Дмитрий Дудко - Бойцу дело найдется (Семен – Перунов воин)

• Название: Бойцу дело найдется (Семен – Перунов воин)
• Автор: Дмитрий Дудко
• Жанр: Фэнтези

---

Д.М.Дудко Бойцу дело найдется (Семен — Перунов воин)

Студент распрямил затекшую спину и вытер потный лоб под пластмассовым козырьком. Кучка пережженных костей белела на темном грунте, а чуть поодаль из земли выступало бурое от ржавчины железо. Он оглянулся. Раскоп почти опустел: все, доеопав свои квадраты, спешили к Донцу. А ему еще комплекс расчищать! Заметив приближавшегося профессора Михилева, студент взялся за нож и щетку … Все-таки археология — самая интересная наука: никогда заранее не знаешь, что появится под ножом или лопатой. То есть, конечно, чем больше опыта, тем больше знаешь, но только в общих чертах.

Из земли выступили стремена. Поздние, десятого века. Рядом удила, согнутая вдвое сабля и еще что-то массивное. Топорик, что ли? Рядом с саблей лежал … затвор трехлинейной винтовки.

* * *

Боец десятого Пролетарского полка Семен Деряга шел долиной Донца. Немилосердно пекло солнце. Вот уж судьба-лиходейка: пакет доставил кому надо, а на обратном пути напоролся на бандитский разъезд, коня потерял, еле ноги унес. Догоняй теперь полк пешком …

Слева зеленела бескрайняя пойма реки — самого Донца и не видно за камышами, справа вздымались поросшие травой крутые склоны. Семен легко перемахнул ручей, вытекавший из лесистого оврага, и тут … Все вокруг искривилось, закачалось, потом и вовсе пропало. Только пролетело над головой бесшумно что-то железное, блестящее — будто маленький дирижабль. Оклемался боец, видит — все по-прежнему. До чего жара доводит! Сунул голову в ручей, передохнул малость и зашагал дальше. Скоро будет знакомая хата деда Юхима и яблоневый садик … Что за черт, хоть и черта, как известно всякому сознательному бойцу, нет? Ни хаты, ни сада, а пор всему склону — кладбище. Ровненькие бугорки, а вместо крестов — столбики.

Подошел Семен ближе, пригляделся к надписи на столбике.»Мирослав Деряга. Убиен от печенег при Володимире князе». Глянул на гору впереди, ниже по Донцу, а на ней … крепость. Невзрачная такая, стены земляные. Щипнул себя раз, другой — нет. Не спит. И пить не пил, и голова ясная, и жара вроде бы спала. Да что ж такое? Тут и вспомнилась Семену книжка, читанная на привале. «Машина времени» называлась. Видно, эта самая машина и пролетела тогда над ним, да и забросила ненароком на тыщу лет назад! Вроде как под паровоз затянуло. А те не заметили и дальше полетели.

Вот те на! На Северном фронте забредал в лесные скиты — вот уж где народ дремучий! Так от них хоть в советские места можно было выбраться, а здесь, хоть до края света иди — ни красных, ни белых, ни самой Революции. И люди, поди, еще темнее тех староверов. Хоть стреляйся с тоски! … Погоди, боец: классовая борьба-то всегда была — в «Коммунистическом манифесте» сказано. Значит, и тут дело найдется. И род Деряг, оказывается, уже тогда был. А поговорить с родичами сумею: недаром в семинарии (откуда за листовки выгнали) древнеславянский язык лучше всех знал.

Да вот они и родичи. Один смуглый, скуластый, вроде башкирца, бритоголовый, в нагольном кожухе, другой русый, в белой вышитой сорочке. У первого при поясе лук с колчаном да аркан, у второго в руках топор боевой. Поклонился Семен: «Здравствуйте на многи лета!».

— Здравствуй и ты. А кто еси и от какого рода?

— Семен есьмь, от рода Деряг.

— От Деряг, говоришь? А речь будто у вятича, и одет не по-нашему, — недоверчиво прищурился русый. А скуластый за аркан схватился:

— Да лазутчик он печенежский! Держи его, Людоша!

Пальнул Семен из трехлинейки в воздух для острастки. Как бухнутся «родичи» в ноги!

— Ой, помилуй, воин Перунов! И как мы сразу не признали: Мирослав ты, Богутин сын, три года назад погиб. А говорят, будто крещеных Перун в свою дружину не берет! Да мало ли кто тогда у грека сдуру крестился … Ты уж на Батбая не серчай: им, болгарам, лишь бы кого заарканить — те же степняки.

— Не поймаешь врага — сам на аркане будешь, — проворчал Батбай.

— Ладно уж, беги, скажи старейшине.

Людоша оказался разговорчив, и по дороге к селу выпытал Семен понемногу, что зовется оно Красная Горка, а по-болгарски Кизилтепе, что старейшину зовут Добромысл, а колдуна Клыч, и умеет он волхвовать по-русски и по-болгарски; что вся земля и крепость на горе принадлежат Юлдуз-бегим, вдове Саур-бека. Удивился было Семен, что болгары здесь больше на татар похожи, да вспомнил: болгары-то из степи пришли, после уже ославянились.

Навстречу Семену все село вышло. Впереди — старик важный с посохом резным да мужик угрюмый, медными фигурками обвешанный, волосы и борода не стрижены, а глазищи так и сверлят тебя. Понял Деряга — старейшина то с колдуном, поклонился в пояс, поздоровался, по имени назвал. Добромысл доволен остался: на небе, говорит, побывал Мирослав, а род свой не забыл; с чем же, мол, Перун тебя к нам прислал?

Подумал Семен: «Правду сказать — все равно в толк не возьмут. Заставлю-ка я Перуна мировой революции послужить».

— Послал меня грозный бог объявить на земле завет его. А завет такой: всем одной коммуной жить … ну, общиной то есть.

— Мы и так общиной живем, закон и покон дедовский блюдем …

— Блюдете, да не весь. Земля должна общая быть …

— Она и так общая: каждый год заново делим.

- А нужно не делить, а работать всем вместе. И чтоб ни бедных, ни богатых. А Юлдуз вашу гоните подальше, нечего на нее ишачить.

Тут народ в сомнение пришел.

— Это что ж за завет? Так разве в глухих лесах живут.

— Юлдуз то в чем виновата? К людям добрая, ни одного закупа в холопы не продала…

— И от печенегов село боронит не хуже храброго Саур-бека …

Старейшина головой качает:

— Испытываешь ты, видно, нас, Перунов воин. Боги правду знают, да не скоро говорят.

Озлился Семен, да и брякнул: Нету никаких богов, один обман все!

Зашумели люди, заволновались, обступили Семена. Он — за винтовку. А Клыч будто того и ждал.

— В давние времена украл Шайтан-Чернобог солнце с неба. Что ж стоит бесу молнию украсть?

И тут застучали конские копыта, раздался народ, и увидел боец трех всадников. Впереди — женщина в кольчуге, наборном поясе, при сабле, а красивая — глаз не отведешь! Раскосая, смуглая, волосы черные распущены. Клыч заговорил с ней, по-болгарски, видно. Она выслушала и только усмехнулась Семену.

— Кто бы ты ни был, а у меня ты гость. Пожалуй в мою крепость!

Дали Семену коня, и поехали они на гору. Дорогой больше молчали. Он боялся теперь лишнего сказать, а она только глянет украдкой, да и отвернется: гордая. Въехали в крепость, а там одни юрты стоят. Ссаживают Семена с коня, ведут в гостевую юрту. В ней уж все накрыто: баранина жареная, виноград, вино в узорчатом кувшине. Принялся Семен за угощение, а тут и хозяйка входит. На волосах шапочка, сережки золотые, в бусах бубенчики позванивают, из-под шелкового платья шаровары выглядывают, туфельки бисером расшиты. Села по-турецки, вина гостю наливает.

— Ешь, пей, Мирослав. Я тебя еще живым помню.

— Будто я теперь мертвый! Хоть, по правде сказать, стоило помереть и с того света вернуться, чтоб к такой хозяюшке попасть.

— Смелый ты. Сильный. Трусу боги громовых стрел не дадут. А нас только боги и могут еще спасти.

— Коли тебе боги так нужны — вот они у меня, — засмеялся Семен и похлопал по затвору. — Целая обойма и еще три запасных.

— Не смейся, Мирослав. Разве не знаешь — все твои родные в тот набег погибли? (А родных-то Семена в Феодосии бандиты-курултаевцы вырезали). От нас, степных болгар и русов, все отступились. Служили мы Хазарии — ее уж нет. А Русь говорит: «Сами выпутывайтесь, прихвостни хазарские». Печенегам дань обещали — Куря-хан только смеется: «Больно моим глазам от ваших полей и крыш соломенных. Хочу видеть здесь одни пастбища. А вас всех — на невольничьем базаре в Херсонесе». Воевать уж некому: не только отроки — женщины на коней садятся …

Загорелось сердце у Семена.

— Что мне Куря? Хочешь — уложу его, бандита, с одного выстрела и голову тебе принесу? Земли им, кровососам, все мало! Горя трудового народа мало!

— Добудь его голову, Мирослав, добудь! Владимир нас за эту голову под свою руку примет — Куря его отца убил.

Подалась вперед, смотрит неотрывно, а глаза черные, бездонные. Подсел ближе Семен, обнял болгарку, а та вдруг ящерицей вывернулась:

— Моим мужем только батыр может быть. Победи сначала Курю. А для охальников у болгарских жен вот что есть, — покрутила свинцовым кистеньком и выскользнула из юрты…

А наутро выстроилось в степи за селом ополчение красногорцев. Впереди — конная дружина Юлдуз-бегим, за ней пешцы с копьями и топорами. Семен — на вороном коне, при сабле, в шлеме и кольчуге покойного Саур-бека. А на душе кошки скребут. «Дожился: беком сделался, помещиком. А только красный боец красным всегда останется!».

Вот и печенеги. Несутся с воем, со свистом, бунчук треххвостый по ветру летит, посредине скачет всадник в богатых доспехах, лицо маской железной прикрыто. Прицелился Семен — и попал прямо в железную харю. Увидели печенеги мертвого хана, завопили, да как побегут! Многих тогда догнали стрела, клинок да аркан …