Ольга Круглова - Япония по контракту

• Название: Япония по контракту
• Автор: Ольга Круглова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-94098-013-9

Героиня книги — русская женщина-физик, приехавшая по контракту в японский университет. Её работа с японскими коллегами, открытия, сделанные ею дома, в магазине, в больнице, на улице, в повседневной японской жизни — это содержание книги. В ней — жизнь японского университета, заботы преподавателей и студентов, будни и праздники японского города, отношения между жёнами и мужьями, родителями и детьми, радости молодожёнов и печали уходящих на пенсию стариков. В этой книге — путешествия по Японии, случайные встречи на заводе, в мастерской ремесленника. Беседы со священником, художником, лесорубом, журналистом. Размышления об успехах и трудностях современной Японии, об удивительном для иностранца японском менталитете, о нелёгких поисках взаимопонимания между людьми, принадлежащими к двум различным культурам.

---

Она барахталась в зыбкой хляби расплывчатых понятий и плывущих значений — двойных, тройных… И недоумевала — как японцы управляются со своим языком в армии? А вдруг половина роты поймёт команду так, а другая иначе? И не меняется ли смысл команды в зависимости от обстоятельств?

— Гора по-японски — "яма", — говорила дама-хризантема. — Например, Фудзи-яма. А эта гора, — дама показывала в окно, — называется Тайхак-сэн.

Никто не удивился. Только она.

— Значит, "сэн" — тоже гора?

— Ну конечно, — учительница слегка поморщилась.

Японцы не любили тех, кто задаёт вопросы. Воспитанные китаянки никогда ни о чём не спрашивали. Но она спросила опять, чтобы выяснить в конце концов.

— Так когда же гора называется "яма", а когда "сэн"?

— В зависимости от обстоятельств, — терпеливо сказала дама.

И попыталась объяснить, что это за обстоятельства. Сбилась, призвала на помощь товарку. Та начала было с жаром и тоже сникла. Наконец они пришли к согласию.

— Мы, японцы, знаем, когда "яма", а когда "сэн"!

Они закивали, глядя на русскую с опаской, с недоумением — чего она хочет?

А она хотела ясности. Однозначности. Чего в японском нет.

Время шло. Её японский — нет. Она решила сменить женские курсы на мужские, университетские, тоже бесплатные. Там учили мужей тех дам, что ходили в Шимин-центр. У преподавательницы Танаки была хватка профессионала. Она учила выжить. И ученики послушно, благодарно повторяли: "охайо госаймас" — доброе утро, "коничива" — добрый день и "сайонара" — до свидания. И тянули нараспев: "сумимасэн" — "извините" и "аригато", "аригато госаймас" — "спасибо", "спасибо большое". И облегчённо вздыхали, узнав, что в магазине можно заменить пышные благодарности простеньким "домо". Клиент в Японии — бог, и рассыпаться в любезностях перед продавцом ему не пристало. Они зубрили то, что годилось на все случаи жизни: "доко-деска?" — "где?" и "коре-ва-икура-деска?" — это почём? Запоминали числительные в пределах тысячи — более дорогих покупок на рынке они не делали. А спросить "почём?" и понять ответ требовалось только там, в магазинах цены писали на этикетках.

Танака была хорошим проводником по японским лабиринтам. Она не удивлялась бестолковости своих белокурых учеников, но помочь им пыталась по-японски, с помощью наглядных пособий, лихо нажимая на кнопки магнитофонов и видео, доставая дорогие книги — университетский арсенал был мощнее Шимин-центровских рукодельных картинок. Умная Танака понимала мучения бледнолицых и чувствовала, когда их мозги начинали дымиться. В этот момент она прерывала занятия и угощала учеников кофе с пирожными, купленными на собственные деньги. Это был очень важный элемент обучения. Он спасал от отчаяния. Танака утешала — по крайней мере, произношение в японском труда не представляет, оно гораздо легче, чем в русском языке, где японцу невозможно различить на слух слова "муж" и "мышь" и трудно выговорить слово "мать", в устах японца звучащее как "матч". В японском языке всё проще: в нём не было этих ужасных "ж" и "щ", и звука "л", вместо него произносили "р", так что из "Людмилы", получалась "Рюдмира". Но главное, что требовалось — не рычать, не рокотать, на чёткость и силу не напирать, а говорить мягко, даже вяло. Лучше всего это выходило, если принять характерную японскую позу — слегка согнуть спину, склонить голову. Получалось, вроде кланяешься. Правильно получалось.

И всё-таки даже с Танакой дело шло медленно и трудно, словно что-то выталкивало японский язык прочь из головы, никак не желавшей уразуметь, почему сегодняшнее утро, утро завтрашнего дня и тем более послезавтрашнего — абсолютно разные слова. Голову надо было перестроить, выкинув прочь убеждение, что на один вопрос есть только один ответ — ясный и прямой, а на освободившееся место положить мысль, что есть и другая логика, кроме нашей, привычной. А ещё лучше было бы вообще не забивать это место в голове какими-то жёсткими правилами, а оставить его пустым, чтобы кроме толстого японского словаря уместить в свои прямолинейные западные мозги восточные извивы вроде: "я хочу видеть твоё лицо" вместо "я тебя люблю". Надо было превратить свои мозги в нечто жидкое, чётких форм не имеющее… Но она опасалась — а вдруг такое насилие не пройдёт бесследно для её бедной головы? Не зря же не падкая на импорт Япония ввозила физиков-теоретиков и программистов.

Как-то вечером они с Танакой вместе шли домой.

— Зайдите в гости! — пригласила она учительницу.

Танака глянула удивлённо, даже обиженно и поторопилась уйти.

— Японцы говорят "приходите в гости!", если не хотят видеть кого-то и желают поскорее от него отделаться, — объяснила Джейн.

А она ужаснулась — неужели Танака поняла её так? Умная Танака!? И что же такое ей надо было сказать, чтобы это означало "зайдите в гости"! Танака, кажется, обиделась. И аспирант Танабу тоже. Он показал ей формулу, спросил — правильно ли?

— Я подумаю! — ответила она.

Джейн объяснила опять:

— Слова "я подумаю!" японец воспринимает как отказ.

Действительно, Танабу исчез и больше к ней не заходил.

Японцам нелегко было понимать её слова, которые она использовала попросту, как они есть. И ей трудно было понять японцев — западные языки существовали, чтобы прояснить смысл, японский — чтобы его вежливо прикрыть. И мало что менялось, если японец говорил по-английски.

— Меня не интересуют Ваши старые результаты, — говорил Хидэо. — Мне нужны новые результаты. Совершенно новые. — Из изложенной им программы действий выходило, что его слова следовало понимать так: — Меня не интересуют Ваши новые идеи (меня не интересуют Ваши старые результаты). Мне нужны новые подтверждения моей старой идеи (мне нужны новые результаты). И именно в той форме, к которой я привык (совершенно новые).

Кажется, она начинала понимать японский язык.

Время — не деньги!

Верно, эта цикада

Пеньем вся изошла? -

Только скорлупка осталась.

Басё

— Есть у вас туфли двадцать пятого размера? — спросила она в магазине, старательно произнеся только что выученное "ни-джу-го" — двадцать пять.

И почувствовала себя во всеоружии. Продавщица улыбнулась, поклонилась, пролепетала:

— Давайте посмотрим…

И пошла вдоль полок, внимательно изучая надписи на коробках. На полках двадцать пятого не было. Она только что в этом убедилась. Она ожидала, что девица пойдёт в подсобку, на склад… Но та вяло пошла вдоль полок, словно не зная, что продаётся во вверенном ей отделе, а, изрядно нагулявшись, сообщила, наивежливейше улыбаясь, что именно сейчас и именно такого размера в магазине почему-то не имеется. Она поверила слову "сейчас" и отправилась в другой магазин, в третий…

Процедура повторилась. Ей хватало минуты, чтобы установить — самый большой размер в женском отделе двадцать четыре с половиной, продавщицы же тратили на это куда больше времени. Они мямлили:

— Давайте посмотрим…

И брели по залу, шаря по коробкам. Обход неизменно кончался изумлённо разведёнными руками и извилистыми фразами:

— Почему-то как раз сейчас я не смогла найти… Возможно, в другой раз мы смогли бы…

Сообщение сопровождалось обильными поклонами, улыбками, извинениями и благодарностями. Лучше бы разобралась, что стоит у них на полках, чтобы не тратить столько времени впустую!

Прежде чем открыть дверь следующего магазина, она подошла к телефону-автомату и позвонила Намико. Та запротестовала:

— О нет, девушки точно знают, что стоит у них на полках! А "давайте посмотрим" — это вежливая форма отказа! Мы, японцы, это понимаем!

— Значит, сказать прямо, что такого размера в принципе нет, нельзя?

— Нельзя! — горячилась Намико. — Если продавец скажет "нет", покупатель обидится и в такой магазин никогда больше не войдёт! Мы, японцы, деликатны!

Значит, враньё — деликатность, а честное "нет" — обидное, грубое слово? И чтобы убежать от него, продавщицы готовы были подолгу бесцельно бродить вдоль знакомых полок и притворяться, будто что-то ищут. И щедро швырять на ветер время! Ну хоть бы объяснили, что её размер — очень большой для Японии, бывает редко и за ним надо идти в специальный магазин и платить дорого. Но продавцы в этом сознаваться почему-то не хотели.

— Нет, нет, так нельзя! Вы же их не спрашивали, где купить туфли большого размера? — Намико защищала продавцов, как родных. — Если бы спросили, Вам объяснили бы, куда идти, а по своей воле никто своих объяснений не навяжет! Это — насилие над покупателем!

Объяснить, где купить нужную вещь — насилие?! Да, непростое это будет дело — выучить японский язык, где нет слова "нет". Нет, оно, конечно, было здесь — коротенькое "йе", но произносить его было, похоже, строжайше запрещено. С ностальгической грустью вспоминала она грубых московских продавщиц. Они бы врезали, не церемонясь: