А. Горбунов - Анатолий Тарасов

• Название: Анатолий Тарасов
• Автор: А. Горбунов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015

С именем Анатолия Владимировича Тарасова (1918-1995) связана эпоха грандиозных побед хоккейной сборной СССР и хоккейного клуба ЦСКА в 1960-е — начале 1970-х годов. Первым из европейцев и первым тренером вообще он был принят в 1974 году в хоккейный Зал славы в Торонто — а это высшая честь в хоккейном мире, которой удостаивались немногие, особенно в те годы. В то же время едва ли найдется в истории отечественного спорта фигура более противоречивая и вызывающая столько споров и полярных суждений, как Тарасов. Одни боготворят его, называя «отцом русского хоккея», другие обвиняют в интригах и саморекламе. Но масштаб того, что было совершено им, признают все. О личности выдающегося тренера и о достижениях советского хоккея «золотого» десятилетия рассказывает автор книги, спортивный журналист и историк Александр Горбунов.

---

«Игрок-легенда» — так зафиксировал Тарасов статус Боброва, напомнив при этом, что успех сопутствовал ему и на «тренерском поприще». Но и близко не такой успех, какой сопутствовал Боброву-игроку, на которого ходили не только в Советском Союзе, но и за границей, на стокгольмском чемпионате мира, например, в 1954 году.

Если Тарасов посвятил Боброву восторженные страницы в книге «Настоящие мужчины хоккея», то Бобров в своей книге «Самый интересный матч» лишь дважды на 214 страницах упоминает фамилию Тарасова. Один раз, рассказывая о состоявшемся 25 января 1948 года матче ЦДКА со «Спартаком» («…то Бабич стремительно уходит налево, то я, то вдруг мы оба перемещаемся в центр, а Тарасов меняет нас…»), второй — в простом перечислении состава команды на матчи с ЛТЦ. И что еще поразительнее, ни слова о Тарасове-тренере. Даже для известного футболиста Игоря Нетто, в молодые годы баловавшегося хоккеем, Бобров нашел добрые слова. Но не для Тарасова.

Буквально накануне начинавшейся в 1963 году потрясающей победной серии сборной СССР Бобров писал, что «козырем, главным оружием» той команды, в которой он сам играл, была скорость. И констатировал: к сожалению, сейчас оно, это оружие, «заржавело» и «мы начали терять прежние позиции и то и дело уступать командам, побороть которые в недавние времена было нам под силу». «Одна из причин такого положения, — полагал Бобров, — кроется в том, что мы, как ни горько об этом говорить сегодня, предали забвению некоторые сугубо национальные черты нашего хоккея, черты чрезвычайно важные, дававшие нам ряд неоспоримых преимуществ в борьбе с самыми сильными и опытными соперниками».

Можно подумать, будто «в недавние времена» сборная СССР действительно пребывала на позициях, с которых свысока поглядывала на остальных. Но если обратиться к статистике, то позиции эти обнаружить не удастся. В восьми чемпионатах мира, в которых советская сборная участвовала до начала поразившей хоккейный мир победной серии тарасовско-чернышевской команды, выигрывала она лишь дважды, четыре раза (в том числе и в Москве в 1957 году с Бобровым в составе и в отсутствие не приехавших в советскую столицу из-за событий в Венгрии хоккеистов Канады и США) становилась второй и на двух турнирах — третьей.

Вряд ли у Боброва, регулярно в ту пору видевшего матчи чемпионата СССР с участием ЦСКА и московского «Динамо», были серьезные основания говорить об исчезновении «сугубо национальных черт» — скорости, скоростной выносливости, обманных движений при обводке, высокой точности передач, позволявшей затевать неожиданные для соперника многоходовые комбинации. Наоборот, именно эти качества Тарасов и Чернышев ставили в своих клубах во главу угла и совершенствовали. В сборной, в состав которой в основном входили армейцы и динамовцы, — тоже.

Победная десятилетка сборной СССР была бы невозможной без постоянного совершенствования Тарасовым и Чернышевым того, что Бобров называет «национальными чертами» отечественного хоккея, и вкрапления в них новых элементов, повышающих уровень коллективных действий. Этим коллективизмом был прежде всего славен отечественный хоккей той поры, когда сборная из года в год «выносила» соперников на чемпионатах мира и Олимпиадах.

Есть, наверное, частичка правды в том, что такие выдающиеся хоккеисты, как Бобров, Старшинов или Фетисов, могли состояться и при минимальном вмешательстве в их становление со стороны тренеров. Но только — частичка правды. Без каждодневного труда — под неусыпным взглядом Тарасова, без придуманных тренером сотен специальных упражнений, без жесткого тарасовского контроля — Фирсов не стал бы Фирсовым, Третьяк — Третьяком, Михайлов — Михайловым… Они сами, как и многие другие ученики Тарасова, об этом говорят.

Под разовую победу Боброва над Тарасовым-тренером («Спартак» в 1967 году стал чемпионом СССР) подводится теория: тренерское всевластие Тарасова настолько разожгло честолюбие Боброва, что он пошел в тренеры спартаковской команды для того, чтобы свергнуть надоевший всем ЦСКА и, самое главное, Тарасова с прочно занятых чемпионских позиций. Уход же его в том же 1967 году в футбольный ЦСКА сопровождала еще одна придуманная тарасовскими «доброжелателями» версия: Тарасов, дескать, дабы избавиться в хоккее от сильного тренера-конкурента, все уши прожужжал генералам: поставьте на футбол Боброва, разваливается ведь команда.

На самом деле причина резкого перемещения Боброва из хоккейной команды в футбольную прозаична. «В “Спартаке”, — рассказывал игравший в этой команде при Боброве нападающий Александр Мартынюк, — Всеволоду Михайловичу обещали вознаграждение за золотые медали, но обманули. Он обиделся. А у футбольного ЦСКА были плохие результаты. Боброва позвали исправлять положение, дали звание, и он ушел».

Валентин Бубукин был хорошо знаком и с Тарасовым, и с Бобровым. Боброва он называл «своим кумиром», «выдающимся» и просто «добрым человеком». «Об этом, — говорил Бубукин, — много написано. Собственно, бобровскую доброту в последнее время противопоставляют тарасовской жесткости и рисуют их чуть ли не врагами. Я был не просто близок с обоими, а даже дружен. Особенно это важно в случае с Анатолием Владимировичем, которого многие считают замкнутым, порою деспотичным человеком без чувства юмора. Он действительно тяжело шел на контакт, но в узком доверительном кругу позволял себе даже такие шутки:

— Анатолий Владимирович, как стать великим тренером?

— Очень просто. Не важно, с кем ты в постели — с женой или любовницей, — всё время думай о новом упражнении для спортсменов».

Шутка, надо сказать, разошлась по спортивному миру.

«Так вот, — продолжал Бубукин, — Тарасов прекрасно понимал гений Боброва, ценил его и восхищался им. Мы вместе хоронили Всеволода Михайловича, и на поминках Тарасов, не склонный к высокопарным фразам, сказал:

— Я не видел такого великого человека, который смог бы достичь подобных высот и в хоккее, и в футболе. И вряд ли страна увидит такого еще лет сто».

Тарасов, понятно, говорил о Боброве-игроке. Примерно то же самое Тарасов сказал о Боброве, произнеся тост в его память, на свадьбе приемной дочери Всеволода Михайловича, вышедшей замуж за сына хоккеиста Вениамина Александрова: «За выдающегося хоккеиста!»

…3 июля 1975 года на московском стадионе «Динамо» состоялся четвертьфинальный матч розыгрыша Кубка СССР между ЦСКА и алма-атинским «Кайратом». С одной стороны команда высшей лиги, находившаяся тогда в середине таблицы в чемпионате, с другой — клуб первой лиги, занимавший четвертую позицию во втором по значимости турнире.

Рядовой, казалось бы, во всех отношениях матч. Но он тем не менее вызвал огромный интерес зрителей — на трибунах собрались 15 тысяч болельщиков. Объяснение простое: ЦСКА тогда тренировал Тарасов, «Кайрат» — Бобров, освобожденный год назад от руководства сборной СССР по хоккею.

Кубковая футбольная игра оказалась последней, в которой противостояли друг другу давние соперники. В подобных встречах, несмотря на то что команды представляют разные лиги, шансы обычно расцениваются как равные. «Кайрат» равную игру предложить не сумел. ЦСКА крупно выиграл, не встретив даже мало-мальски серьезного сопротивления.

«Более подавленным, чем после этого матча, — вспоминал друг Всеволода Михайловича журналист Владимир Пахомов, — я Боброва никогда не видел».

Глава шестая ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЕЗДКА

Руководители канадского хоккея долго не хотели приглашать на свои площадки советскую команду. Первое приглашение поступило в Москву лишь осенью 1957 года — на восемь товарищеских матчей с любительскими клубами. У Тарасова, возглавившего сборную после московского чемпионата мира, были сверстаны планы сборов, контрольных игр, и канадский вариант в них никак не вписывался. Узнав о приглашении и о принятом решении от приглашения этого не отказываться, Тарасов скорректировал планы. Приоритет был отдан поездке в Канаду. «Времени, — вспоминал Анатолий Владимирович, — было в обрез, а следовало сразу отбросить в сторону волнение и прочие эмоции, всё до мелочей наперед продумать и учесть».

Для начала, разумеется, необходимо было определить состав. Тарасов сделал ставку не на лучших — из них, как он говорил, «не всегда составишь боевую команду», а на нужных игроков. «Здесь, — писал тренер, — я не совершил ошибки, допущенной мною позже, в 1960 году, когда на зимние Олимпийские игры в Скво-Вэлли состав команды был, по сути, навязан мне Федерацией. Уж больно модно в то время было всё решать коллективно, голосованием. А мне не хватило твердости, да и аргументы мои были для членов Федерации недостаточно весомы. Вот и повез за океан состав, что мне навязали, в который мало верил сам».

Из ЦСКА у Тарасова в Скво-Вэлли оказалось игроков меньше, чем из «Крыльев Советов», которые тренировал его помощник по сборной Владимир Егоров. Армейцев было семеро, хоккеистов «Крыльев» — восемь. Внутренние разногласия между двумя группами созданию боеспособного коллектива не способствовали.