Светлана Гончаренко - Сыграй мне смерть по нотам...

• Название: Сыграй мне смерть по нотам...
• Автор: Светлана Гончаренко
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-3000-6

А ведь начиналось всё вполне благополучно… Николаю Самоварову почти удалось выменять отличный самовар для своей коллекции, но тут его владелец неожиданно умирает — на первый взгляд, по естественной причине. Пришлось договариваться с наследником. Тот, известнейшая в городе личность, оказывается весьма загадочным человеком, и чем больше Самоваров узнаёт о его странной жизни и жизни других странных людей, вращающихся вокруг него, тем больше возникает вопросов…

---

Оказалось, это прибыла подмога: Вера Герасимовна и с ней Альберт Михайлович в пуховой шали, крест-накрест завязанной на груди.

— Мы услышали пение и догадались, что Алексей Ильич у вас, — со светской улыбкой сказала Вера Герасимовна. — Как вы все тут оказались?

— Мы вас хотели навестить — узнали, что Алик кашляет, — поднялся с кресла Пермиловский. — Мы и гостинцы принесли.

Тормозов потряс бутылкой.

Вера Герасимовна взяла Пермиловского под руку:

— Пойдёмте же к нам! Поблагодарим Колю за гостеприимство и пойдём.

— Зачем ещё куда-то идти? — не согласился Тормозов. — Давайте здесь начнём! Нам и тут неплохо, правда? Я на кухню заглянул — там даже макароны какие-то стоят. Такая чавка не фонтан, конечно, но сойдёт. Вы, Коля, не в столовой случайно работаете? У меня на старой квартире соседка была, баба Груша. Она посуду в столовой мыла и тоже каждый вечер пёрла домой ведро макарон. Всегда меня угощала. Макароны — дрянь чавка, но чего с голодухи не слопаешь…

— Лёша, Лёша, Лёша, — ворковал ему на ухо Альберт Михайлович и подталкивал потихоньку к двери.

В конце концов Тормозова удалось вывести. Витя тоже встал с кресла и удалился, ласково улыбаясь. Вторжение закончилось.

— Ты уж извини, Коля, что так вышло, — сказала приотставшая от весёлой компании Вера Герасимовна. — Принесла их нелёгкая! Тормозов утром лопотал что-то по телефону, но я никак не ждала, что они заявятся прямо сегодня. Да ещё к вам забредут! Мы вечерами обычно дома, а нынче как нарочно пошли к целительнице Гликерии. Алик так кашляет! А эта удивительная женщина молитвами и травами буквально мёртвых воскрешает. Всё-таки что ни говори, существует какая-то необъяснимая сила! Нет, я не спорю, помогают и витаминчики. Алику их уже вторую неделю колют…

От последних слов Веры Герасимовны что-то встрепенулось в памяти Самоварова, что-то мелькнуло нужное, искомое, долгожданное.

— Как вы сказали? — спросил он удивлённо и даже руку вперёд протянул, будто хотел схватить убегающее слово. — Витаминчики? Витаминчики?

— Обыкновенные витаминчики: бэ один, бэ два… — осторожно пояснила Вера Герасимовна. — Коля, что с тобой?

— Кто витаминчики прописал?

— Господи, да все их прописывают для поддержания тонуса. Нам, например, Кихтянина рекомендовала. Ты, Коля, не заболел?

Самоваров ничего не ответил. Он неотрывно смотрел куда-то в угол. В его голове внезапно пошла торопливая работа — от необходимого, искомого отделялось и сползало шелухой пустое и вздорное.

— Витаминчики, говорите? — снова спросил он.

— Да. Коля, ты явно нездоров, — теперь уже уверенно сказала Вера Герасимовна. — Тебе тоже надо поколоться.

— Ещё как надо!

— Это не повод для шуток. У тебя неадекватные реакции и явно депрессивное состояние. Тебе к Кихтяниной нужно! Она лучший психолог в городе и очень помогла Алику после смерти его обожаемой жены. Чем поколоться, она тоже скажет. Сами мы к ней через Витю попали. Попробуем и тебя тем же путём устроить: записать на программу для малоимущих и социально неадаптированных. Представь, лечение на высшем уровне — и бесплатно. Прелесть!.. Ты меня слушаешь? Коля!

— Да!

— Ты согласен? Записать тебя?

— Да.

Самоваров готов был соглашаться со всем, что скажет Вера Герасимовна. Ведь она произнесла нужное слово: витаминчики. Он горячо пообещал лечиться чем угодно, проводил Веру Герасимовну до двери и сразу же стал названивать майору Новикову.

— Дело Щепина, убиенного укольчиком, ещё не закрыли? — поинтересовался он, когда Стас, явно что-то жуя, поприветствовал его из неизвестных телефонных далей.

— Нет пока. Но глухо. Алкаши ничего путного так и не сказали, хотя болтают страшно много.

— Тогда послушай трезвого человека. Я кое-что вспомнил.

— Не прошло и полгода…

— Что я могу сделать, если так устроена человеческая память! Я подозревал: Щепин в последнюю нашу встречу болтнул нечто любопытное. Я вполуха, конечно, слушал. Полной уверенности нет…

— Ну чего ты тянешь и мылишь? Или соврал, что трезвый?

— Понимаешь, надо выяснить, это правда или так, пустяки, стариковская болтовня. Щепин-Ростовский мне говорил, что Тверитину какие-то витаминчики кололи для омоложения и бодрости. От них поэт даже в пляс пускался. Почему-то Щепин считал, что именно от этих витаминчиков его друг и отдал концы. Если учесть, что самому Щепину впоследствии тоже сделали укол…

— Врачи-убийцы? Ты на это намекаешь? Но зачем им эти чёртовы пенсионеры?

— Не знаю. Установить, кто и что колол Тверитину, несложно. В отличие от Щепина, он весьма тщательно наблюдался в поликлинике деятелей культуры.

— Проверим, — сказал Стас. — Не хотелось бы пустых хлопот, но раз ты считаешь…

— Я не гарантирую, что дело в витаминах! Но это именно то, что я всё время хотел вспомнить. Плохонькая, да зацепка. Написал же Щепин на бумажке, что я не верю чему-то! Может, как раз про витаминчики и уколы? Я знал, что помню нечто странное, но в памяти один кот с бакенбардами торчал перед глазами. Теперь вот прояснилось…

— Что за кот? — удивился Стас.

— Тот самый, за которым убийца чашки вымыл.

— Тогда это выдающийся кот. Ты, Колян, напрягись — может, тебя снова озарит. Или сон вещий увидишь.

— Издеваешься? — обиделся Самоваров. — А между тем убийца мог проникать к старикам под видом медсестры. Или вместе с медсестрой. А потом они вдвоём убирались, чтобы уничтожить следы борьбы, и вешали тряпочку на батарею.

— Никаких следов борьбы! Убийца подмёл мастерскую, а мусор ссыпал в помойное ведёрко. Никаких осколков посуды, выбитых зубов, клочьев драных пиджаков и прочего там не обнаружено. Только полведра пыли и столько же сухого кошачьего дерьма.

Глава 13. Портрет девушки в белом

— Я не ожидала, что ты так можешь, — сказала рыжая Анна Рогатых, глядя на дипломную Настину картину с сумерками и с Самоваровым.

Настя сама понимала, что получилось у неё то, чего прежде она никак не могла добиться. Таинственная, цветная, лихая, безоглядная живопись, в которой нет ничего ученического! Или почти ничего.

— Не ожидала, — повторила Анна. — Ты ведь такая молодая! Художников я вообще-то уже встречала: двое у нас в училище актовый зал расписывали. Сделали дрянь. Я всегда считала, что настоящее бывает только у классиков, которые давно умерли. Или у пожилых дяденек с бородами.

— У бородатых тоже полно дряни, — заметила Настя. — И даже у классиков, между нами. Я вот что думаю: тут в музее уже есть холст — готовый, грунтованный. Я собиралась писать натюрморт. Может, ты мне прямо сейчас попозируешь? Не дожидаясь гастролей и Голландии? А то за эти полтора месяца всякое может случиться.

— Что, например? — удивилась Анна.

— Например, у меня времени не будет — диплом на носу. А ты можешь влюбиться в голландца и остаться с ним навеки. Или, наконец, перекрасишься в фиолетовый цвет, который меня не устроит. Да мало ли что! Иван Петрович всегда готов начудить.

— Какой Иван Петрович?

— Так один наш знакомый сумасшедший называет судьбу. Давай начнём прямо сейчас?

Анна махнула рукой:

— Начнём!

Они, как только перешли на «ты», сразу стали ладить. Настя не только усадила Анну позировать, но и уговорила снять дурацкий детский галстучек и расстегнуть воротник белой блузки. Ещё бы и хвостики уничтожить! Смешать и растрепать волосы, чтоб получилась золотая рама… веснушки, синие капли глаз, губы розовые в пол-лица… Теперь и писать можно! Чудо!

Настя всегда торопилась и рисовала прямо на холсте. В институте её ругали за скоропалительность и заставляли компоновать тщательнее. Ей же хотелось схватить кисточку вместо уголька, как в жару хочется кинуться в холодную воду. Невтерпёж — краски, выдавленные на палитру кучками, так вкусно блещут! Они так весело, сначала густо и полосато, а потом гладко и ладно смешиваются, а потом разжижаются, то оступаясь в грязь, то выравниваясь в цвет — и Настя одна знает, что с ними нужно делать!

Сейчас на бледном пустом холсте появится Анна Рогатых в белой блузке, с белой до голубизны шеей и жёлтыми веснушками. Анна во всей красе, в протуберанцах буйных косм, выпущенных из хвостиков на волю! Она, пожалуй, никакая не хористка. Она разбойница! Хотя называться всё это будет скромно — «Портрет Анны». Или нет! Просто «Девушка в белом».

Анна Рогатых позировала хорошо, смирно. Она сама удивлялась, почему ей так нравились и Настина живопись, и сама Настя. Несмотря на квадратные плечи, решительный нрав и крупные черты лица, Анна была очень женственна по своей сути — то есть других женщин терпеть не могла. Все они были либо красивее и удачливее её самой и потому благодушно её презирали, либо наоборот, были глупее и уродливей — стало быть, завидовали и злились.