Василий Аксенов - «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

• Название: «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)
• Автор: Василий Аксенов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-98720-034-6

Самый популярный писатель шестидесятых и опальный – семидесятых, эмигрант, возвращенец, автор романов, удостоенных престижных литературных премий в девяностые, прозаик, который постоянно искал новые формы, друг своих друзей и любящий сын… Василий Аксенов писал письма друзьям и родным с тем же литературным блеском и абсолютной внутренней свободой, как и свою прозу. Извлеченная из американского архива и хранящаяся теперь в «Доме русского зарубежья» переписка охватывает период с конца сороковых до начала девяностых годов. Здесь и диалог с матерью – Евгенией Гинзбург, и письма друзьям – Белле Ахмадулиной и Борису Мессереру, Булату Окуджаве и Фазилю Искандеру, Анатолию Гладилину, Иосифу Бродскому, Евгению Попову, Михаилу Рощину…

Книга иллюстрирована редкими фотографиями.

---

Не знаю, кто больше трусил, Ефремов или я. Кажется сильнее трусить, чем я, уже нельзя. Первый акт прошел сносно, второй начался тоже сносно, потом на сцене в темноте в самый решающий момент все сломалось. Сломался круг, сломались фурки[178], минут десять в темноте творилось что-то совершенно ужасающее и зловонное. Затем начали играть дальше и выяснилось, что самые важные места совершенно неправильно поставлены, сыграны, растянуты, засушены. Кое-как доиграли до конца.

Реакция на этот позорный прогон в Москве противоречива. Драматурги (большинство) шокированы; критики в основном «за» (некоторые говорят всякие слова – «гениально», «новый этап»); начальство еще не сказало своего решающего слова; часть публики ничего не поняла, другая – восхищена. Ефремов ушел в глубокий клинч, я сбежал в Новгород.

Здесь я уже два дня совершенно один. Отсыпаюсь, гуляю, погода отвратительная. Облазил весь Кремль и Ярославово дворище. Конечно, это поразительный город – среди обычного областного быта и строительства белеют церкви XII–XIV веков и всему венец – София, божественное творение, отойти от которой трудно, голова все время поворачивается к ней.

В Кремле замечательный музей с очень хорошей коллекцией древних икон и картин, от Феофана Грека до Петрова-Водкина.

Новгород давно уже как-то притягивал меня, очень рад, что вырвался сюда, а также что проехал на автобусе через Калинин, Торжок, Вышний Волочек, Валдай.

Завтра схожу еще раз в музей и вечером уеду или в Ленинград или в Москву.

В ближайшие дни начальство должно сформулировать свое отношение к нашему спектаклю, и тогда определится срок премьеры, если таковой суждено быть. Предстоит еще литовка[179] пьесы, вот какое дело. Никогда еще я не отдавал столько сил постановке своих вещей. Смешно, что не получил еще за это ни гроша, если не считать аванс, полученный 1,5 года назад.

Вот такие новости. <…>

Кажется, мне нужно сейчас как следует поездить, попутешествовать, почитать. Сейчас оформляют меня в Союзе дружбы с заграницей на поездку в Америку. Если будет о’кей, поеду туда на 3 недели в конце мая. Это полутуристская поездка с выплатой 500 рэ. Кроме того, АПН предложил(о) совершить рейс на каком-нибудь торговом судне. Если бы эти поездки состоялись, было бы замечательно.

Чехословацкая идея что-то зачахла, так что во Львов я попаду уж наверняка только осенью, снова золотой осенью.

Что у вас нового? Здоровы ли? Напиши. Когда определится срок премьеры, телеграфирую или позвоню. Кстати, я потерял номер телефона.

Крепко целую.

Вася.

Евгения Гинзбург – Василию Аксенову

Львов. 18 июня 1965 г.

Дорогой Вася!

Уже целый месяц от тебя ничего нет. Знаю от знакомых, что ты благополучно вернулся в Москву. Хотела бы знать, каковы твои дальнейшие планы. Дело в том, что, наверно, Тоня скоро приедет в Москву, чтобы делать свою безумную попытку насчет театрального училища. В связи с этим и пишу тебе сейчас <…> Мне кажется, что из всего, нужного для сцены, у нее есть только привлекательная наружность. Тем не менее, я не чиню ей препятствий, пусть едет и пытается. Иначе вся дальнейшая жизнь будет состоять из попреков по поводу неосуществленного «призвания».

Я тебя прошу не о том, чтобы ты ее, во что бы то ни стало, обязательно сунул куда-то. Это кончилось бы только потерей времени и тем, что выгонят через пару месяцев. Прошу я о том, чтобы Ефремов или другие компетентные люди прослушали ее и объективно сказали – есть там из-за чего копья ломать или нет. Ведь содержать ее отдельно в Москве будет мне очень трудно, становлюсь ведь не молода же, устаю быстрее, жизнь сложная. На все эти жертвы я могу пойти, если там действительно что-то есть. А если все это блажь и желание пофигурять – так уж не стоит тогда и меня обрекать еще на пять труднейших в материальном отношении лет. Вот в таком духе, пожалуйста, поговори с Олегом Николаевичем и пусть скажет чистую правду.

Если она действительно одарена, тогда уж обратимся к его протекции насчет того, чтобы там снисходительно посмотрели на ее общеобразовательный уровень.

Прочла я обе рецензии на твою пьесу[180] и спектакль – и в «Сов. культуре», и в «Литературке». Мне кажется, все хорошо: отзывы вполне благожелательные, спокойные, некоторые упреки по твоему адресу сдержанные, а порой и заслуженные. Так что поздравляю тебя с благополучным окончанием дела, которое отняло у тебя столько сил и принесло столько волнений. Прочла в «Лит. России» и сообщение о том, что твой пятый рассказ[181] пойдет в «Москве», что тоже приятно.

Я недавно вернулась из Закарпатья, куда ездила по командировке «Юности» расследовать жалобу. Поездка была довольно интересная, но очень трудная в бытовом отношении, т. к. шли проливные ливни, туфли у меня разлезлись, я простудилась. Да и жить в этом селе пришлось в избе, т. к. никакого дома приезжих там нет.

Сейчас я день и ночь стучу на машинке разные «опусы» в местную газету, чтобы сколотить себе минимальный капиталец на мою ежегодную поездку в Дзинтари. Думаю выехать в начале июля, так что прошу тебя ответить на это письмо, не откладывая в долгий ящик. Или позвони.

Телефон не забыл? 2–74–44. Дома я или с 2–4, или уж вечером попозднее.

Как Алешенька?[182] Едет ли в Малеевку?[183] Поцелуй его за меня.

Ну, будь здоров. Жду ответа. Целую.

Мама.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Лауласмаа. 12 июля 1965 г.

Дорогая мамочка!

Я поселился в 50 км от Таллина на хуторе у одного эстонского рыбака. Снимаю верхнюю комнату, как бы мансарду – раскладушка, верстак, на котором пишу, и стул. Это в лесу, возле моря. Все было бы прекрасно, если бы не проклятая погода. Тепла совсем нет, три дня подряд сыпал совершенно осенний дождь. Не знаю уж отчего, но работается мне не ахти как, никак не могу «завестись». М. б., это происходит из-за отвычки писать, ведь фактически я целый год ничего не писал, за исключением маленького рассказа в феврале[184], когда просто сбежал из театра. Кстати, этот рассказ «Победа» вышел в «Юности». Читала ли и как? Пишу сейчас сатиру, повесть о человеке, который превращается в «стальную птицу»[185]. Кажется, я тебе немного рассказывал об этом – лифт, вестибюль и т. д. Написал листа полтора, и застопорилось. Иногда серые эстонские небеса наводят такое уныние, что хочется отсюда смотаться, но все-таки, должно быть, я высижу здесь этот месяц и буду пытаться работать, хотя бы для того, чтобы расшатать инерцию безделья и забыть о московской суете.

Сколько ты будешь в Лиелупе?[186] Возможно, в конце месяца я смог бы заехать к тебе на пару дней, но это еще не точно, буду зависеть от многих причин.

Должно быть, погода и у вас не блестящая? Как ты устроилась и отдыхаешь? Какие вести от Тоньки? Хорошо, что хоть Ефремов сейчас в Москве. Может, он сможет ей как-то помочь.

Алеша, когда я уезжал из Москвы, был здоров и весел. В детском саду ему хорошо. Возможно, в августе мы поедем вместе с ним в Коктебель. <…>

Крепко целую и желаю тебе хорошо отдохнуть.

Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Москва. Лето 1966 г.

Мамочка!

Комиссия состоялась, и меня вызывали в паспортный отдел Мосгорисполкома, где разговаривали очень ласково. Мне нужно было, прийти с твоим паспортом, но его у меня, естественно, не было, и потому дело оттянулось. Теперь тебе нужно сделать вот что. Сразу после возвращения в Москву пойти в паспортный отдел Мосгорисполкома (Ленинградский проспект, 16, ком. № 4) к тов. Волошиной с паспортом и формой № 15, которую я со своей подписью оставил для тебя в нашем домоуправлении у паспортистки.

Итак, сначала в домоуправление за формой № 15, потом – с формой и с паспортом к тов. Волошиной. Начальником тов. Волошиной является тов. Шутов (полковник), он же председатель комиссии, тот самый, которому звонили Полевой и Ильин[187]. Волошина расспрашивала меня о львовской квартире и, когда я сказал, что квартиру мы сдадим с тем, чтобы Тоня получила меньшую площадь, она (Волошина) радостно улыбнулась.

Мне кажется, что решение будет положительным. Я мог бы запросить у тебя паспорт ценным письмом, но сам сейчас уезжаю в Эстонию. Я все обговорил и выяснил, что моего участия уже не требуется.

Возможно, я еще заеду в Комарово и все объясню тебе устно, но, по-моему, и так все понятно. Наконец, вышла моя книжка[188]. Это печальная радость, потому что при подсчете оказалось денег только на возврат долгов. Увы, я опять в прорыве и не знаю, когда из него вылезу.

Многие меня отговаривают связываться с Госполитиздатом[189]. Говорят, что погрязну в архивах и потеряю уйму времени. До сих пор не принял еще решения. Я впервые оказался в том положении, когда не могу писать того, что хочу, а должен писать то, что нужно по договорам, то, что от меня требуют или хотят другие люди.

Стремлюсь к прозе, как к тайной любовнице.

В Малеевке 4 дня я провел отлично, играл с Китом и всей его группой в лесу. Кит выглядит хорошо, бодро, но, кажется, ему уже осточертел шумный коллектив.