Сигрид Унсет - Возвращение в будущее

• Название: Возвращение в будущее
• Автор: Сигрид Унсет
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-94282-184-4

Книга норвежской писательницы, лауреата нобелевской премии Сигрид Унсет (1882–1949) повествует о драматических событиях, связанных с ее бегством из оккупированной в 1940 году Норвегии в нейтральную Швецию, а оттуда — через Россию и Японию — в США. Впечатления писательницы многообразные, порой неожиданные и шокирующие, особенно те, что связаны с двухнедельным пребыванием в предвоенной России.

Книга была написана, что называется, по горячим следам и впервые опубликована в США в 1942 году, в Норвегии — в 1945 году. Причем судьба ее не лишена драматизма. Ироничное, а то и резко негативное отношение к советской действительности вызвало протест советских официальных кругов, советское посольство в Норвегии расценило эту книгу как клевету на Россию, «недружественный шаг», потребовало, чтобы она была изъята из продажи. Книга вышла в Норвегии только четыре года спустя, уже после смерти писательницы, в 1949 году.

---

Музей естественной истории был, вероятно, очень хорошим в свое время. Что касается количества экспонатов, то их было не больше того, что есть в любой мало-мальски крупной средней школе в Норвегии, но этот музей был нам интересен тем, что представлял животный мир Сибири: ее млекопитающих, птиц и рыб. Экспонаты находились в плачевном состоянии, муляжи рыб растрескались до такой степени, что набивка лезла из них наружу; с птиц облетели перья, а шкура многих зверей была явно изъедена молью. Но при этом было весьма трогательно смотреть, как многие русские, часто целые семейства, отец, мать и трое или четверо их детей, ходили по залу и рассматривали выставленные экспонаты с глубоким интересом, даже почти с благоговением.

Этнографический музей, так же как и музей естественной истории, оказался небольшим, невероятно интересным, но в очень плохом состоянии. Его экспозиция говорила нам о том, что коренными жителями Сибири были какие-то монгольские племена с примитивной культурой. Правда, во время нашей поездки по железной дороге мне не попалось ни одного монгольского лица, несмотря на то что значительный отрезок пути пролегал вблизи монгольской границы.

И вот наконец наступил тот день, когда мы должны были распрощаться с советским раем. Этот день начался с сильного ливня. Говорят, что во Владивостоке из 365 дней дождь идет 360. Я стояла у окна отеля и наблюдала за очередью в маленький магазинчик, расположенный прямо напротив отеля. Он открывался рано утром. Не знаю, что, собственно говоря, там продавали. В городе в этот день, судя по всему, был какой-то праздник, так как люди надели свою самую лучшую одежду. Некоторые из женщин явно покрасили волосы, было видно, как с их волос по голым плечам стекают красно-коричневые струйки. Мне было интересно посчитать, сколько зонтов я увижу. Но мне удалось увидеть только одного старика, у которого был зонт. Правда, я еще заметила одну маленькую девочку, которая с гордым видом раскрыла свой ярко-красный детский зонтик от солнца. А ведь в очереди стояло двести человек, и все они промокли до нитки.

Тут к нам в номер пришел наш знакомый молодой норвежский торговец мехами, очень возбужденный: он заметил, что над его окном по крыше ходят рабочие, как он понял, они собираются что-то чинить. Он хотел, чтобы и мы посмотрели на это, ведь это в самый первый раз за всю нашу поездку мы сподобимся увидеть, как русские что-то чинят.

Крыша отеля отчаянно нуждалась в ремонте, кровельное железо и куски толя, а также прогнившие доски бились по крыше при порывах ветра и во время дождя. Но оказалось, что рабочие, которые ходили по крыше, вовсе не собирались ее чинить, у них была другая цель: они забрались на крышу, чтобы водрузить огромный плакат, он изображал ликующих граждан и гражданок с широчайшими улыбками на лицах, выражающими свою безграничную радость по случаю выполнения советского пятилетнего плана по электрификации. Дело в том, как объяснил нам мистер Г., что сегодня праздничный день. А один из наших соседей по отелю, француз, рассказал нам, что на улице какой-то рабочий спросил его, знаем ли мы в Европе об электричестве, которое придумал Ленин, чтобы помочь российскому пролетариату. Я подумала, что хорошо бы им также иметь пятилетний план по обеспечению населения зонтиками в этом населенном пункте, где круглый год льют дожди и который носит название Владивосток.

Наконец прибыли автомобили, чтобы доставить нас к местной таможне и пункту паспортного контроля. Большую часть своей одежды, которую я использовала по дороге в поезде, я оставила в шкафу своего гостиничного номера, я думаю, что никакая стирка в мире не может отстирать эти вещи. К тому же я надеюсь, что тот, кто их найдет, сможет ими воспользоваться.

Помещение таможни было одним из самых чистых, какие мне довелось видеть в России, к счастью, это было так, ведь оказалось, что нам предстояло провести здесь почти целый день. И когда время приблизилось к пяти часам, мы стали сожалеть о том, что не послушали совета нашего Серого Карлика и не захватили с собой какой-нибудь еды из отеля. В самый последний момент я поняла, что русская еда все-таки лучше, чем ничего.

Те бумаги, которыми в свое время снабдил меня сотрудник русского посольства в Стокгольме, оказали неоценимую помощь и здесь: нам с Хансом не пришлось открывать чемоданы. Меня попросили лишь отдать оставшиеся рубли и выдали квитанцию, которую я смогу предъявить, если когда-нибудь еще раз попаду в Россию и захочу получить свои рубли обратно. У меня было их не так много, где-то около 80. Я очень пожалела о том, что не отдала их все для девочки Олёхи.

Другим пассажирам пройти советскую таможню оказалось не легче, чем влезть в игольное ушко. Все содержимое их чемоданов было тщательно обследовано, и даже катушки с нитками, мотки пряжи и швейные принадлежности дамских шкатулок для шитья были весьма основательно осмотрены. Все письма, книги, а также любые бумаги изучались невероятно долго, их отдали одному из переводчиков, который немножко знал немецкий язык и несколько слов по-английски, других языков здесь никто не знал. Среди пассажиров были рабочие-поляки, граждане США, они ехали в Америку после посещения родины, для них таможенный осмотр окончился трагедией, так как у них отобрали молитвенники и четки, которые они везли из родной Польши. У одной из английских дам был дневник, который она вела в течение последних двух лет, она делала также заметки во время поездки через Сибирь, этот дневник был конфискован.

Но все имеет конец. И вот нас посадили в автомобили, и мы поехали к пристани.

Именно она и явилась самым последним нашим впечатлением от Советской России. Деревянный причал настолько прогнил, что его пришлось укрепить с помощью сложной системы балок и тросов, закрепленных на крыше одного из близлежащих домов. Часть опорных балок, из которых состоял причал, отсутствовала, и он напоминал челюсть с полусгнившими зубами. Пароход стоял рядом с понтоном, сколоченным из старых деревянных брусьев; чтобы подняться на борт, нам пришлось пройти, качаясь из стороны в сторону, по очень старому мостику, перекинутому через абсолютно черную воду, издававшую самый невыносимый запах, это был наихудший запах из всех тех, что мне довелось обонять в России, а вода у пристани была грязная и дурно пахла. Порт Владивосток так и сохранился в памяти как какой-то зловонный отстойник.

Но все же наше судно «Харбин Мару» стояло на причале, прекрасное, сверкающее. Японские моряки в великолепной морской форме, а также мальчики-служители, бои, были одеты в белоснежные куртки, которые явно не использовались в качестве ночной одежды, они с любопытством смотрели на нас, стоя на палубе. Через иллюминатор мы имели возможность мельком заглянуть в камбуз, где мы увидели ряд сверкающих чистотой чайничков для заварки, свисающих на многочисленных крючках с потолка.

Какое это было счастье войти на борт «Харбин Мару». Перед нами предстали чистые каюты с чистыми постелями, ванной комнатой, выложенной кафельной плиткой. В кранах было полно горячей воды, в залах ресторанов столы были накрыты сверкающими скатертями и салфетками, на столах красовались фрукты. Поэтому неудивительно, что мы были готовы с такой симпатией относиться к японцам, были готовы доверять им во всем и всегда считать, что не народ, а лишь небольшая клика несет ответственность за захватническую политику и войну в Китае, за японский империализм и циничные претензии на господство над народами Восточной Азии. Мы были совершенно очарованы японцами и невольно сравнивали их с русскими, учитывая то обслуживание, что мы испытывали в России в течение двух недель. Мы с сыном сразу же попытались немного привести себя в порядок у себя в каюте, и тут пришел стюард, который и сообщил нам, что если молодой господин и мадам желают принять ванну, то они могут сделать это немедленно, не дожидаясь отправления судна. А потом к нам пришла, плача от радости, молодая шведка, жена австрийского еврея, которая ехала в Перу, она была счастлива почти до истерики, потому что ее малыш получил возможность съесть наконец персик и апельсин и ужасно радовался своей чистой кроватке; дело в том, что ребенок вырос в Швеции и за свои четыре года привык к шведскому образу жизни, он буквально заболевал от грязи в России. Он не мог есть грубый черный хлеб и несвежие яйца и никак не мог понять, почему мама не может давать ему молоко и фрукты, как он привык. Эта шведка все время боялась потерять своего мальчика, ведь она, вероятно, уже никогда в жизни не увидит своих родителей, братьев и сестер, потому что вряд ли у нее когда-нибудь будет возможность приехать в Швецию. Но теперь, слава богу, ребенок был вне всякой опасности.

Мы отплывали, позади оставался Владивосток в виде светлой подковы огней, которые отражались в черной воде бухты. «Харбин Мару» осторожно миновал минный пояс.