Овидий Горчаков - Если б мы не любили так нежно

• Название: Если б мы не любили так нежно
• Автор: Овидий Горчаков
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-373-06770-6

О шотландце Джордже Лермонте (George Leirmont), ставшем родоначальником русских Лермонтовых, Михаил Юрьевич написал вчерне исторический роман, который он отдал мне на прочтение перед своей гибелью…

У М. Ю. Лермонтова было тогда, еще в Петербурге, предчувствие близкой смерти. В Ставрополе он сказал мне, что ему вовсе не чужд дар его древнего предка Томаса Лермонта, барда и вещуна, родственника шотландских королей уже в XIII веке…

На этом предисловие, написанное рукой Монго, Столыпина, друга и секунданта М. Ю. Лермонтова, обрывается. Далее следует рукопись того же Столыпина, написанная, судя по всему, на основании записок самого М. Ю. Лермонтова. Рукопись эта была обнаружена мной в июне 1981 года в Ватиканской библиотеке.

---

И в дальнем углу пылились стопы книг на разных языках. Они-то и влекли сюда Джорджа Лермонта. С 1457 года, когда в Майнце-на-Рейне была напечатана первая книга, прошло неполных два века. Сколько тысяч книг вышло за это время? Но с каким трудом доходили они до Москвы!

«Метаморфосеос, или Пременение Овидиево»… Плиний-младший рассказывает об извержении Везувия у итальянов… «L’lnstitution chretienne» Кальвина… Геродот… «Слово о полку Игореве»… Ронсар и Монтень… Как обожал Лермонт этот книжный запах — запах печатных чернил, желтеющей бумаги и… мышиного помета. С каким трепетом трогал медные застежки могучих черно-золотых фолиантов и случайно попавшуюся высушенную незабудку полустолетней давности…

Странно складывалась жизнь у Джорджа Лермонта. Служил в Кремле, выезжая из Москвы, палил из мушкета, рубил мечом, вел на врага своих смелых рейтаров, был всегда в походах ближе к смерти, чем к жизни, а воротясь в Москву, копался в книгах в этой лавчонке у Красной площади, писал свою «гишторию». Увы, за свою жизнь он пролил гораздо больше крови, нежели чернил.

А шаловливая Айви вышла замуж за пропойного подьячего из Пыточного приказа, народила ему ржаво-рыжих деток и как-то призналась в лавке Лермонту:

— Дурак ты, дурак, Джорди. Я тебя одного всю жизнь любила!..

Только с годами понял Лермонт, насколько увлекательнее копаться в старых книгах, чем рубить, кромсать, стрелять ближнего, хотя и это порой надо кому-то делать, иначе нагрянут ляхи, свей или татарва, и дом твой пожгут, и женку и чад твоих или убьют, сожгут, а то и в полон уведут, что хуже самой лютой смерти, торговать ими будут на невольничьих рынках Константинополя.

Разве одним из самых увлекательнейших приключений и открытий его жизни не стала случайная находка романа «Тристан и Изольда» в изложении по-старофранцузски великого Томаса Лермонта «Le Roman de Tristan par Thomas» примерно 1190 года. И, хотя говорят, будто пушечное ядро никогда не попадает в один и тот же пролом в крепостной стене, он снова лет через семь встретился со своим пращуром в той же лавчонке, куда вели по непросыхавшим лужам с грязной Варварки шаткие мостки. На этот раз он купил обтянутую телячьей кожей книгу аллегорических пророчеств Томаса Лермонта о судьбах его родной Шотландии. У него выступили на глазах слезы, когда он прочел, что книга издана в 1625 году в Эдинбурге! Он жадно вздохнул. Эта встреча тоже крепко встряхнула Джорджа, хотя величаво-мрачные предрекания показались ему чересчур уж неясными для вещего барда, заложившего душу за дар ясновидения. «Темна водица в облацех», — подумал он по-русски, что делал все чаще и чаще, сам тому удивляясь. Как-то он даже сказал Крису:

— Русский язык мне дается легко, потому что мои предки учились скандинавским языкам, норманнскому, французскому, английскому, шотландскому…

— Сей шкотский пиит Фома Лермонт, — говорил он по-русски сыновьям, — ваш славный предок, был первым пиитом Скотленда! — И вслух переводил на русский вперемежку с церковнославянским писания Томаса Рифмотворца.

Роман самого великого из шкотских бардов Томаса Лермонта ротмистр Лермонт читал в кремлевской караулке. Никто не мог сказать ротмистру рейтаров, что он нарушает устав караульной службы, ибо оного еще и в помине не было. Из Московского Кремля XVII века перенесся он сквозь густую тьму столетий на резвых крыльях воображения — своего собственного и своего пращура — в безмерно далекий XIII век. Епископ Патрик провел крещение в Ирландии, Рим давно разрушен готами и вандалами, Магомет бежал из Мекки в Медину, за океаном в неоткрытом Новом Свете течет золотой век народа майя, а в Шотландии правит принц Дростан, или Дристан. Боже мой, в какую историческую рань заглянул Томас Стихотворец, сын XII века! Народная баллада о Тристане и Изольде то ли была непосредственно подслушана Томасом в исполнении менестрелей, то ли попал в его руки роман, написанный на пергаменте англонормандцами. Так или иначе с легкой руки шкотского барда пошли Тристан и Изольда гулять по белу свету, появляясь на английском, немецком, скандинавском, итальянском, испанском, белорусском («О Трыщане и Изоте»), в стихах и прозе, соперничая чуть не со священным Пятикнижием Моисея.

Королевич Тристан, подобно Георгию Победоносцу, сразившему дракона в отчаянном поединке, убил злого великана, взимавшего живую дань с королевства дяди Тристана. Смертельно раненный великан плывет наугад в Ирландию, где его спасает от яда, коим было отравлено оружие великана, прекрасная ирландская принцесса Изольда. (Тут Джордж Лермонт вспомнил, что и прекрасная Шарон тоже была ирландкой, и, да простит ему Бог, уронил запоздалую слезу на желтую страницу романа.)

У короля Марка, дяди Тристана, нет наследника, и лорды умоляют его жениться. Выступая сватом от имени дяди, Тристан везет к нему Изольду. В пути они по трагической ошибке выпивают любовный напиток, данный Изольде королевой-матерью, чтобы связать ее неразрывной любовью с королем Марком. Непреодолимая роковая страсть губит влюбленных. Узнав о неверности Изольды, король Марк преследует ее и Тристана, изгоняет из своего королевства. (Так же и Джордж, оставив Шарон, стал изгнанником, пошел искать счастья по свету.) В Бретани Тристан женится на Изольде Белорукой, чтобы новой любовью разрушить колдовские чары. (Так и Джордж Лермонт женился на другой, не разлюбив Шарон.) Однако он не в силах стать настоящим мужем Изольды Белорукой. Он ищет забвения в битвах и, умирая от ран, шлет гонца к той, первой Изольде, чтобы она вновь спасла его от смерти. Изольда Белорукая узнает, что муж ее Тристан просил гонца поднять белый парус, если ему удастся привезти ту, первую, Изольду. И она говорит умирающему мужу, что в морском окоеме показался корабль с черным парусом. Изольда Белорукая видит в морским окоеме корабль под белыми парусами, идущий к гавани в Фекане, но она не желает отдавать свою любовь и клянется честью Тристану, что паруса на корабле чернее тутовых ягод. Узнав о крушении всех своих надежд, славнейший из рыцарей испускает дух. А к берегу летит по волнам корабль с парусами белыми, как лебединое крыло. Та Изольда, первая и единственная, прибегает к Тристану, узнает, что он не дождался ее, и замертво падает рядом с любимым. Душа ее отлетает. Тристана и Изольду предают земле рядом.

На могиле Тристана за ночь вырастает терновый куст и перекидывается на могилу Изольды. Король Марк трижды велит срезать куст, но на следующее утро он вновь поднимается еще крепче и пышнее, сплетаясь в неразрывный узел и соединяя обе могилы, над которыми безутешно воет верный пес Острозуб.

Грустно было ему читать поэму, и совсем стало невмоготу, когда дошел он до рефрена из любовной песни Тристана:

Isot my drue, Isot m’amie,
En vus ma mort, en vus ma vie.

Бывалый вояка читал и утирал глаза, вспоминая Шарон и свои былые мечты, порожденные вот такими дивными сказками, наперекор всему веря, что да, так, наверное, и было в незапамятные рыцарские времена и, может быть, даже в X–XIII веках, когда жил и писал Томас Лермонт.[98] Но увы, слишком много воды утекло с тех пор, и жизнь поднимает черный парус гораздо чаще белого.

В глазах щипало, закипали жгучие слезы и злая тоска, напрасные сожаления тисками сжали сердце, когда подумал он, что Шарон-то уже тридцать пять лет, что она, конечно, лет пятнадцать тому вышла замуж, народила рыжих детей, а его поди считает давно погибшим на чужбине.

Как наяву увидел он море, и солнце, и чаек, и Шарон с огненно-золотым нимбом вокруг взлохмаченных бризом рыжих волос, с мокрыми гневными глазами, услышал ее полуирландскую речь: «Нет, ты не Тристан, из тебя никогда не получится рыцарь!..»

Сидя однажды в караулке ввечеру, услышал Лермонт, как чей-то пьяный голос распевал скабрезные куплеты по-французски. Сомнения быть не могло: это был голос знатного зодчего Кристофора Галловея, и пел он балладу о Толстой Марго, сочиненную лет полтораста — двести до того королем парижских воров Франсуа Вийоном. «Смех сквозь слезы» — это выражение придумал он.

Выглянув в окно и увидев Галловея в компании вдребезги пьяного его приятеля, князя Хворостинина, ротмистр принял мгновенное решение:

— Он не должен меня видеть. Я исчезаю. Это наш земляк, джентльмен из Эдинбурга, принят при дворе, большая персона. Немедля отправить в карете на Посольский двор, где его резиденция. Вот ему деньги на пиво.

Крис не обижался, когда подтрунивали над его пристрастием к доброму пиву, к пламенной водке и чревоугодию. Однако у них была одна маленькая тайна, и Лермонт щадил чувство своего друга. Пусть Крис думает, что никто не знает о его тайне.

Крис считал, что живет двойной жизнью и никто, положительно никто, об этом не догадывается. А между тем его непотребства стали притчей во языцех. Дело в том, что сей ученый шкот почти все ночи проводил не в своей каморке, а в злачных местах Третьего Рима. А какой, спрашивается, Рим без злачных мест! Хотя в местах вел себя Галловей тихо и скрытно, слух о его похождениях дошел даже до духовного Государя всея Руси.