Игорь Бунич - Беспредел

• Название: Беспредел
• Автор: Игорь Бунич
• Издательство: Шанс
• Жанр: Роман
• Год: 1994
• ISBN: 5-900740-14-5

---

Девушка-переводчица переводила меня весьма вольно, сверяясь с какой-то бумажкой, на которой, видимо, уже было написано все, что я должен был сказать. Неожиданно для себя я, подобно профессору Ларссону на симпозиуме, перешел на русский язык, вызвав у Топчака недоуменное поднятие бровей.

— Эта выставка продемонстрирует вам, — сказал я, — как наши далекие предки, бросив в старом свете дома и имущество, прорывались через государственные кордоны и ураганы Атлантики к земле, которую они считали обетованной. Они высаживались на эту землю единственно с верой в Бога и в свои силы, имея только топор и мушкет. И уверяю, в отличие от того, как это видится с высоты сегодняшнего дня, в их жизни не было никакой романтики. Был только тяжелый повседневный труд и ежеминутные опасности. Вся история нашей страны — это история добросовестного труда... Целые поколения американцев трудились, не покладая рук, чтобы сделать Соединенные Штаты великой мировой державой. А когда американцам мешали работать, они брались за оружие. Именно в этом причина восстания колонистов против Англии, военные меры против Мексики и Испании, гражданской войны и участия Америки в двух мировых войнах. Американский народ привык трудиться и не любит, чтобы ему в этом мешали. Как представитель посольства Соединенных Штатов я открываю эту выставку в надежде, что трудолюбивый русский народ, которому никогда не давали ни свободно работать, ни пользоваться ревультатами своего труда, наконец обретет право и на то, и на другое, памятуя, что несмотря на тяжелое положение, в каком ныне оказалась Россия, оно все же гораздо легче того положения, в каком оказались первые американские поселенцы. Но они нашли выход в труде, чего я желаю и вам всем. И да поможет вам Бог!

Надо признаться, моя речь никаких восторгов не вызвала. Кто-то похлопал для приличия, но физиономии у всех оставались весьма постными. Мой призыв к свободному труду явно никого из присутствующих не обрадовал. Никто из них работать не хотел, особенно топором и мушкетом.

Моя речь Топчаку, видимо, тоже не очень понравилась, но презентации он любил, как никто. Вообще, сейчас в России презентации устраивались по любому случаю, особенно, если при этом можно было шикануть перед иностранцами, а заодно и вытрясти из них валюту. На фоне общей беспросветной жизни в стране с полуосвещенными замусоренными городами с гирляндами нищих в подземных переходах, с десятками тысяч бездомных беженцев, с километровыми очередями за продуктами и с трех-четырехзначными цифрами цен на предметы первой необходимости, с крушением надежд в кровавом окружении непрекращающихся периферийных войн, эти презентации с недоступными населению и давно забытыми деликатесами, с женщинами в вечернях платьях и бриллиантах, с самодовольными мужчинами в европейских костюмах и смокингах, выглядели особенно нелепо и вызывающе. Тем не менее, их даже часто показывали по телевидению, а пресса их буквально смаковала, подробно описывая стоимость выпивки и закусок, восхищаясь ожерельями, серьгами и прическами присутствующих женщин и капиталом мужчин, некоторые из которых уже учились ездить верхом и играть в гольф.

Мне вручили пригласительный билет на очередную презентацию, которая должна была состояться завтра в Мариинском дворце по случаю открытия в городе какого-то очередного совместного русско-американского предприятия. Но и выставка тоже не осталась без презентации.

В одном из смежных помещений, украшенных гобеленами и золочеными канделябрами, был накрыт стол на несколько избранных человек, в число которых попал сам мэр, откуда-то появившийся директор Балтийского пароходства Марченко, еще несколько человек с номенклатурными лицами, а также Крис, Крамп и я. Крис выразительно показала мне глазами на дверь. Воспользовавшись некоторой суматохой, неизбежной перед началом любого банкета, мы выскользнули из гобеленовой комнаты, прошли несколько залов, спустились куда-то по лестнице, гораздо более скромной, чем парадная, и, пройдя по длинному темному коридору, вошли в помещение, уставленное шкафами и стеллажами.

— Лена, — позвала Крис, — ты здесь?

Откуда-то из-за стеллажей появилась женщина лет сорока с приятным, но каким-то усталым лицом. Я обратил внимание, что в последние годы у русских женщин, независимо от возраста усталые лица, какие бывают у людей, переставших понимать, во имя чего они живут. У Лены с Крис, я заметил, были очень хорошие отношения, поскольку они даже расцеловались.

— Познакомься, — сказала Крис на своем ужасном русском,— это мой друг Майк.

— Очень приятно, — ответила Лена.

Я скромно кивнул.

— Майк очень бы хотел посмотреть, — продолжала Крис, — те старые французские гравюры, которые ты мне недавно показывала. Помнишь, там парижские сцены времен Людовика XV?

Лена внимательно взглянула на меня.

— Вы тоже интересуетесь историей Франции до начала эпохи Французской Революции?

Слово "тоже" говорило о том, что именно этим интересовалась Крис.

— Да, — соврал я, — мне даже предстоит написать диссертацию о том, как Людовику XV удалось подставить под гильотину вместо себя Людовика XVI.

Лена улыбнулась:

— Это было несложно, поскольку Людовик XV умер своей смертью.

— Вовремя умереть — это тоже большое искусство, — согласился я.

Между тем Лена выдвинула в одном из шкафов широченный ящик, где лежали гравюры французских мастеров середины XVIII века. Сюжеты были, в принципе, очень однообразны. Во всяком случае, для такого дилетанта, как я. Дворцы, кареты, лошади, кавалеры в треуголках с хилыми шпажонками, дамы в пышных платьях с немыслимыми прическами, мраморные лестницы и колонны, дубы с роскошными до неправдоподобия кронами.

— Вот он, — неожиданно воскликнула Крис, — вы видите его, Майк?

Под гравюрой была подпись — "Приезд мадам и месье Дофин в Версаль на королевский обед по случаю блистательной победы Его Величества над парламентом 20 января 1771 года".

Дофин, будущий Людовик XVI, галантно подавал руку вылезающей из кареты Марии-Антуанетте. Все кругом застыли в поклонах. Но все это было, как говорится, на заднем плане. А на переднем плане, спиной к высочайшим особам, в треуголке и парике стоял Койот, смотря на меня с каким-то непонятным вызовом.

— Кто это такой? — спросил я у Лены, нетактично указывая пальцем на Койота.

— Это? — Лена пожала плечами. — Не знаю. Видимо, какой-то швейцарский гвардеец. Он стоит спиной к карете, с покрытой головой. Наверное, кто-то из охраны дворца.

— Если он часовой, то почему у него нет не только мушкета или алебарды, но даже шпаги, — возразил я, — и вообще часовые никогда не стояли в такой позе, скрестив руки на груди. Вот часовые, видите. Они стоят вдоль решеток дворца, а часть выстроилась шпалерой от кареты до входа во дворец. И все салютуют оружием. А этот что?

— Мы никогда не обращали внимания на подобные детали, — призналась Лена, — право, не знаю. Впрочем, этот персонаж есть и на других гравюрах.

Она переложила несколько листов и показала мне еще одну гравюру. На ней Койот в треуголке и жабо шел по аллее красивого парка, а чуть позади его шла дама с изящным солнечным зонтиком. Когда я ее увидел и разглядел, то уже не сомневался в том, что я рехнулся, видимо, от переутомления. Я поморгал главами, потряс головой, как конь, закрыл и открыл глаза, вспоминая, пил я сегодня или нет, а затем снова уставился на гравюру. .

— Что с тобой, Майк? — встревоженно спросила Крис, явно заметив, что со мной творится нечто, что нельзя назвать даже сильным удивлением.

— Все о’кей, — сказал я и, взяв себя в руки, прочел подпись под гравюрой: "Мадмуазель Жаннета де Руа в парке Леманжо прогуливает свою любимую болонку Кути. 19 февраля 1772 года".

Я вначале не заметил никакой болонки и уже решил, что болонкой Кути на гравюре назван Койот, но, присмотревшись, заметил собачку, бегущую по обочине дорожки между Жаннетой и Койотом.

— Здесь также не сказано — кто он такой? — спросил я, хотя Койот меня интересовал уже гораздо меньше, чем женщина с болонкой.

— Но зато, — с некоторой торжественностью в голосе заявила Лена, — нам хорошо известно, кто эта дама.

— И кто же она?

— Это Жаннета де Руа — одна из самых знаменитых женщин Франции того времени. Красавица, в которую влюблялись принцы, поэтесса, которой завидовали все современники, не переставая восхищаться, философиня, ненавидимая церковью и преследуемая за связь с дьяволом.

— С дьяволом? — переспросил я. — Так может этот молодец — дьявол?

Лена пожала плечами:

— Он не похож на дьявола. По крайней мере, на тот образ дьявола, который изображался на гравюрах того времени.

— И что с ней стало потом? Год смерти ее известен?

— Известно, что церковь в лице парижского архиепископа начала целую кампанию по травле Жаннеты и ей неминуемо грозил арест, суд инквизиции и тюрьма. Тогда уже не сжигали на костре, но было много способов наказания ведьм — нисколько не лучших. Но у нее были достаточно влиятельные покровители, которые помогли ей исчезнуть. По слухам, она бежала в Германию, а затем в Россию. Но это слухи, не более. Никаких следов ее пребывания в России не обнаружено.