Овидий Горчаков - Если б мы не любили так нежно

• Название: Если б мы не любили так нежно
• Автор: Овидий Горчаков
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-373-06770-6

О шотландце Джордже Лермонте (George Leirmont), ставшем родоначальником русских Лермонтовых, Михаил Юрьевич написал вчерне исторический роман, который он отдал мне на прочтение перед своей гибелью…

У М. Ю. Лермонтова было тогда, еще в Петербурге, предчувствие близкой смерти. В Ставрополе он сказал мне, что ему вовсе не чужд дар его древнего предка Томаса Лермонта, барда и вещуна, родственника шотландских королей уже в XIII веке…

На этом предисловие, написанное рукой Монго, Столыпина, друга и секунданта М. Ю. Лермонтова, обрывается. Далее следует рукопись того же Столыпина, написанная, судя по всему, на основании записок самого М. Ю. Лермонтова. Рукопись эта была обнаружена мной в июне 1981 года в Ватиканской библиотеке.

---

Строптивый ирландец начал ворчать, но Дуглас осадил его гневным и презрительным взглядом и добавил:

— Еще недавно московиты не владели такими огромными землями, какие завоевал им Иван IV, он же — Грозный. Он расплачивался за военную службу Москве не добром, а злом, стал ужасным тираном. Нынешний Царь, Михаил Федорович, может укрепить с нашей помощью полмира! Всем желающим он подарит, как когда-то Канмор, богатые поместья на завоеванных землях. Появится новое дворянство, они построят себе и своим детям и наследникам новые дворянские гнезда. А если не захотят оставаться здесь, то вольны будут вернуться домой — в Шотландию или Ирландию, продав задорого, свои поместья!

— Вот это другое дело! — восхитился начальник ирландцев. — За это можно драться, воевать и лечь костьми…

— Уже сейчас, — с улыбкой произнес Дуглас, — мы получаем больше, чем русские князья за свой титул — всего семь рублей в год! А простой стрелец получает семь рублей в год за военную службу, но прибыль с поместья мы сможем получать в сто раз больше — 700 рублей!

— Вот это да! — вскричал ирландский начальник, вскочил и начал плясать джигу.

Как писал в своем бесценном труде «Сказания современников о Димитрии Самозванце» Маржерет, современник Джорджа Лермонта, французский капитан в России, затмивший д’Артаньяна, игравший немалую роль в 1601–1611 годах, то есть незадолго до появления на Москве Джорджа Лермонта, князья и бояре Государственной думы получали от 500 до 1200 рублей ежегодного оклада, окольничие — от 200 до 400 рублей и земли от 1000 до 2000 четвертей (при Маржерете окольничих было до 15 человек); думные дворяне, которых было 6, получали от 100 до 200 рублей и земли от 800 до 1200 четвертей; московские дворяне — от 20 до 100 рублей и земли от 500 до 1000 четвертей; выборные дворяне — от 8 до 15 рублей и земли до 500 четвертей, дети боярские — от 4 до 5 рублей в 6 или 7 лет и земли от 100 до 300 четвертей.

— Все вы, — продолжал Дуглас, — сегодня получите бесплатно добротное сукно местной выделки, но шить рейтарскую форму нам придется за свои деньги у местных портных, обслуживающих московских стрельцов. Через год службы вы снова получите сукно. За лошадей мы не платим. Жалованье…

Все подались вперед, навострили уши, не спуская глаз со своего начальника.

— Жалованье русских рядовых рейтаров, — продолжал Дуглас улыбаясь, — составляет двадцать рублей, офицеры получают в среднем тридцать рублей. Восточным иноземцам — татарам, чувашам и прочим — положено на десять рублей меньше. Нашим же рейтарам этого года будут платить по тридцать рублей рядовому составу и по сорок офицерам.

Довольные офицеры переглядывались улыбаясь.

— Но это еще не все, — широко улыбнулся и Дуглас. — Во-первых, обещают нам, если мы докажем им, что мы настоящие рейтары, поднять жалованье еще на десять рублей. Во-вторых, во время походов, а их нам не придется долго ждать, нам будут выдавать сало, соленую рыбу и сушеную рыбу, муку, пшено, картошку и даже водку, которая нам всем так понравилась здесь, не то что польский бимбер в крепости Белой…

Блестящая речь Дугласа, которому, как потом выяснилось, Рейтарский приказ уже положил оклад в 45 рублей, вызвала всеобщий восторг. Все рвались в бой. По приказу Дугласа выкатили бочонок водки, так сказать, авансом. Не прошло и получаса, как в рейтарской казарме запели наемники шотландские и ирландские песни…

Знал ли тогда Дуглас, понимал ли он, что новоиспеченные царские рейтары на самом деле стали пожизненными московскими пленниками? Что пока они здоровы и в строю, никто не выпустит их из Московии?

Но, как гласит известная русская поговорка, нет худа без добра. Ведь если бы вернулся Джордж Лермонт, если бы не стал он родоначальником русского рода Лермонтовых, то не было бы у нас ни Лермонтова, ни… этой книги о московском узнике…

Нам не дано знать, когда Джордж Лермонт стал Юрием Лермонтовым и осознал, что навсегда простился с Джорджем Лермонтом и родной Шотландией, с Абердином, с матерью и Шарон. Зато я установил, вникнув в московские порядки, что остался он не по собственной воле. И узнал он о том, что русичи не намерены отпустить его с военной службы, уже в 1615 году. Надо полагать, что он скоро разуверился в обещаниях Кремля. Разумеется, для него это было страшным ударом. И разве не передались его потомкам печоринская разочарованность, доходящая до мировой скорби, тоска по стране своих предков, врожденная любовь к песням и поэзии, мужество и фатализм, восходящий к варягам, норманнам и к шотландским рыцарям, а также неверие к великим мира сего и властям предержащим, недоверие и скептицизм…

Свой внезапный переход с польской службы на русскую шкоты восприняли с философическим стоицизмом, достойным самого Зенона.

— Царь, конечно, дурак, — рассуждал командир шкотского шквадрона Дуглас, — да лучше служить Царю-дураку, нежели Царю-извергу — Ивану Грозному, скажем, или французскому Ироду и святоше Людовигу Одиннадцатому. А ведь и ему служили Дугласы и прочие шкоты. Кстати, отец Царя, говорят в Немецкой слободе, очень, очень умен, но он сын своего времени, сильно тяготел к Ивану Грозному…

Только Лермонт терзался какими-то смутными угрызениями совести. Долго не проходило у него это назойливое беспокойство — не посрамил ли он честное имя Лермонтов?..

Уже по прибытии в Москву выяснилось, что Царь-недоросль крепко надул «бельских немчин». После осады Белой пришлось заново обрядить шкотов оружием, закупать почти всю рейтарскую амуницию: мушкеты, пистоли, сабли, латы, кирасы, шишаки, сумы, подсумки, огромные седельные пистоли по паре на брата и «рейтарский и конский всякий убор». Началось «строение мундиров», «штанов со всяким к тому прикладом» у российских и чужестранных купцов, закройщиков, портных и прочих работных людей, что одно уже стоило немыслимых денег, и все это вычиталось из будущего жалованья райтаров! Хорошо хоть коня со снаряжением не пришлось покупать Лермонту. Аргамак или бахмат стоил тогда сто рублей, не меньше, сумма по тем временам громадная. Безлошадные же влезли в такие долги к Царю Московскому, что можно было надеяться на полный расчет лишь через два года, или, как было указано в приказе, в 7123 году по московскому летосчислению!..

Надо признать, что почти все шотландцы и ирландцы довольно долго путались с этим летосчислением…

Рейтарский полковник фон дер Ропп, пыхтя брылями, объявил новичкам:

— Клянусь тремя кельнскими Царями… уф… уф… вам оказана чересчур уж большая честь… уф… уф… вместе со всем моим полком вы, канальи, будете парадинами — придворными стражами… уф… уф… самого Царя! Целуйте крест на верность… уф… Царю Михаилу Федоровичу. И чтобы верность эту… уф… уф… содержать до гроба!.. В Третьей книге Моисеевой, главе Девятнадцатой, сказано устами Господа нашего: «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его: пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш». Помните, — это уже я говорю, — что русские… уф… уф… добрые христиане и чтут Священное Писание. Они добром платят за добро, но не дадут спуску тому, кто обманет их доверие. У пророка Иезекииля сказано о ландскнехтах библейских времен, служивших гордому Тиру: «Перс и Лидиянин и Ливиец находились в войске твоем и были у тебя ратниками, вешали на тебе щит и меч; они придавали тебе величие». Царь Михаил молод… уф… уф… а значит, щедр, не то что старый скупердяй Сигизмунд. Каждый, кто заслужит, может стать… уф… уф… поместным русским дворянином — земли русской всем хватит с избытком…

— Среди вас, — продолжал фон дер Ропп, — имеются люди хорошего рода. Учитесь… уф… уф… придворному вежеству и учтивости, — он вдруг подмигнул, — и вы далеко пойдете. Не один наемный ратник и пришелец возложил на себя… уф… уф… корону.

Исчерпав посулы, полковник перешел к угрозам:

— И зарубите себе на носу: назад вам дороги нет. Как дезертиры и перебежчики все вы объявлены польским королем изменниками и приговорены… уф… уф… заочно к смертной казни! А отсюда убежите — покарает вас русский Царь лютой смертью!

В Москве жили поначалу рейтары, или, как они себя называли на немецкий манер, «райтара», в Хамовнических светлицах (казармах), пока не перевели их почти в столь же тесные светлицы с нарами за Москворечьем. В этих светлицах женатики из числа старослужащих и то селились по две-три семьи в одном покое. Уверяли, что страна эта, Московская Русь, была европейской, но клопы в ее стольном граде водились чисто азиатские, отличавшиеся зверской кровожадностью. Целые полчища этих bed-bugs бродили тучами по светлицам, зверея, сатанея с сумерками и лютуя до самого утра. Сладу с ними не было никакого.

В первое же жалованье бельские шкоты познакомились с русскими деньгами. После Смутного времени серебряный рубль похудел с шестнадцати золотников серебра до одиннадцати. Ниже рубля шли полтины, гривенники, алтыны, копейки и деньги. Новые монеты были правильной круглой формы, а старые — продолговатой и довольно корявые. Рубль насчитывал сто копеек новгородских и двести — московских. Джорджу приятно было видеть на копейке-новгородке своего тезку с копьем — отсюда и название копейки.