда — через Интурист. Бабенко в группе остался. Его цепкий интерес ко всем деталям подготовки побега беспокоил братьев. Нехорошие предчувствия в отношении Бабенко у Ивана усилились, когда стало ясно, что «бывший офицер» не слишком соответствует «образу человека» с фронтовым опытом: «Зашёл разговор об оружии, и Бабенко сказал, что он в своё время много тренировался на фронте в стрельбе из нагана и что на пятьсот шагов он довольно уверенно попадал в цель величиной в человека. Этот „наган“ подействовал на меня как удар обухом. На пятьсот шагов наган вообще не может дать прицельного боя, и этого обстоятельства бывший артиллерийский офицер не мог не знать».

Иван решил оставить всё так, как есть, действовать по плану, успокаивая себя следующими размышлениями: «Если Бабенко — сексот, то всё равно мы уже „под стёклышком“, всё равно где-то здесь же, в Салтыковке, по каким-то окнам и углам, торчат ненавистные нам агенты ГПУ, всё равно каждый наш шаг — уже под контролем… С другой стороны, какой смысл Бабенке выдавать нас? У г-жи Е. в Польше — весьма солидное имение[46], Бабенко — жених г-жи Е., и это имение, во всяком случае, привлекательнее тех тридцати советских сребреников, которые Бабенко, может быть, получит — а может быть, и не получит — за предательство».

Как вспоминал Иван, «это было очень тяжёлое время неоформленных подозрений и давящих предчувствий. В сущности, с очень большим риском и с огромными усилиями, но мы ещё имели возможность обойти ГПУ: ночью уйти из дому в лес и пробираться к границе, но уже персидской, а не финской, и уже без документов и почти без денег. Но… мы поехали. У меня было ощущение, точно я еду в какой-то похоронной процессии, а покойники — это мы все».