Виктор Бердинских - Тайны русской души. Дневник гимназистки

• Название: Тайны русской души. Дневник гимназистки
• Автор: Виктор Бердинских
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-91678-252-3

Книга доктора исторических наук, профессора Виктора Бердинских целиком основана на дневниках за 1909 – 1924 годы Нины А – овой, вятской гимназистки, затем петроградской курсистки, затем поэтессы и скромной сотрудницы областной библиотеки. Ее цельная душа наполнена искусством, круг ее интересов – стихи, живопись, музыка. Дневники показывают невероятное богатство сложившейся к 1917 году русской жизни со всеми ее мироощущениями, восприятиями, образом мыслей, отточенной культурой чувств. На их страницах, сохранивших многие детали быта первой четверти XX века, гибким и страстным языком описаны события трагической эпохи. Во время краха родной страны юная девушка сохранила твердость ума и убеждений, искренность и чистоту. Она сумела – с поразительным самоанализом – запечатлеть поток времени, проходящий через ее душу, хотя, конечно же, не думала об этом, не помышляла о постороннем читателе и нимало не ценила свои закрытые для чужих глаз дарования.

---

Ох, деньги, деньги!.. И к чему бы они, а вот без них и худо приходится. Лишнюю бы десяточку – на мысли да комнату…

Среда, 7 октября

Пришлось-таки вынуть 12 рублей – и отдать (за комнату)! Грехи!.. А потом полтора часа ходила по Васильевскому острову – от 10-й до 18-й линии: искала комнату – в районе Большого проспекта (и) Малого проспекта. В один из домов побоялась зайти – уж очень он подозрительный!.. А две комнаты, что смотрела, (стóят) 17 – 18 рублей… Если б – двоим… А третью так мне и не показали, так как – для одной (и за) 25 рублей… Что и делать?..

Думаю сегодня ехать обедать к Е. А. Минюшской. Поэтому не обедала на курсах. А ну, как и там не удастся?..

Пятница, 9 (октября)

У Минюшских отобедала прекрасно – даже дыню ела…

Вообще, посидела очень хорошо. Так мило у них – уютно, просто…

На другой день была, понятно, у Юдиных, и все там читали мое письмо к Зинаиде Александровне (Куклиной). Миша (Юдин) при этом заметил:

– Ничего: умеете ни о чем много писать, это хорошо…

Я покраснела от этого замечания, но ведь так оно и есть – ни одной серьезной фразы на всех четырех страницах не было…

Значит, это было вчера (8 октября)… У меня вчера было дураческое настроение, несмотря на неудачи по квартирному вопросу. А сегодня моя компанионка уже предлагает мне перемениться местом с ее какой-то подругой, которая живет на 15-й линии – в комнате за 18 рублей… Если бы Шура Некрасова согласилась со мной переселиться, это было бы хорошо – экономия в 6 рублей… Но вопрос, во-первых, в том, согласится ли она, а во-вторых – там-то пустят ли двоих?..

Ну а теперь – о рефератах, которых я сегодня выслушала два. В семинарии Пиксанова и просеминарии Сиповского.

У Пиксанова это вышло замечательно: он повел дело таким образом, что выступил в роли защитника матери Тургенева156, которую «прокурор» (по его меткому выражению) – докладчица очень сурово обвинила. Вопреки общему мнению, он признал (на основании новейших данных, которыми, впрочем, пользовались и все работавшие по этой теме) за матерью писателя и материнскую любовь к своим сыновьям и к мужу, и ясность мысли, и критическую оценку литературных произведений, и яркий художественно-литературный талант, и властность взгляда – как признак сильной и твердой воли. И спросил, заканчивая свою речь:

– Так что ж, господа, заслуживает снисхождения? – на что и услыхал дружное:

– Да!..

Удивительно интересный такой какой-то способ ведения занятий…

У Сиповского всё это в другом роде, понятно, но у него – это первый просеминарский реферат. Девочка – с головкой гладенького пай-мальчика – нежным тонким голоском читала (с запинками – по тетрадке) дли-инный реферат. Она не так поставила себе вопрос и задачу темы, как это было видно нам, всем остальным, и поэтому «попала в калошу». Возражали три-четыре девочки, еще не вылезшие из своих коричневых платьев. Сбивчиво, повторяясь, неясно (я, вероятно, надо откровенно сознаться, и так не сумела бы), но уж очень мило, именно – сбивчивостью. И Миша (Юдин) прав, говоря, что гораздо лучше говорить свой реферат, чем читать по тетрадке… Да, это произведет более сильные впечатления и будет гораздо красивее. Но решиться так выступить – надо уж очень много смелости…

Получила вчера из дому латинские книги, но не все – всё равно покупать придется… А сегодня – письма от детей…

Приехала Юлия Аполлоновна, и надо отправиться к ней – за «тянулками»…157Советуют приглашать к себе, только, по-моему, это как-то неудобно. Ну, там увидим…

Вторник, 13 (октября)

Ищу комнату, но поиски безуспешны. Положение не из приятных: моей компанионке, очевидно, надо от меня избавиться – она рассказывает, что одна ее подруга зовет ее жить к себе, а другая – предлагает мне перемениться с ней комнатой (18 рублей для одной)…

А как из него (этого положения) выйти?.. Найти ничего не могу…

Пятница, 15 октября

Хотела было записать о рефератах, о том, почему я зря себе комнату столько времени искала, о разговоре с m-r Loarond’oм – но голова очень болит… Была в бане – верно, от этого…

А на завтра – еще урок есть латинский. Приготовить бы надо…

Сейчас кончила маме письмо…

Понедельник, 2 ноября

Давно сюда не заглядывала…

Сейчас сижу и жду Лиду. Вот звонок… Не она ли?.. Нет, хозяин пришел… Ну, значит – попишу…

Ведь я с 25-го (октября) – на другой квартире. Вместе с хозяевами – с Улей переехала… Комната побольше и погрязнее, зато «одеончик» теплый… Первое время мы здесь страшно мерзли, а теперь – тепло в меру…

О своем латинском уроке я ничего не писала. Ну, сделаю это теперь. Они мне не нравились, эти уроки. Анька совсем несерьезно себя вела, а она так заразительно хохочет, что за ней – все. Сергей Яковлевич только напускал на себя серьезность – это было видно. И снисходил ко всяким промахам. Вот скверно!..

У меня не выходило никакого толку из этих уроков.

Шура тоже почувствовала это и ушла из группы – неделю тому назад, а я дотянула до конца месяца и распрощалась только вчера с Клавдией и Аней. А Сергей Яковлевич узнает об этом только завтра (3 ноября) – и пожалеет. Я имею основание это предполагать. Судя хотя бы по этому вот: Анин смех для него ничего не стоит, но стоит улыбнуться или рассмеяться мне – готово, раскатился…

Или вот еще – вчерашний (1 ноября) разговор… Впрочем, может быть, я придаю бóльшую важность его словам, чем они стóят, но, право, по привычке верю чуть что не всему, что мне скажут…

Ну так вот: мы вышли вместе от Ани. Сергей Яковлевич отобрал у меня книжки и подхватил под руку.

– Пустите! – запищала я.

– Нет. Вы еще не привыкли ходить с мужчинами, надо вас приучить.

– Совсем ни к чему: оставьте, пожалуйста!..

Отпустил.

– Ну вот, – оправилась я, – теперь мне легче идти.

– Ей-Богу?

– Правда.

– Если б вы были выше, я бы вас выучил – учитель должен всему учить.

– Я вас больше за учителя не признаю.

– Вот как?! Ну-у, выражу порицанье вашим вятским студентам…

– За что?

– Да за то, что они – не на высоте своего положения.

– Да хоть бы и на высоте были, так мне-то бы неоткуда было научиться.

– Почему?

– Да я же вам говорила, что нынче раз выползла неудачно и постараюсь больше не выползать.

– Совсем?

– Да лучше, если – совсем.

– Печалюсь – за нашу половину, за ваших кавалеров…

– Господи, помилуй! Это почему?

– Что они теряют вас.

– Вот они от этого ничего не теряют, скорее – выигрывают.

– Как так?

– Да так, потому что скучнее меня никого нет.

– Или вы напрашиваетесь на комплимент…

– Да, я забыла – вы думаете, что женщина всегда говорит противоположное, что думает… Тогда я действительно не должна была этого говорить – сглупила немножко…

– Нет, бывает, что и женщина говорит правду.

– Признаете?

– Признаю. А относительно того, что вы сказали, позвольте судить мне. Со стороны виднее. Я заметил, что вы можете всё время говорить и вас слушают – стало быть, находят интересным…

– Когда это вы заметили и из чего?

– Ну, это уж я знаю.

– Да я-то себя тоже достаточно знаю, чтобы судить.

– Ну, познать самого себя – это самое трудное, признавали все с давних пор…

Затем – какая-то каша, так как народу много: и то я бегу вперед, то Сергей Яковлевич обгоняет меня. Дальше я спрашиваю:

– Вы мне скажете правду?

– Почему такое длинное предисловье?

– Потому, что вы можете уклониться от ответа. Так вот: вам Аня что-нибудь говорила обо мне?

– Говорила, а что?

– Только то, что она – по своей восторженности маленькой и доброте, наверное, сказала много лишнего хорошего и ничего дурного, так что вы не верьте ее преувеличениям – в хорошую сторону. Это так – маленькое предупреждение…

– Так знаете – она мне ничего не говорила…

– После этого я вам не могу больше верить.

– И наконец, у меня же есть глаза, и некоторый опыт, и уменье узнавать людей.

– Да я совсем не заподозрила вас в неимении глаз, а сказала потому, что Аня успела обо мне наговорить чего-то Клавдии: подозреваю, что слишком хорошего, – и та смотрит теперь на меня…

– С восхищением?

– Ну – глупости! А… как на какую-то значащую единицу…

Потом немножко говорили о Юдиных, о поощрении художеств, о водке, о воздержанности и чувстве меры, о легких, и, в конце концов, он дал блестящее доказательство моего положения – «скучнее меня никого нет»: приглашаю его к себе (ибо он теперь для меня – не учитель, и надо же завести хоть одного знакомого – жаль, что это не «доктор»!) – в субботу, а он и говорит:

– Можно мне не одному прийти, чтобы мне не скучно было?

– Аню прихвáтите? Вот – ладно.

Улыбается:

– Нет, студента приведу.

– Ой, нет!