А. Горбунов - Анатолий Тарасов

• Название: Анатолий Тарасов
• Автор: А. Горбунов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015

С именем Анатолия Владимировича Тарасова (1918-1995) связана эпоха грандиозных побед хоккейной сборной СССР и хоккейного клуба ЦСКА в 1960-е — начале 1970-х годов. Первым из европейцев и первым тренером вообще он был принят в 1974 году в хоккейный Зал славы в Торонто — а это высшая честь в хоккейном мире, которой удостаивались немногие, особенно в те годы. В то же время едва ли найдется в истории отечественного спорта фигура более противоречивая и вызывающая столько споров и полярных суждений, как Тарасов. Одни боготворят его, называя «отцом русского хоккея», другие обвиняют в интригах и саморекламе. Но масштаб того, что было совершено им, признают все. О личности выдающегося тренера и о достижениях советского хоккея «золотого» десятилетия рассказывает автор книги, спортивный журналист и историк Александр Горбунов.

---

«Трудно сказать, — пишет в своей книге «Совершеннолетие» Тарасов, — сколько бы продолжалась еще эта чехарда, если бы в один прекрасный день 1963 года нас обоих не пригласили в Центральный совет Союза спортивных обществ и организаций СССР к Леониду Сергеевичу Хоменкову. С первых же слов Леонид Сергеевич объяснил, что отныне мы будем вдвоем готовить сборную…»

И хотя дату Тарасов, судя по всему, называет неточно (сборная СССР с новыми тренерами уже в марте 1962 года должна была поехать на чемпионат мира в США, но не поехала туда по политическим мотивам), я склонен верить его версии. (Известный специалист по легкой атлетике, Хоменков занимал тогда должность заместителя председателя Центрального совета.) «Это не только просьба или совет, — продолжал Хоменков. — Это решение Центрального совета, и вы обязаны его выполнять. Приказ есть приказ. А разные характеры — это хорошо. Будете дополнять друг друга…»

У сына Чернышева, Бориса Аркадьевича, — своя версия появления тандема. «В 1962 году, — поведал он в интервью пресс-службе московского хоккейного клуба «Динамо», — председатель Спорткомитета СССР Николай Романов пригласил отца к себе: “Аркадий Иванович, все-таки вы с Тарасовым — два самых опытных и авторитетных тренера в нашей стране. Может быть, вам в интересах сборной поработать вместе?” Чернышев отвечает: “Конечно, поработать можно, но у нас настолько разные взгляды на хоккей, что нам трудно будет найти общий язык”. Но Романов стал настаивать. Тогда отец сказал: “Я могу согласиться на это только в том случае, если буду старшим тренером, а Тарасов станет мне помогать в качестве второго тренера”. Тарасов согласился на эти условия. Хотя когда Анатолий Владимирович работал четыре года старшим тренером в сборной, он неоднократно приглашал отца вторым тренером к себе, но тот отказывался. В сборной у Чернышева и Тарасова было своеобразное разделение труда: отец основное внимание уделял тактике и стратегии игры с будущим соперником, а Тарасов большей частью занимался тренировочным процессом. Хотя все принципиальные вопросы они обсуждали вместе».

И наконец, еще один вариант истории с назначением Тарасова и Чернышева. «Я уже вспоминал добрым словом руководителя спорта нашей страны в послевоенные годы, — пишет Анатолий Владимирович в книге «Хоккей. Родоначальники и новички». — Это ему в свое время принадлежала идея поставить нас с Аркадием Чернышевым в одну упряжку — во главе сборной команды СССР по хоккею, дав нам равную власть и права. Пригласив нас в кабинет и даже не позволив сесть (а это на моей памяти был единственный такой случай), он с ходу заявил: “С сего дня вы оба — старшие тренеры сборной. Идите и работайте!” И мы, слегка оробев и онемев от неожиданности, молча покинули кабинет, хотя нам было что сказать руководителю нашего спорта. До того дня мы долгие годы работали порознь и словно бы находились на разных полюсах. Это и понятно. У нас разные характеры, разное прочтение хоккея… Как это — работать на равных, делить всё пополам? Но странный тот приказ, объединив усилия двух непохожих тренеров, принес немало побед советскому хоккею, а нам, обоим тренерам, — полное удовлетворение. И еще кое-что, на мой взгляд, очень важное: обогатил нас. Да, в общении, взаимно учась друг у друга, мы стали богаче как личности, как специалисты. Мы как бы вступили в негласное соревнование: никому не хотелось хотя бы в глазах напарника выглядеть в чем-то слабее, менее компетентным. Вот и получился крепкий сплав».

Ситуация с назначением Тарасова и Чернышева развивалась, скорее всего, следующим образом. Третье место сборной СССР на чемпионате мира 1961 года (а до этого — третье место на Олимпиаде в Скво-Вэлли) заставило тогдашнего руководителя Центрального совета Николая Романова (дела Машину он передал в 1962 году) искать выход из превратившейся в рутинную истории с заменой Чернышева на Тарасова и наоборот. И мудрому Романову пришла в голову идея объединить двух специалистов. Идею он обкатывал в неофициальных разговорах с помощниками, хоккейными специалистами. Одобрения она не вызывала: уж слишком разными были взгляды на игру Тарасова и Чернышева.

Тем не менее Романов продолжал настаивать на своем. Оба тренера действительно побывали и у него, и у Хоменкова, и У Машина. Романов встречался с ними буквально накануне вселения в его кабинет Машина. У Хоменкова, заместителя Романова, а потом у Машина обсуждались организационные вопросы. У Машина — для того чтобы заручиться поддержкой нового спортивного руководителя при подготовке к чемпионату мира, на который советской команде поехать в итоге не довелось. Опытный аппаратчик, Машин обговорил на всякий случай кандидатуры тренеров у своего куратора в ЦК КПСС Шелепина. Только после этого он встретился с Тарасовым и Чернышевым и, стоит заметить, поступил дальновидно, признав право тренеров на самостоятельность в профессиональных вопросах. Назначение состоялось поздней осенью 1961 года.

С первых же дней совместной работы Тарасова и Чернышева Машин их поддерживал. Он рассказывал, например, как однажды, перед чемпионатом мира-63, в его кабинете появился Тарасов и сказал, что «Локтев не должен ехать на турнир». «Почему?» — удивился Машин. На его месте удивился бы любой, потому что Локтев в то время был одним из сильнейших советских хоккеистов, а тройка форвардов, в которую он входил с Альметовым и Александровым, считалась тройкой номер один в европейском хоккее. «Курит», — лаконично ответил Тарасов. «Решение окончательное?» — на всякий случай уточнил Машин. «И бесповоротное», — поставил точку Тарасов. «Вертушка», телефон правительственной связи, в кабинете Машина после обнародованного решения не включать в состав Локтева разрывалась от звонков, но спортивный руководитель, как и обещал тренерам, держал их сторону. Решение по Локтеву, понятно, принимал его тренер в ЦСКА — Тарасов, но с Чернышевым всё было обговорено.

Оба тренера, как они потом признавались друг другу, были, мягко говоря, удивлены решением об образовании тандема. Тарасову вообще казалось, что они не смогут работать вместе. «Уж очень мы разные», — говорил он, вспоминая тогдашнее назначение, ставшее судьбоносным для советского хоккея вообще и для сборной СССР в частности.

Но у них никогда не было ссор, они никогда не подрывали авторитет друг друга — «даже в те дни, когда одного из нас снимали с работы и заменяли другим». Тарасов не отрицает, что поначалу у них была «какая-то неприязнь друг к другу, что не так уж и трудно понять: мы ведь, в сущности, между собой конкурировали заочно». Поскольку их по очереди ставили во главе сборной, они твердо знали: если не один, то другой вновь станет старшим.

Привычная конструкция оказалась нарушенной. Тарасова и Чернышева, согласившихся с доводами спортивного (и партийного, разумеется) начальства, больше всего беспокоили присущие обоим разные взгляды на режим тренировок, занятий, дисциплину и — что особенно важно! — разное понимание общих принципов хоккея, разные взгляды на тактику игры в обороне и атаке.

Постоянные конфликты между Тарасовым и Чернышевым — еще один миф, призванный подчеркнуть «непереносимый» характер Анатолия Владимировича, его «необузданность», стремление подминать под себя всех, кто оказывался на его пути или рядом с ним. В действительности же Тарасов составлял с Чернышевым феноменальную не только для советского, но и для мирового спорта тренерскую пару. Девять победных чемпионатов мира и три золотые Олимпиады подряд — это уже никому и никогда не повторить. Но это — вершина айсберга тренерского искусства. Вне зоны видимости широкой публики оставалась напряженная совместная работа двух тренеров.

Без споров в тандеме, конечно же, не обходилось. Но до ссор дело не доходило. Спасало присущее обоим чувство самоиронии. «Я счастлив, что судьба нас соединила, — писал Анатолий Владимирович в опубликованном в издании «Мир хоккея» очерке о Чернышеве. — Но когда она и разводила нас (и кое-кто, бывало, рассчитывал на обострение отношений), ни разу не пробежала черная кошка».

Тарасов и Чернышев сразу же договорились о разделении полномочий в сборной. «Они научились, — вспоминает Борис Михайлов, — все проблемы решать исключительно между собой и выходили к команде с четко выработанным единым мнением. Поэтому и спорили хоккеисты с ними крайне редко, смысла не было. Случались, конечно, моменты, когда Володя Петров мог высказать свою позицию, скажем, Тарасову, но того тут же поддерживал Чернышев. С двумя гигантами справиться было невозможно!»

Любые кадровые перемены в стране (и хоккей не был исключением) утверждались в ЦК КПСС на Старой площади. Там им и объявили, что они «назначены на ответственный участок работы», и доходчиво объяснили, каких результатов от них ждут.

Вечером в квартире Тарасова, на просторной кухне (истины ради скажем, что без традиционного русского напитка всё же не обошлось), договорились они и о том, что штатное расписание, согласно которому Чернышев именовался «старшим тренером», а Тарасов — просто «тренером», для них — пустая формальность. Они взяли на себя одинаковые права и обязанности и — самое главное — одинаковую ответственность за стратегию, тактику, комплектование сборной, за качество ее подготовки, тренировочный процесс, за функциональное состояние игроков. Никто не знал, о чем и как они договаривались во время своих посиделок, от посторонних глаз и ушей тщательно оберегаемых. Договорившись, забывали о непринятых аргументах и выработанной позиции не меняли. И Тарасов, о своенравном характере которого не были наслышаны лишь те, кто вообще не интересовался хоккеем, никогда не выставлял себя неформальным лидером в тандеме, коим, безусловно, оставался.