Марк Блок - Феодальное общество

• Название: Феодальное общество
• Автор: Марк Блок
• Издательство: Издательство им. Сабашниковых
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-8242-0086-6

Книга известного французского исследователя представляет концептуальный взгляд на исторические процессы, эволюцию сословий, анализ развития и структуры отношений собственности, истории права, актуальные для современного понимания общества в его развитии.

До настоящего времени российскому читателю эта фундаментальная работа (в 2-х томах) была знакома в основном но множественным ссылкам из других исторических работ. Первая полная публикация на русском языке восполняет этот пробел.

---

Когда же сарацины, норманны или отряды венгров оказывались на территории страны, остановить их было необыкновенно трудно. Надежная структура управления возникла лишь там, где люди жили очень скученно. А в те времена даже в самых благоприятных для жизни районах плотность населения в сравнении с современными мерками была очень мала. Пустоши, ланды, леса представляли собой возможность всяческих неожиданностей. Болотистые заросли кустарников, позволившие бежать королю Альфреду, с таким же успехом могли прятать и разбойников. По существу, трудности были точно такими же, с какими сталкивались наши офицеры, которые охраняли границы Марокко или Мавритании. Прибавим к этому еще и отсутствие властных структур, которые могли бы контролировать эти обширные территории.

Ни сарацины, ни норманны не превосходили вооружением своих противников. В могилах викингов самые лучшие мечи отмечены маркой франкских мастеров. А в скандинавских сагах часто упоминаются «мечи из Фландрии». И там же герои охотно надевают «валлийские шлемы». Венгры, степняки и охотники, были, без сомнения, лучшими наездниками и лучниками, нежели жители Европы, но они терпели поражение в регулярном сражении. Словом, преимущества завоевателей имели не технический, а социальный характер. Венгры, как впоследствии монголы, самим своим образом жизни были приспособлены к войне. «Когда два отряда равны численностью и силой, победа останется за тем, который больше привык к кочевой жизни», — замечает арабский историк Ибн-Хальдун{41}. Для древнего мира это был почти что непреложный закон, по крайней мере до той поры, пока оседлые не смогли поставить себе на службу более совершенную политическую организацию и техническое оснащение. Кочевник, по существу, был прирожденным солдатом, готовым в любую минуту отправиться в поход со всем своим привычным обиходом: лошадью, оснащением, провиантом, помогало ему и врожденное чувство ориентации в пространстве, совершенно чуждое человеку оседлому. Что же касается сарацинов и викингов, то и их отряды были изначально предназначены для военных действий. Как могло противостоять этим рвущимся в бой отрядам собранное наспех со всех концов уже атакованной страны войско? Из рассказов английских хронистов видно, насколько подвижным было here, датское войско, и насколько неуклюжим и малоподвижным fyrd — англосаксонское, от которого трудно было дождаться успешных действий в силу того, что в нем постоянно менялся состав, поскольку воинов после недолгой службы отпускали так же ненадолго домой. Все эти несуразности были особенно явственны в начале нашествий. Но викинги мало-помалу стали превращаться в колонизаторов, а венгры на берегах Дуная в крестьян, и новые заботы сковали их подвижность.

А как же класс профессиональных воинов, который возник на Западе благодаря системе вассальной зависимости и феодов? Неспособность этого созданного для войны социального механизма организовать действенную и надежную защиту, к сожалению, свидетельствует о его внутренних несовершенствах.

Согласны ли были эти профессиональные военные воевать? «Все бегут» — записывает в 862 году или около того монах Эрмейтер{42}. Дело было в том, что первые завоеватели наводили ужас даже на самых подготовленных к войне людей; подобный панический эффект отмечают многие этнографы: примитивные племена, в том числе и воинственные, ударяются в безудержное бегство, увидев чужаков{43}. Профессиональные воины того времени храбро встречали привычную опасность, но, как это свойственно людям неразвитым и грубым, пасовали перед неожиданным и неведомым. Монах из Сен-Жермен-де-Пре, описывающий по свежим следам появление на Сене драккаров викингов в 845 году, взволнованно замечает: «Никогда, никогда не слышали ни о чем подобном, никто о таком даже и не читал»{44}. Впечатлительность питалась витающими в воздухе легендами и ожиданием конца света. Ремигий Осерский передает, что бесчисленное число людей считали венгров народом Гога и Магога, несущим весть об Антихристе{45}. Еще более распространенной была идея о том, что все эти несчастья — кара Божия. Письма Алкуина, которые он посылает в Англию после разграбления Линдисфарна, по существу, являются призывом к покаянию и воспеванием добродетели, ни о какой организации сопротивления в них нет и речи. Но только для начального периода характерна подобная отъявленная трусость. Со временем отваги стало больше.

Суть в том, что сеньоры, когда шла речь об их жизни или имуществе, были вполне способны вступить в бой, но они не были способны на методическую организацию защиты, и очень мало кто из них понимал связь между частными и общими интересами. Эрментер не ошибался, когда среди причин скандинавских побед называл наряду с малодушием и «оцепенением» христиан еще и их «раздробленность». Разве один из королей Италии не вступил в сделку с опасными разбойниками из Френе, а другой, Беренгарий I, разве не взял на службу венгров? Король аквитанский Пипин II принял на службу норманнов. А парижане в 885 году отправили викингов в Бургундию. Жители порта Гаэта долгое время сотрудничали с сарацинами из Монте Ардженте и только за золото и земли согласились оказать помощь лиге, которая собралась с тем, чтобы прогнать их. Эти факты, равно как и многие другие, выявляют не что иное, как господствующий в то время менталитет. Но пытались ли все-таки христианские государи бороться? Пытались, но довольно часто предпринимаемые ими попытки оканчивались так же, как закончилось в 881 году предприятие Людовика III, который, желая преградить дорогу на Нормандию, построил замок на берегу Шельды и «не мог найти никого, кто бы его охранял». Относительно королевского войска можно повторить слова одного парижского монаха, который произнес их по поводу восстания 845 года, и, возможно, даже не без некоторого оптимизма: «Из тех, кого призвали, пришли многие, но не все»{46}. Еще красноречивее пример Оттона Великого, самого могущественного государя тех времен, который так и не смог собрать отряд, который взял бы приступом и покончил с разбойничьим гнездом в Френе. Если в Англии короли Уэссекса вплоть до последнего энергично и успешно сражались с датчанами, если в Германии Оттон воевал с венграми, то в остальных странах с врагами удачнее боролись местные власти, которые мало-помалу сформировались из мелкопоместных сеньоров: они были ближе к населению и дальше от величавых королевских амбиций.

Как бы ни было поучительно изучение последних нашествий, извлеченные уроки не должны заслонять для нас главного: нашествия прекратились раз и навсегда. До этих пор приходящие извне орды, приносимые ими опустошения и передвижение народов были основой истории Запада, как, впрочем, и всего остального мира. Но с этих пор для Запада с ордами покончено. Для Запада, но не для всего остального мира. Монголы и турки впоследствии только потревожат западные границы. Безусловно, и на Западе будут свои внутренние потрясения, но отсутствие инородных вмешательств, отсутствие вторжений извне будет способствовать последовательно нарастающему культурному и социальному развитию. Сравните совсем иную судьбу Индо-Китая, где в XIV веке великолепие кхмеров было уничтожено аннамитским или сиамским вторжением. Можно привести пример и более близкий — Восточная Европа, которую чуть ли не до нового времени угнетали степные народы и турки. Спросим себя, какая судьба была бы уготована России без половцев и монголов? И да позволено будет нам думать, что эта удивительная льгота, эта привилегия, которую мы делим разве что с Японией, стала фундаментальным — в самом глубинном, самом прямом смысле этого слова — фактором европейской цивилизации.

Книга вторая. УСЛОВИЯ ЖИЗНИ И ДУХОВНАЯ АТМОСФЕРА

Глава I. МАТЕРИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ И ХАРАКТЕР ЭКОНОМИКИ

1. Два феодальных периода

Устройство управляющих обществом учреждений можно по-настоящему объяснить, лишь зная данную человеческую среду в целом. Иллюзорная работа, которую мы проделываем, превращая существо из плоти и крови в разные призраки, вроде homo oeconomicus, philosophicus, juridicus, полезна только в той степени, в какой мы не поддаемся ее соблазнам. Вот почему, хотя в этой серии уже есть книги, посвященные различным аспектам средневековой цивилизации, нужно полагать, что описания, сделанные в них под углом зрения, отличным от нашего, не освобождают от необходимости напомнить здесь основные черты исторического климата, характерного для европейского феодализма. Стоит ли добавлять, что, помещая этот очерк почти в начале книги, я вовсе не считаю, будто категории фактов, которые тут будут вкратце очерчены, обладают невесть какой первостепенной важностью. Когда сопоставляешь два частных феномена, относящихся к различным рядам (например, особый тип поселения и некие формы юридических групп), неизбежно возникает щекотливая проблема причины и следствия. Но если мы, сравнивая две цепи по природе несхожих явлений и рассматривая их эволюцию на протяжении веков, скажем: «Вот тут все причины, а вот там — все следствия», то подобная дихотомия будет уж вовсе лишена смысла. Разве общество, как и дух человека, не является сплетением непрестанных взаимодействий? И все же у любого исследования есть своя собственная ось. Анализ экономики или психологии, конечные пункты, с точки зрения изысканий, иначе ориентированных, — отправной пункт для историка социальной структуры.