Джеймс Джонс - Отныне и вовек

• Название: Отныне и вовек
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

В центре широко популярного романа одного из крупнейших американских писателей Джеймса Джонса — трагическая судьба солдата, вступившего в конфликт с бездушной военной машиной США.В романе дана широкая панорама действительности США 40-х годов. Роман глубоко психологичен и пронизан антимилитаристским пафосом.

---

— Другими словами, он тебе не обрадовался?

Маджио засмеялся:

— У него на его плоской башке вот такая наклейка из пластыря! Полголовы заклеено. Мой Хэл хорошо знает этого Томми, — продолжал он. — Когда он в первый раз увидел его с Блумом, он сам мне сказал. Увы, мой бедный Томми! Я знал его.

— Это же из Шекспира, — сказала Сандра. — Только у Шекспира немного не так. Это из «Гамлета». «Увы, мой бедный Йорик! Я знал его, Горацио».

— Да? Надо же! Хэл у меня очень образованный мальчик. И очень поэтичный.

— Не сомневаюсь. — Сандра усмехнулась. — Они все поэтичные. Меня тут иногда навещает парочка таких же поэтичных.

— Интересно. — Маджио скорчил забавную рожу. — А зачем?

— Угадай.

— И угадывать нечего. — Маджио повернулся к Пруиту: — Папа Хэл говорит, Томми каждый раз клянчит у него машину, когда едет за Блумом. Он зарабатывает такую ерунду, что ему еле на жизнь хватает. Хэл говорит, он где-то в центре служит и еще подхалтуривает — пишет рассказы для журналов. Совсем нищий. На какие шиши он Блума поит?

— Да, конечно, — кивнул Пруит, не зная, что сказать.

— Я сегодня ужинал в «Лао Юцае», — похвастался Маджио Сандре. — Представляешь?

— В «Лао Юцае»? — равнодушно переспросила Сандра. — Мой любимый ресторан. Высший класс. Я там каждый день пасусь.

— А тебя туда пускают?

— Конечно. Почему бы нет?

— Я думал, вашим девочкам запрещено бывать в городе.

— Официально — да. Но в «Лао Юцае» никто про меня не знает. Они там думают, я богатая туристка.

— А ты когда-нибудь ела эту… как ее… па-па-йю?

— Папайю? Каждый день ем. Я ее люблю.

— Я сегодня в первый раз попробовал. По виду вроде пюре из дыни. А вкуса вообще никакого. Для вкуса в нее лимонный сок добавляют.

— Это как с маслинами, — сказала Сандра, — К ним нужно привыкнуть.

— С авокадо такая же история, — авторитетно заметил Старк. — И с устрицами. Сначала нужно привыкнуть, а потом понравится.

— Когда ее лимонным соком поливают, она пахнет точь-в-точь как блевотина, — сказал Маджио. — Привыкать жрать блевотину я не собираюсь. — Он залился громким полупьяным хохотом и так зашелся, что чуть не упал с колен Сандры.

Сандра недоуменно посмотрела на него.

— Официант у нас был китаец, — сквозь смех начал объяснять Анджело. — Все время у меня за спиной стоял. Наверно, боялся, я не ту вилку возьму и выйдет большой конфуз. Потом принес эту самую па-па-йю и ломтик лимона. Я его шепотом спрашиваю: «Что это?» А он мне: «Это же папайя, сэр». Я ему тогда на ухо: «Анджело Маджио все в жизни должен попробовать». Потом выжал сверху лимон: «Я правильно делаю?» — «Да, сэр, конечно». — «Странно, — говорю. — С лимоном эта ваша па-па-йя пахнет в точности как блевотина». Он обалдел, уставился на меня и молчит. Я ему тогда опять шепотом: «Слава богу, что я обожаю блевотину, а то бы нехорошо получилось».

Все, кроме Пруита, рассмеялись. Засмеялась даже Билли. А Анджело на своем насесте самодовольно ухмыльнулся, напоминая излюбленного карикатуристами попугая, который выругался матом и заставил старую деву выбежать из комнаты.

— Я думал, папа Хэл лопнет от смеха, — добавил он. — А китаеза сразу испарился.

Билли вдруг соскользнула с коленей Старка, словно смех вывел ее из гипнотического транса. Она резко потянулась всем своим гибким девчоночьим телом, твердые маленькие, торчащие вверх груди — многие добродетельные женщины с завистью сочли бы их неположенными ей по рангу регалиями — упруго выпятились, и чернеющие сквозь платье соски почти уперлись Старку в лицо.

— Может, пойдем, Мейлон? — хрипло шепнула она. — Новых клиентов вроде не предвидится. Даже если кто-нибудь придет, уже почти два. А я, когда меня берут на всю ночь, по мелочам не размениваюсь.

— Пошли. — Глаза у Старка запали и были налиты кровью.

— А вы, ребята, идете? — Билли повернулась к Маджио и Сандре. — Бутылка же у вас.

— Ш-ш-ш, — одернул ее Маджио.

— Да ну! — Билли плюнула. — Пусть эта старая сука повесится!

— Мы сейчас, — улыбнулась ей Сандра. — Сейчас идем, детка.

Проходя мимо Пруита, Сандра нагнулась к его уху:

— Когда Лорен вернется, скажи ей, что мы пошли во второй коридор, над лестницей. Она поймет куда.

— Ладно, — безразлично кивнул Пруит.

Компания вышла из гостиной и со смехом скрылась за углом коридора.

Какого черта ты психуешь? — сказал он себе. Еще ведь нет двух, тебе пока не из-за чего расстраиваться.

Он повторял это себе снова и снова. Но в притихшей гостиной были только он и темный, выключенный музыкальный автомат, а на свете нет более выразительного символа одиночества, чем потухший и немой музыкальный автомат — люди все ушли, ушли и унесли с собой серебряные монетки, — и Пруит столько раз призывал себя не психовать, что сбивался со счета и волей-неволей начинал все сначала.

Но вот наконец в коридоре раздался низкий сдержанный голос Лорен, и он поспешно вскочил на ноги. Чересчур поспешно, сердито подумал он, хочешь, чтобы она догадалась, как ты психуешь?

Но он не стал садиться в кресло. В холле Лорен тепло прощалась с любителем серфинга из Форта Де-Русси. Пруиту показалось, что она тратит на него слишком много времени, гораздо больше, чем нужно, и что прощается слишком тепло, гораздо теплее, чем с обычным клиентом. Может, она это нарочно, подумал он, чтобы поставить его на место? Но даже если так, ему наплевать. Когда Лорен, улыбаясь, вошла в гостиную, он стоял у кресла и никак не мог прикурить сигарету. Он увидел, что она улыбается, и у него отлегло от сердца.

— Ты ужасно себя вел, — укорила она его. — Что это еще за номера?

— Я знаю, — сказал он. — Я не хотел.

— И тебе не стыдно?

— Стыдно.

— У тебя-то хоть деньги есть. Билл, бедняга, мечтал остаться на всю ночь, но у него денег нет. Мне даже кажется, эти три доллара у него последние. Теперь до самого Ваикики будет пешком топать.

— Бедолага, — сказал он. — Я ему сочувствую. Ты меня извини, скотина я. — Он подумал, что еще днем у него самого не было ни гроша и он вкалывал в кухонном наряде. Теперь все это кажется таким далеким, будто и не с ним было, а с кем-то другим. Может, даже с бедолагой Биллом.

— Перед тем как ты к нам подсел, Билл с отчаяния попросил меня одолжить ему до получки пятнадцать долларов, — грустно сказала Лорен. — А ты еще начал его подкалывать.

— Я ревновал.

— Ревновал? — Она безмятежно улыбнулась. — Меня? Проститутку? Не льсти мне. И вообще, тебе должно быть стыдно.

— Мне стыдно. Я уже сказал. Но я все равно ревную.

— Не имеешь права.

— Знаю. И все равно ревную.

— Бедный Билл даже предлагал мне проценты — пять долларов. И обещал бесплатно научить серфингу. Сказал, что свою доску даст, не надо будет брать напрокат.

— Вот обнаглел! Это ж какую надо иметь наглость!

Лорен грустно улыбнулась:

— А мне все равно было его жалко. Особенно когда ты начал над ним издеваться.

— Чего же ты не одолжила ему?

— Ты тут ни при чем, не думай. Как я могла ему одолжить? Я торгую собой не потому, что мне это нравится, я деньги зарабатываю. А бизнес есть бизнес. В нашем деле в долг не отпускают, легко прогореть. Мало ли кого мне жалко или кто мне нравится. У меня не бакалейная лавка, не могу же я всем открывать кредит. Потому и не одолжила. И чувствовала себя при этом последней дрянью. А ты только подбавил.

— Понимаю. Но какой же он наглый, если мог о таком попросить! Я эту породу знаю: все-то они умеют, все попробовали — и тебе серфинг, и альпинизм, и самолеты, и подводный спорт. О чем разговор ни зайдет, во всем разбираются. И наглые, как танк. А на самом деле ни черта не умеют. Я таких много видел.

— Насчет серфинга он не врет. Я видела на Ваикики, как он катается. У него правда хорошо выходит. Он все деньги тратит на серфинг, подводную охоту и взносы в Морской клуб. Всегда в долгах на три месяца вперед. Я еще и поэтому не могла ему одолжить.

Разговор о спортивных подвигах Билла надоел ему.

— Сандра просила передать, что они пошли в коридор над лестницей. Она сказала, ты знаешь куда. Анджело протащил бутылку, мы хотим ее вместе выпить.

Лорен пристально посмотрела на него холодными и очень ясными глазами.

— Хорошо. Я знаю, где это. Пойдем.

— Подожди. Ты на меня еще злишься?

— Нет. Не злюсь.

— А по-моему, злишься. Я тебя потому и спрашиваю. Если злишься, давай лучше все отменим.

Она снова посмотрела на него, так же пристально, потом улыбнулась:

— Забавный ты. Я не злюсь. Сначала злилась, а теперь нет.

— Я не хотел тебя злить. Мне важно знать, что ты не обиделась.

Говорить такие слова трудно: невольно чувствуешь себя дураком и боишься, что тебе не поверят. Ведь очень многие, наверно, произносят эти слова с легкостью, не вкладывая в них никакого смысла.