Лев Разгон - Шестая станция

• Название: Шестая станция
• Автор: Лев Разгон
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

«Станция №6 Ленэнерго» — так сейчас скромно называется электрическая станция на полноводной и бурной реке Волхове около Ленинграда.

Но как часто вспоминают эту небольшую, незаметную станцию!

И есть за что. Она была первой, построенной по инициативе и плану Владимира Ильича Ленина. Ее строили долго и трудно. Близко к ней подходил враг; горели кругом подожженные торфяные болота, и огонь уже подбирался к динамитному складу; утонул в море пароход, который вез оборудование для Волховстроя. Но никакие трудности не останавливали комсомольцев, приехавших на берега Волхова. Любовь к своей станции они пронесли через всю жизнь.

И эту книгу о молодежи, строившей Волховскую станцию, о ее трудной, но такой увлекательной и интересной жизни написал старый комсомолец, старый комсомольский журналист. В ней он раскрывает романтику грозных и прекрасных двадцатых годов.

---

— Ну вот. А теперь зайдем в инструментальный склад. Я вам покажу, что у нас есть из запасных частей, а потом пройдем в механическую мастерскую. — Кандалов поискал взором Кастрицына, нашел его, глаза у него сделались на мгновение узенькими, веки дрогнули…

Комиссия двинулась к складу. Когда последний из комиссии скрылся за бревенчатой стеной склада, Юра выключил экскаватор и выпрыгнул из будки.

— Сашка! Дуем бегом в мастерскую! Запустим станки, станем к тискам! Мастерская должна работать! Понятно?!

— А они догадаются! Увидят — ведь те же люди!

— Да ничего они не догадаются! Думаешь, они что, разглядывали нас? Очень им надо на твои курносый нос любоваться! Пошли!

— Ну уж тебя-то они разглядели! Таких рыжих и в Петрограде больше не осталось после тебя! Нет, ты уж будь здесь. И закрути свою старуху! Пусть шумит побольше…

Побросав лопаты, ребята побежали к мастерской. Скоро из трубы на крыше мастерской вылетело кольцо дыма, движок зачихал, затем ровно загудел.

Подходя с комиссией к механической, Кандалов услышал ровный рабочий гул. Он открыл дверь мастерской и впустил членов комиссии. Мастерская работала. Движок стучал так, как будто он уже устал от долгой и непосильной работы на том отвратительном и нечистом горючем, которое было на стройке. Оба токарных станка работали. На одном из них Саша Точилин обдирал какой-то прут, у другого неизвестный Кандалову парень внимательно разглядывал чертеж детали к портальному крану.

У, черт! Держит чертеж вниз головой!..

Все шесть тисков были заняты, и скрежещущий звук напильников в неумелых руках наполнял мастерскую. Кандалов посмотрел на заведующего мастерской, растерянно стоявшего в глубине. Тот опустил глаза, слегка развел руками…

«Н-да-а! Такой спектакль и Станиславский бы не сумел поставить», — уважительно подумал Кандалов.

Он деликатно выпроваживал комиссию из механической мастерской, пока еще они не успели как следует разглядеть детали лучшей постановки Юры Кастрицына…

Вечером Юру остановил у клуба Омулев:

— Ты, я слышал, Кастрицын, не только в «живой газете» играешь?

— Так что ж делать, Григорий Степанович! Если мы их не объедем, то они нас объедут!.. Они же поверили! Ни черта, видно, в своем деле не смыслят…

— Э, не думай! Они-то знают свое дело, знают, зачем их сюда послали. Обман тут не поможет. Что ж, станцию из дерева, что ли, выстроить, как на постановке? Фанерную плотину через реку протянуть? Как деревни у этого, у екатерининского Потемкина… Нет, тут не потемкинскую станцию надобно построить, а настоящую — чтобы отступать было некуда… Ну, гуляй, Кастрицын! Да помалкивай, раз уж согрешил…

Катастрофа

Но радости от Юркиной выдумки хватило ненадолго. Видно, Омулев был прав и комиссии всегда находили то, что искали. Контора стала главным источником всех темных слухов. Машинистка Аглая Петровна перепечатывала все злокозненные акты комиссии, и старший делопроизводитель Степан Савватеевич Глотов каждый вечер, выходя на «пятачок», где собирались все сплетники стройки, «по секрету» предсказывал:

— А все потому, что своими силами захотели!.. Ну, а сил-то — какие уж там силенки!.. Вместо того чтобы попросить по бедности у англичан, у шведов, задумали всё сами… Попутал их Генрих Осипович — он же с этой станцией своей как полоумный… А те поверили! Ну, а как посмотрели настоящие инженеры, старой выучки, как посмотрели — сказали: не выдюжите, господа товарищи! Надо закрывать эту лавочку, и — как в истории сказано про русских и варягов — придите, володейте… А здесь что — здесь будет кон-сер-ва-ци-я! Вот что здесь будет!

Ну, а пока ездили комиссии, переписывала их акты Аглая Петровна, зло шипел Глотов, станция строилась. Каждое утро тысячи людей становились по своим местам и отдавали ей свой труд, свои силы. А иногда и жизни…

Экскаватор Юстуса и Кастрицына работал на самом берегу. Юра показывал новичкам из экскаваторной бригады, куда отбрасывать грунт. Вдруг ковш экскаватора, наполненный землей, вместо того чтобы повернуться к отвалу, рухнул в забой. Юра услышал сдавленный крик Юстуса:

— А! Черт! Задний! Не то потонет!..

На реке что-то случилось. Маленький пароход «Свобода», тянувший через реку трос для канатной дороги, странно накренился… Кастрицын бросился к реке. Он вбежал в воду, плюхнулся в отплывавшую лодку. Деревянным черпаком он помогал гребцам. Пароходик лежал на боку, из его длинной трубы тянулся узкий хвост белого дыма… Было видно, что пароходик за что-то зацепился и его силон инерции стало переворачивать… На палубе растерянно металось несколько человек команды.

— Задний! Давай задний ход! — отчаянно кричал Юра.

Но уж никакой задний ход не мог помочь обреченному катеру. Когда совсем немного до него осталось, он, как показалось Кастрицыну, совершенно беззвучно перевернулся и ушел в воду…

Даже в лодке был слышен страшный «А-а-ах!» толпы, стоявшей на берегу… Юра наклонился и схватил за рубашку барахтавшегося в воде человека… Множество лодок подплывало к месту катастрофы. Трех человек так и не нашли… Только спустя месяц подобрали их трупы рыбаки, промышлявшие волховского сига…

Все было одно к одному… Комиссии, гибель людей, слухи, «консервация»… Никогда еще Юра не испытывал такой душевной тяжести, такой непонятной тоски. А лето и осень в этом тяжелом году были теплые, недождливые, безветренные. По вечерам девчата и ребята ходили стайкой по краю болота, задами Волховского проспекта и пели грустные украинские песни, неведомо как попавшие на берег северной реки… Возле клуба сидели люди и вели «саратовский разговор» — лузгали семечки. Шелуха от этих семечек покрывала землю толстым ковром, ее заносили в клуб, в контору, и она противно потрескивала под ногами. В комсомольской ячейке ребята сидели невесело — не шумели, не спорили, не клеили стенгазету, не репетировали… Ничего этого не хотелось делать — к чему, если действительно закроют стройку, если наступит эта самая консервация…

— Ребята! А если Ильичу написать? Да не может быть, чтобы Ильич дал закрыть стройку!.. — У Петьки Столбова был вид, будто он придумал такое, что до него никому не приходило в голову.

— Будто не знаешь, что Ильич еще болен и к нему ни с какими делами и не пускают никого. Принесут ему письмо, что его станцию прихлопнули, — знаешь как разволнуется!.. Да и что, до тебя никто об этом не подумал?

Да, к Ленину обратиться было невозможно. Он вызвал к жизни вот это все: дома, бетонные громады кессонов, веселый и радостный шум стройки… Имя Ленина им помогало во всем, все ребята на стройке наизусть знали рассказы Саши Точилина, как ездили на Украину и как имя Ленина открывало склады, открывало сердца рабочих, комсомольцев… А вот теперь, когда стройке угрожает такая опасность — просто смерть угрожает, — болен Ленин и не знает, что может здесь, у Волхова, приключиться с его станцией…

Встречный план

— Секретарь! Точилин! — В дверях стоял взрывник Макеич, член бюро комячейки. — Давай идем! А вы, ребята, не расходитесь. Сидите тут и ждите Точилина.

Взрывник был человеком насмешливым и неунывающим. Но сейчас он не улыбался, никого из ребят не подкалывал, и видно по нему было, что вот наступило что-то очень серьезное…

Комсомольский секретарь кинулся к столу, открыл ящик и стал зачем-то вытаскивать тетрадь с протоколами.

— Да не бери ты свою канцелярию! — досадливо крикнул Макеич. — Пошли скорее, ждут же нас!..

Кинувшийся за ними Столбов вбежал через минуту обратно.

— Там сам Графтио! И Кандалов. И весь рабочком! Ох, ребята, что-то неладное! Ну, если дорого, давайте без денег, за одну кормежку будем работать! Всех сагитируем, а?!

…Ох, и тяжко же ждать! Да еще когда ничего хорошего не ждешь!.. Саши Точилина, наверно, не было с час. Ну, может, немногим побольше. Но Кастрицыну этот час, когда даже Петька Столбов замолк и не придумывал новых и неожиданных проектов, показался целым днем… В коридоре послышались голоса, заскрипели двери, и все комсомольцы повскакали со своих мест…

В комнату вошли Точилин, Омулев, Макеич и еще несколько коммунистов. По лицу Саши Точилина можно было догадаться: стройка не закрывается, а предстоит что-то невероятное, огромное… Может быть, Владимир Ильич выздоровел и едет сам к ним, может, еще что-либо такое… Тревога, восторг, озабоченность, радость — все одновременно было написано на лице комсомольского секретаря…

— Давайте, ребята, поближе и слушайте внимательно, — сказал Омулев, присаживаясь к краю большого дощатого стола. — Значит, так. От вас, комсомольцев, скрывать нечего: дела с Волховстройкой плохи. В Промбюро считают, что стройку нам сейчас не дотянуть… Дорого, и прочее такое… Как будто дешевле будет поставить крест на то, что народ уже вложил в строительство! Ну, да не об этом сейчас речь. Потом разберемся со всеми теми, кто в рабочий класс не верят! А теперь дело такое. Должна приехать особая комиссия.