Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

• Название: О завтрашнем дне не беспокойтесь
• Автор: Николай Симонов
• Жанр: Научная Фантастика

Цикл новелл, связанных одной сюжетной линией: разлукой и воссоединением братьев Павловых, родившихся 2 марта 1953 г. в московском родильном доме имени Грауэрмана сиамскими близнецами. Их срастание произошло в утробе матери в области позвоночника посредством «короткой трубчатой хрящевой связки между лопатками».

После успешной операции главврач роддома согласился передать одного из них на усыновление в приемную семью. Таким образом, братья-близнецы, названные одним именем и даже зарегистрированные под одной фамилией, жили и не тужили, пока одному из них судьба не нанесла жестокий удар, который громким эхом отозвался в жизни другого. События разворачиваются в реальном и виртуальном пространстве-времени, где прошлое, настоящее и будущее сосуществуют в интеграле вечности, и описываются от лица всевидящего «электронного писателя» и трех друзей-программистов, которые пытаются разгадать тайну романного героя, совершившего удивительное путешествие по «петле времени». Published in Canada by Altaspera Publishing & Literatury Agency Inc. Продается здесь:

http://www.lulu.com/shop/nikolay-simonov/nikolay-simonov-o-zavtrashnem-dne-ne-bespokoites/paperback/product-21396373.html

---

— В таком же положении, — продолжал вещать Фишман, — находятся сейчас исследователи, расшифровавшие для нашего блага геном человека. Белки, ферменты аминокислоты, то есть химический язык генома, известен, а вот, в какой последовательности эти элементы расположены, как друг с другом взаимодействуют, и что ими управляет, науке не ведомо.

— А что известно? — спросил Павлов, представляя себя в этот момент в белом мундире кавалергарда, танцующим с юной графиней Ростовой.

— Пока мы знаем только то, — сказал Фишман и многозначительно прокашлялся, — что геном человека записан в 46 хромосомах, содержащихся в каждой клетке его организма. В каждом из нас из указанного количества хромосом ровно половина досталась нам от мамы, половина — от папы. И эти пары соединены узами, гораздо более прочными, чем узы брака. Каждая из 23 пар содержит молекулу ДНК, состоящую из двух нитей. Размер ДНК в самой большой хромосоме — порядка 250 миллионов пар нуклеотидов, а в самой маленькой — около 50 миллионов.

— Нуклеотиды, это что — ядра? — Павлов еще не забыл факультатив по теоретической физике и шпаргалку к зачету.

— Нуклеотиды, — терпеливо объяснил Фишман, — это цепочки фосфата сахара: аденин, цитозин, гуанин и тимин. Они содержат код, необходимый для синтеза белков и зарождения жизни. Следует отметить, что ДНК — химически очень стойкое соединение. Почти столь же стойкое, что и атом физиков. В благоприятных условиях оно может сохраняться десятки, сотни, а может и тысячи лет. Гены — это фрагменты молекулы ДНК, которые содержат закодированные команды и определяют индивидуальные характеристики человека: цвет волос, рост, телосложение и т. д. Самая высокая плотность расположения генов наблюдается вдоль хромосом 17, 19 и 22, в то время как хромосомы X, 4, 18, 13 и Y сравнительно пусты.

— Отчего же так, ведь природа не терпит пустоты? — Павлов продолжал проявлять чудеса находчивости.

— Дело в том, дорогой коллега, — Фишман, волнуясь, переходил к сути, — что ДНК состоит, строго говоря, не только из генов. Ген, или экзон, — это экспрессируемый участок молекулы ДНК, на котором, как на станке, «штапуются» молекулы того или иного белка. Но почти 70 процентов нуклеотидных последовательностей, то есть подавляющее большинство, это — интроны. Молекулы, которые ничего не кодируют.

Не всегда ясно, зачем они нужны и что делают, но — явно нужны и что-то делают, иначе бы их не было совсем. Так, вот, я подозреваю, что интроны сохраняют память обо всех этапах и периодах эволюции человека, как биологического вида, начиная от простейших организмов и заканчивая приматами.

— Батюшки мои, насколько же все сложно! Надеюсь, что матушка природа или сотворивший ее Господь, ограничили этим свои загадки?! — Павлов, действительно, был поражен неизвестной ему доселе информацией.

— Нет, дорогой коллега, это еще не все, — с новым приливом вдохновения продолжил свою лекцию Фишман, — в интронах достаточно пространства, чтобы зашифровать информацию обо всем генеалогическом древе человека. При этом определенные последовательности нуклеотидов могут многократно повторяться. То есть, грубо говоря, человек, родившийся в XX веке, может иметь точно такую же совокупность генов и интронов, которые были у его прапрадедушки, служившего стольником при дворе Иоанна Грозного. Полагаю, что, при погружении такого человека в гипноз с установкой на воспоминание, интроны «просыпаются» и начинают передавать в отключившийся от впечатлений обыденности мозг определенную информацию, которая самопроизвольно считывается, анализируется и перенаправляется в хранилище долговременной памяти.

— Data Warehouse! — Павлов решил блеснуть эрудицией.

— Что, что? — переспросил Фишман.

— Data Warehouse, это — хранилище данных. Понимаете, у меня друг есть, кибернетик… — объяснил Павлов.

— А, тогда все ясно, — сказал Фишман и, кажется, даже обрадовался, задав риторический вопрос:

— Ваш друг, надеюсь, говорил вам о том, что управляющая система не может быть проще управляемой?

— Да, говорил! — подтвердил Павлов, хотя никакого друга-кибернетика у него и в помине не было. Просто он, однажды, прочитал «залитованную» статью, автор которой (кажется, из Пензы) утверждал, что операционная система ЭВМ почти полностью соответствует организации мыслительных процессов в коре головного мозга. Из этого ученый делал вывод о том, что, если для ЭВМ программу пишет сам человек, то для самого человека ее, наверное, пишет кто-то другой… Выдержав паузу, Фишман продолжал:

— У каждого человека, как и в любой ЭВМ, есть хранилище данных.

Предположительно оно расположено в затылке и организовано наподобие архива с каталогом, папками и отдельными делами — мемориальными файлами. Под тонким воздействием гипноза это хранилище, подобно памяти ЭВМ, начинает распаковываться и человек, якобы, вспоминает ранее прожитую жизнь. А на самом деле — переживает за судьбу своего предка, жившего в XVI веке; наблюдает момент его рождения, прослеживает самые важные события, которые произошли в его жизни и, наконец, переживает ужас предстоящей ему смерти посредством колесования — в исполнение приказа грозного царя. И с ним происходит сердечный приступ. Да, такие, вот, дела. Un point c'est tout. Последнюю фразу насчет сердечного приступа Аркадий Моисеевич произнес машинально, вспомнив некое, не дающее ему покоя событие. И тут же поймал себя на мысли, что его случайный попутчик, быть может, совсем не случайный, раз задает столь глубокомысленные вопросы. И он решил на всякий случай попридержать язык, а также урезонить Мелиссу, которая, по неопытности, приняла эту непростую столичную штучку за принца на белом коне. Но не иначе, как под влиянием la liqueur des dieux, он размягчился и начал рассказывать о том, какими методами ученые пользуются для расшифровки генома человека и других божьих тварей.

Сначала кромсают ДНК на куски, разгоняют получившиеся фрагменты в электрическом поле и гибридизируют, предварительно пометив интересующие их участки молекулы радиоактивным фосфором. И так далее.

— Собак ножами режете, а это бандитизм…, — шутливо заметил Павлов и перевел пьянеющий разговор к другим, более жизненным темам: о современной литературе и научной фантастике. Фишман, оживившись, высказался по поводу вышеупомянутого литературного жанра довольно жестко, нелицеприятно, но, по мнению Павлова, совершенно справедливо.

— Многие авторы фантастики, — сказал он, приведя перед этим несколько примеров, — часто хотят сделать свой воображаемый мир как можно более реалистичным, особенно, если они пишут в жанре sci-fi. А поскольку основой этого жанра являются техника и технологии, а их основой — физика, химия и биология, а не магия, то авторам приходиться говорить и о некоторых естественнонаучных процессах и законах. Но в последнее время, изучая все больше этого чтива, которое мне присылают знакомые из Израиля и Америки, я прихожу к неутешительному выводу: многие писатели-фантасты современной науки не знают вообще, ее не понимают и не чувствуют, даже на школьном уровне.

— Однако, советская фантастика все же, наверное, на высоте? — предположил Павлов.

— «Гиперболоид инженера Гарина». Все остальное — фуфло! — категорично заявил Фишман.

— А как же Стругацкие? — обиделся Павлов, втайне гордясь тем, что их скандальная повесть «Улитка на склоне», которую он хоть и до конца не прочитал, была опубликована в результате его халатности.

— Стругацкие, это — не фантастика, а социальная диагностика, причем, абсолютно пессимистическая. Я бы даже назвал это апокалипсическим реализмом — назидательно произнес Фишман, и Павлов вынужден был и на этот раз с ним согласиться. Фишман потянулся, зевнул и объявил, что после того, как они выпьют еще чуть-чуть, он, пожалуй, завалится спать. Узнав о его намерениях, дремавшая или делавшая вид, что спит, Мелисса, спустившись вниз, попросила Павлова проводить ее в тамбур на перекур. И он, нехотя, поплелся за ней, хотя, честно говоря, был бы не прочь последовать примеру Аркадия Моисеевича. И, вот, они вошли в тамбур. Заметно нервничая, Мелисса объявила ему о том, что более между ними никакого интима не будет, разве только что он объявит Фишману, который уже десять лет ей приходится вместо сбежавшего из их семьи в неизвестном направлении отца, о том, что согласен взять ее в жены. А так как жена-еврейка в условиях советской действительности, это — лучшее средство передвижения, то он, Павлов, если, конечно, не полный дурак, мог бы задуматься о своем будущем. Такой поворот событий Павлова немного смутил, но потом, спохватившись, он признался, что к эмиграции не готов, поскольку на его плечи легла обязанность заботы об уже немолодом, израненном на войне отце.

— А ты знаешь, какая в Израиле медицина? А какой почет ветеранам войны, кто воевал с фашистами! И какую они получают от государства Израиль пенсию? — Мелисса перешла в генеральное наступление.