Владимир Стеженский - Солдатский дневник

• Название: Солдатский дневник
• Автор: Владимир Стеженский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-7784-0322-4

Когда началась война, Владимир Стеженский (1921–2000) был студентом Московского института истории, философии и литературы. Осенью 41-го он записался на курсы военных переводчиков и в апреле 42-го в звании лейтенанта был отправлен на фронт. Служил в разведотделе штаба 383-й стрелковой дивизии. Поэтому о том, что происходило на фронте, он знал не только из сообщений Совинформбюро, но и из фронтовых и армейских оперативных сводок, разведдонесений, трофейных документов, от пленных немцев.

В его дневниковых записях, конечно, много личного, но главное в них — реакция 20-летнего паренька, пытающегося объяснить себе то, что тогда не поддавалось объяснению «официальных источников», его оценка происходящих фронтовых событий.

Весной 46-го года, перечитав свой дневник, Стеженский пришел в ужас: даже некоторых записей, попади они в чужие руки, было бы достаточно, чтобы его отправили в «места отдаленные» на долгие годы. Поэтому многие строки и даже страницы он уничтожил и только десятилетия спустя попытался по памяти восстановить утраченное, подготовив к печати дневник, который при жизни так и не успел издать.

---

Сегодня хоть успел белье свое постирать, а то ходил грязнее сапожника. До чего все-таки население к нам хорошо относится, даже лучше, чем на Украине. И мы оставляем этих людей немцам. Позор!

8.08.42.

Находимся в станице Белореченской, в преддверье Кавказа. Есть приказ: умереть здесь, но ни на шаг не отходить. Да, собственно, и отходить-то дальше некуда.

Познакомился сегодня с одним очень интересным человеком. Он бывший соратник Кочубея, командир Лабинского полка, организатор восстания в Армавире, орденоносец. А теперь инвалид, еле передвигается по комнате. Долго говорили о том, что у нас происходит, во что превратилась наша армия, созданная его руками и руками его соратников. Он напомнил мне, что у нас полками и даже дивизиями командуют вчерашние командиры рот, а то и взводов, а боевые командармы, комкоры, комдивы погибли в предвоенные годы. Вот вырастут, созреют новые командиры и начальники, тогда и на фронте все изменится.

Местное начальство эвакуировать его и его семью не собирается, а мы, военные, не можем. Пешком он идти не сможет, а ехать не на чем. Наши санитарные машины давно уже далеко отсюда…

Да, чем искупить наш позор перед нашим народом, перед такими людьми, как этот бывший герой Гражданской войны?

9.08.42.

Сдан Майкоп, вслед за Армавиром. Вот-вот падет Белореченская…

Куда же дальше? Нет, не умеем мы воевать, не умеем и не можем… А давно ли мы не уставали твердить, что «наш народ не только умеет воевать, но и любит воевать». Вот она, трепачкова лавочка, к чему привела!

12.08.42.

Сегодня опять наш штаб чуть не накрылся. Драпали под проливным дождем пуль, поближе к горам. Потом выяснилось, как это получилось. К мосту подъехали три автомашины с военными в нашей форме с нашим оружием. Их беспрепятственно пропустили в наш поселок, они выскочили из машин и открыли ураганную стрельбу. Мы едва успели добраться до своей машины и драпануть. Сейчас находимся в поселке Котловина. Наши ребята ведут там бой. Нельзя было применить артиллерию, все в одинаковой военной форме, не разберешь, где наши, а где фрицы.

Сейчас здесь тихо. Давали еду сухим пайком: наша полевая кухня Бог весть где. Говорят, что раздадут по паре чистого белья, но я этому мало верю.

Писем нет, почта наша где-то потерялась. А у немцев письма из Германии идут всего десять дней. Да еще солдаты имеют право получать из дома посылки и домой посылать.

26.08.42.

Все еще сидим в этой Котловине. На нашем участке, как говорится, без изменений. Появилась наша авиация, которая бомбит преимущественно наши же войска. Просто диву даешься: наших самолетов или вообще нет, или они бомбят своих.

Писем нет и нет, ведь прямого сообщения с Москвой уже нет. Может, теперь через Турцию письма будут ходить.

Вчера была замечательная лунная ночь, теплая и тихая. Горы отчетливо выделялись на фоне светлого неба…

28.08.42.

Сегодня должно было состояться празднование годовщины со дня формирования нашей шахтерской дивизии, но что-то не состоялось. Не до праздников. У нас здесь дела совсем скверные: под Пятигорском наши отходят, а севернее бои идут под Сталинградом. Черт возьми, долго ли еще нам можно будет только бессильно сжимать кулаки?!

Последнее время что-то снятся странные сны, будто я куда-то еду, то на лошади, то на пароходе. Может, и мы куда-нибудь тронемся, слишком долго тут засиделись.

Настроение умеренно хорошее, хотя хорошего очень мало. Когда же я узнаю что-нибудь о доме, о Вовке, об Артуре…

30.08.42.

Чувствую какое-то отупение. Не знаю, что надо сделать, чтобы совсем не окретиниться. О, моя «серая тетрадь»! Как я мог ее оставить! В ней стихи Гейне, та самая маленькая книжечка, которая так меня спасала в госпиталях. «Я хочу одной отравы: пить и пить стихи». А стихов нет.

За неимением своих писем, читаю фрицевские, есть много интересного. Но без словаря мне часто приходится трудновато. Попадается много незнакомых слов и выражений, без которых нельзя понять значение всей фразы. Где теперь можно достать словарь? Единственная надежда на трофейный, но его можно ждать до скончания века.

Вчера опять все время в голове была Нинка. Как хотел бы я с ней сейчас встретиться, интересно, что бы из этого получилось?

4.09.42.

Время и события идут своим чередом. Под Сталинградом напряженные бои. А на западе наше наступление увяло, не успев расцвести. Да, дела печальные, а что еще будет… Все еще сидим в этой Котловине. На нашем участке немцев держат, да иногда крепко бьют. Если бы все наши дивизии дрались как мы, никогда не было бы такого позорного положения на фронтах.

Вчера вечером мы с помощником начальника разведки Толей Гречаным устроили грандиозное истребление наших вшей. Зашли в лес, разожгли костер и стали кипятить в котле все наше барахло. Было эффектное зрелище, когда мы в адамовых костюмах плясали в темноте, чтобы согреться. Но, боюсь, эта процедура нас не спасет, опять набегут, подлые. Ведь все наши штабные офицеры кишмя ими кишат. Стоит подойти к кому-нибудь, и тут же подцепишь вошь.

7.09.42.

Обстановка на нашем участке становится все напряженнее. Каждый день к немцам подтягиваются новые и новые войска, орудия и техника. Видимо, в ближайшее время они предпримут здесь наступление. Засылают к нам шпионов, наших же дезертиров, целыми пачками. На других фронтах уже начались сильные бои.

Неужели мы не выдержим? Страшно себе представить, что тогда будет. Вечная казарма под немецким сапогом. Нас пошлют воевать с Англией, с Америкой. Наша культура, музыка, искусство, литература все будет уничтожено, если победит Германия. Я вполне представляю себе немецкий «новый порядок». Достаточно почитать выступления их вождей, их газеты, письма и дневники, чтобы ясно увидеть, что нас ждет. В европейской части русских вообще не будет, всех сошлют за Урал. В Европу наших будут посылать только на черную работу, на борьбу со стихийными бедствиями. Нет, этого нельзя допустить, мы должны удержать свою землю! Мы должны победить, победить любой ценой, если вообще хотим жить. Наше поражение означает если не физическую, то уж поголовную духовную смерть.

12–14-16.09.42.

Сегодня получил письмо от Нинки. Да, теперь мне понятно, почему все так получилось. Если бы только ее увидеть! Еще и еще раз перечитал ее письмо. Если бы еще месяц мы могли быть вместе, никогда бы этого не случилось. Слишком молодо было ее чувство, слишком коротка и неуверенна была наша любовь.

Она пишет, что любит меня, любит, может быть, еще сильнее и горячей, чем прежде. Если бы это было так! Но то, что она сомневалась в моем чувстве, говорит о том, что она не была уверена и в своем.

Она ни словом не упомянула о том, что вышла замуж. Может, этого и не было, но она должна была написать мне о том, кто и как помог разрушить ее чувство ко мне. Половинчатая откровенность не бывает у человека, который действительно любит.

Черт знает, что будет дальше: Новороссийск сдан, под Сталинградом сильные бои. На второй фронт надеяться рано, хотя у немцев обстановка дома значительно осложнилась. В своих письмах на фронт немцы все чаще жалуются на беспрерывные, воздушные тревоги днем и ночью. Но ведь одними налетами дела большого не сделаешь.

Что будет с нами зимой? Теплой одежды нет, с продовольствием тоже туго. Ну, да как-нибудь перебьемся.

Получил письмо от своей школьной учительницы литературы, Евгении Николаевны. Пишет, что дела в Москве невеселые. Наш учитель географии Николай Иванович так истощал, что опух от голода.

17.09.42.

Получил еще несколько писем. Слава Богу, мой перевод дома получили. Теперь надо вырваться в мой полк, получить еще деньги и отослать домой.

Ночи стали такие холодные, что во сне можно запросто замерзнуть. Утром на траве лежит белый иней. А в моей меховой куртке, оставленной в Лисичанске, гуляет сейчас какой-нибудь фриц.

20.09.42.

Сегодня нас пытались разбомбить: две бомбы разорвались метрах в двухстах от нашего командного пункта. Правда, это были какие-то эрзац-бомбы, сделанные из бетона и начиненные разной металлической дрянью. Воронки от них глубокие, но взрывная волна слабая. Маленький сарайчик, который стоял метрах в двух-трех возле одной воронки, остался цел и невредим и не получил даже пробоин от осколков.

Хотел сегодня помыться, но так и не удалось: не было ведра. Когда же я попаду в свой полк, где так давно не был? Там теперь все новые люди, которых я не знаю. Теплинский убит, Долгий тяжело ранен. Жаль их, хорошие ребята, особенно Теплинский.