Эрик Перрен - Маршал Ней

• Название: Маршал Ней
• Автор: Эрик Перрен
• Издательство: Крига
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-901805-65-7

Книга Эрика Перрена о Мишеле Нее принадлежит к числу лучших биографий этого знаменитого наполеоновского маршала, героя отступления из России, Храбрейшего из храбрых. Автору удалось избежать апологетического взгляда на Рыжегривого льва, герцог Эльхингенский и князь Москворецкий предстаёт не только в героические моменты своей славной биографии — Перрен рассказывает и о его откровенных военных промахах, а политической неразборчивости, скверном характере.

Написанная живым, лёгким языком, но вместе с тем строго документированная, книга ориентирована не только на историков, но и на самый широкий круг читателей.

---

Наполеон благодарен Нею за преданность и старание в момент, когда остальные военачальники, включая Мюрата и Бертье, выступают за отход. Бертье, верному и послушному начальнику генерального штаба, приходится терпеть императорский гнев:

— Убирайтесь! — кричит ему взбешённый Император. — Вы мне не нужны, Вы превратились в гнойную рану. Уезжайте во Францию! Я никого не удерживаю силой!

— Когда армия стоит перед лицом врага, — с достоинством отвечает Бертье — вице-коннетабль[78] не оставляет её. Он берет ружье и встаёт в солдатские ряды.

Маршал Ней появляется в разгар этой бури, чтобы, в свою очередь, пожаловаться на дождь, превратившийся в потоп, в результате чего орудия тонут в грязи, пехотинцы выбиваются из сил. Поэтому, — советует он, — не следует настаивать на дальнейшем продвижении его армейского корпуса, состав которого от 40 000 солдат в начале похода сократился до 11000. Бертье предчувствует новую вспышку гнева, но ошибается. Не перебивая, Наполеон выслушивает Нея и спокойно заявляет: «Хорошо. Если дождь не прекратится до вечера, мы вернёмся в Смоленск».{282} Только Ней мог заставить его прислушаться к голосу разума, но тем не менее Великая армия не отступила. Следующий день выдался солнечным, дождь прекратился, как будто небо подчинялось строгим приказам Императора. Послушное солнце будет освещать столь желанное сражение — Бородинскую битву которую Наполеон назовёт битвой на Москве-реке. Такое название поразит воображение современников, а наш главный герой своей шпагой заслужит титул князя Москворецкого.

7 сентября 1812 года, 5 часов утра. Офицер Нея, не скрывая радости, сообщает Императору, что русские не воспользовались темнотой для отступления, что они стоят прямо перед войсками маршала. Император надевает знаменитый серый сюртук и провозглашает:

— Наконец они в наших руках! Мы откроем ворота Москвы! Это начало борьбы двух гигантов: 125 000 «французов» против 120 000—135 000 русских.

Накануне в окружении своих военачальников Наполеон тщательно изучал в подзорную трубу, покоившуюся на плече Мюрата, равнину с возвышавшимися округлыми лесистыми холмами и крутыми оврагами. На равнине дугой расположились войска Кутузова. Предстояло овладеть двумя сильными укреплениями, защищенными артиллерией. Это Три Флеши и Большой Редут. Император бросает на Нея испытующий взгляд, один из тех, что позволяет мгновенно принять окончательное решение. Это произошло в тот момент, когда Ней рискнул возразить генералу Компану, который предлагал атаковать Три Флеши со стороны леса, чтобы уберечь солдат от обстрела.

— Идти через лес не имеет смысла! — с презрением бросил маршал Ней, но Компан уже успел убедить главнокомандующего. Ней понял, что его мнение услышано, лишь после того как Император отверг и предложение Даву атаковать русских с тыла.

Само собой, последнее слово осталось за Наполеоном. Дав всем высказаться, он решил: Евгений, пасынок Императора, встанет слева и образует ось, вокруг которой будет двигаться армия. Он обманно обозначит направление главной атаки на основные силы неприятеля в Бородино, а в это время в центре Даву и Ней постараются захватить Три Флеши и затем обрушиться на Большой Редут. Поляки Понятовского прикроют правый фланг маршалов и выступят против левого крыла русских. Задача дивизий Фриана и Клапареда — помогать при возможных сбоях в ходе этих операций или принимать меры в случае непредвиденных осложнений.

На войне собственные обиды уходят на второй план под давлением событий. Достаточно было взглянуть на Нея и Даву перед портретом Римского короля работы Жерара, установленного на кресле у входа в палатку Императора, чтобы убедиться в их глубоком волнении при виде Орлёнка в колыбели. Не приходилось сомневаться, что завтра на поле боя они превзойдут сами себя.

— Не сомневайтесь, господа, — обратился к ним Наполеон, — если бы сыну было хотя бы пятнадцать лет, собравшиеся герои видели бы его здесь не на картине, а во плоти.

7 сентября, в 6 часов утра, когда первые лучи солнца рассеивали утреннюю дымку, — Императору хотелось увидеть такой же свет, как и при Аустерлице, — выстрел пушки Императорской гвардии возвестил о начале «Бородинской бойни». Обе стороны открыли беспощадный огонь, полки двигались сомкнутым строем, солдаты падали целыми шеренгами, будто один упавший увлекал за собой шедших рядом товарищей. Бессознательно дерзкий, Ней провожал каждую просвистевшую пулю, каждое пролетающее ядро восклицанием:

— Летите, шельмы!

Маршал гордо идёт на врага во главе колонны, в которую входят дивизии Ледрю и Разу, а также вюртембержцы. Он идёт впереди, чтобы обеспечить быстрые и скоординированные действия этих частей, которые должны занять пространство между деревней Семёновское и главной батареей, где находится левое крыло Барклая-де-Толли.

С самого начала маршал Ней нарушает полученные инструкции. Он должен был образовать центр линии между 1-ми 4-м корпусами, но не может не среагировать на ожесточенный огонь справа, где топтались на месте дивизии Дессэ и Компана, потерявшие своих командиров. Он бросается туда с дивизией Ледрю, вмешательство Нея оказывается эффективным, но, возможно, не таким уж необходимым. Более того, эти действия позволили князю Багратиону несколько часов удерживать свой опорный пункт Семёновское, который Ней должен был взять как можно быстрее.

Пока принц Евгений выполняет отвлекающий маневр на левом фланге, Даву, а затем и Ней, поддержанные Мюратом, атакуют Три Флеши, причём с таким напором и страстью, что Багратион, настоящий рыцарь, приветствует врага возгласом:

— Браво, господа! Это великолепно!

Казалось, что Ней обрёл крылья. Он без оглядки бросается в бой, совсем как молодой капитан гренадеров, который хотя и может быть остановлен противником, но никогда не будет обескуражен сложностью и масштабом боевой задачи.

Чтобы выбить русских из редутов, которые они геройски защищали, пришлось восемь раз ходить на штурм. Взятие редутов стоило дорого. В кровавом бою Ней ведёт своих людей вперёд с театральной смелостью и такой уверенностью, что его можно сравнить с рыцарем былых времён. В пылу сражения его почти красные волосы сверкают, как расплавленная медь, а вокруг — снаряды, несущие смерть каждому, кто поднимет голову. Крови пролито столько, что образуются красные ручейки, но маршал кажется заговоренным. Ядро попадает в Брейля, адъютанта, находившегося рядом, а Ней не задет. «Огненный взгляд, раздутые ноздри» — так описывает маршала Луи Плана де Ла Фэ. Голосом и жестом он зовёт людей вперёд. Солдаты смыкают ряды, вставая на место павших. В какие-то моменты герои в тревоге оглядываются: маршал исчезает в клубах густого дыма, но вот он во весь рост, спокойный и уверенный, с саблей в руке, снова на виду. Он действует на них гипнотически и снова посылает вперёд в интервалах между залпами русских пушек. К полудню над полем боя разносятся крики радости. Звучит странный неизвестный язык, как будто все голоса Европы слились, чтобы объявить миру о взятии Трех Флешей.

Сражение не закончено, поэтому Наполеон отказывается от завтрака, предложенного ему камергером. В отличие от Императора, Ней воспользовался затишьем, чтобы поесть. Через несколько минут стол был накрыт: прямо на земле раскинута большая шерстяная скатерть, уставленная снедью, способной вызвать зависть. В полевых условиях такую роскошь мог себе позволить только маршал: масло, сыр, и даже ликёр.

— Угощайтесь, — обращается Ней к своему осчастливленному окружению.

Через несколько минут звучит: «По коням!» Но этих минут хватило, чтобы изголодавшиеся офицеры уничтожили всю маршальскую провизию.

Нею предстоит захватить высоту, на которой раскинулось Семёновское, ключевая точка позиции русских, а дальше — обеспечить решительное продвижение по равнине до лесной опушки, где противник разместил опасные артиллерийские резервы. Не проходит и четверти часа без того, чтобы один из генералов Наполеона не был ранен или убит. Мы видим, как всадники везут на растянутой шинели смертельно раненного Монбрена. Создаётся впечатление, что всей линией командует один Ней. Здесь сердце битвы! Французы и русские, понимая важность этого участка, бьются со звериным ожесточением. Маршал требует подкрепления, но Наполеон упорно отказывается ввести в дело гвардию. Как рассказывает Сегюр, в конце концов Ней взрывается:

— Что Император делает в тылу? Там он не дождётся успеха, а только может попасть под обходной маневр. Если он сам больше не воюет, если он больше не генерал, а только император, пусть возвращается в Тюильри, а нам позволит быть его генералами!

Гурго подвергает сомнению столь резкие слова. Они имели бы фатальные последствия для маршала, если бы действительно были произнесены.

Ней и Мюрат, поддержанные солдатами Фриана, отбросили русских в лощину в направлении Семёновского. С помощью вице-короля Евгения и убитого во время последнего штурма генерала Огюста де Коленкура, брата императорского обер-шталмейстера, они отогнали врага от Большого Редута, внутри которого обнаружили горы трупов, среди мёртвых оставались и громко стонущие раненые. Ней и Мюрат разделили задачи. Первый должен был прорвать левый фланг противника, чтобы тот начал отступать, а второй — завершить этот маневр, предприняв решающую атаку. После всех действий, совершенных без малейшей передышки, солдаты и офицеры от усталости теряли способность соображать. Командиры делали нечеловеческие усилия, чтобы поднимать людей в атаку под невиданным доселе огнём и градом железа и свинца. Поредевший под ожесточённым обстрелом вражеских орудий корпус Нея оказался неспособным атаковать отступающих русских.