Лев Разгон - Шестая станция

• Название: Шестая станция
• Автор: Лев Разгон
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

«Станция №6 Ленэнерго» — так сейчас скромно называется электрическая станция на полноводной и бурной реке Волхове около Ленинграда.

Но как часто вспоминают эту небольшую, незаметную станцию!

И есть за что. Она была первой, построенной по инициативе и плану Владимира Ильича Ленина. Ее строили долго и трудно. Близко к ней подходил враг; горели кругом подожженные торфяные болота, и огонь уже подбирался к динамитному складу; утонул в море пароход, который вез оборудование для Волховстроя. Но никакие трудности не останавливали комсомольцев, приехавших на берега Волхова. Любовь к своей станции они пронесли через всю жизнь.

И эту книгу о молодежи, строившей Волховскую станцию, о ее трудной, но такой увлекательной и интересной жизни написал старый комсомолец, старый комсомольский журналист. В ней он раскрывает романтику грозных и прекрасных двадцатых годов.

---

«…Ребятушки, здорово! — вам мое слово. Слышно, что у вас, ребята, дело идет слабовато… Дисциплинки, говорят, трудовой мало или, проще говоря, совсем не бывало…

Посматривайте со стороны, чтобы работали у вас и паны. А то у них проделки ловки, катаются за молоком в командировки. И слышал я, что они вам сладко поют, а сами устроили в Дубовиках дворянский приют.

У вас, у рабочих, бараки — благодать… Все удобства там есть, только, кроме нар, негде сесть. А спать кладут по пятнадцать в ряд, как поросят… Ну, ребятки, мужайтесь и не дюже панов пугайтесь. Гните свою линию смело, чтобы вперед подавалось наше рабочее дело…»

…Вперед подавалось!.. Этим «панам», о которых пишет в газете рабочий, конечно, все равно, лишь бы выжить и выждать… А большевики понимают, что только электричество, только такие станции, как Волховская, могут создать индустрию, воскресить страну, сделать ее крепкой… Графтио собирал всех технических работников и рассказывал им о плане, великом плане, предложенном самим Лениным… О том, что будет строиться не одна, а тридцать станций… Одних гидростанций должно быть десять, а их, Волховская, — самая первая! На пей будут учиться строить советские станции, отсюда пойдут строители на Свирь, на Днепр, на Волгу…

Когда Графтио рассказывал это, он видел перед собой радостные, светлые глаза своих помощников, соратников — Пуговкина, Кандалова, молодых инженеров, так же страстно и убежденно верящих в будущее, как и он сам. Но он видел и других — откровенно зевающих, прячущих улыбку, презрительно перешептывающихся… Это и есть они — «паны»… Это они называют план электрификации «электрофикцией» и, сидя в конторе, подхихикивают над большевиками, задумавшими то, что было не под силу даже их старым, уверенным в себе хозяевам.

Но что говорить об этих ничтожествах! Ведь и в Москве и в Петрограде он все время наталкивается на «панов»!.. Нет, конечно, они не смеют говорить об «электрофикции», ведь они крупные специалисты, ответственные работники, занимают большое положение, получают пайки — академические, специальные, инженерные, — получают больше, нежели наркомы, чем сам Ленин!.. Графтио их всех хорошо и давно знает — с некоторыми вместе учился, встречался на научных конференциях, на заседаниях… Они принимают его ласково-снисходительно, выслушивают со скучающе-внимательными лицами, разводят руками, удивляясь, как их коллега — сам инженер! — не понимает, что смешно при такой разрухе мечтать о строительстве станции, какой даже «у них» в Европе нет! Вот что, голубчик, значит стать провинциальным инженером и променять инженерную трезвость на этот… гм… необоснованный энтузиазм… И, прощаясь с Графтио, они вежливо встают, выходят из-за стола, провожают до дверей и предупредительно, с поклоном ее открывают… Как, наверно, они смеются, закрывши эту дверь!..

И Генрих Осипович вспоминает, как больше трех лет назад, в первые месяцы Советской власти, его вызвал в Смольный Петр Гермогенович Смидович и от имени Ленина поручил начать осуществление его, Графтио, проекта строительства Волховской станции… Проекта, который безнадежно валялся в канцеляриях акционерных обществ и министерств царя, Керенского…

И ведь все годы гражданской войны, когда был так дорог каждый штык, каждая пайка овсяного хлеба, посылали людей на строительство, не брали их на фронт, кормили последним, отказывая в крохах продовольствия красноармейцам, женщинам, детям… А теперь, когда закончена страшная и кровавая война, когда вся страна лежит в развалинах и только электричество может вдохнуть жизнь в мертвые заводы и фабрики, эти «паны» убивают стройку! На что они надеются? Что предлагают? Обратиться туда, на Запад, к капиталистам! Просить их строить устаревшие тепловые станции, платить за это последним золотом! Эти инженерные сановники предвкушают поездки за границу, завтраки и обеды у хозяев фирм, может быть, и небрежно сунутые комиссионные…

Письмо Ленину

Поздней августовской ночью Генрих Осипович Графтио пишет письмо. Да, он знает, кому надо написать!.. Он напишет ему все, всю правду о том, что же делается со стройкой. Пусть об этом узнает Владимир Ильич, только ему может поверить Графтио, что нет у страны сил и возможности построить станцию! Графтио пишет письмо, не выбирая слов, не обдумывая каждую фразу… Ведь он не знает, что настанет время, когда это письмо прочтут многие тысячи людей, что его напечатают в сотнях книг и что оно будет лежать под стеклом в музее…

«…Вы можете усмотреть, в каких невероятных условиях бюрократической безответственной неразберихи, а подчас и умышленного противодействия приходится вести дело осуществления Волховской гидроэлектрической силовой установки, начало коему было положено Вами, через товарища Смидовича, три года тому назад…»

Меньше чем через три года, в страшные дни конца января, через несколько дней после того, как тело Ленина внесут в маленький фанерный мавзолей и опустят в склеп, вырытый взрывами в окаменевшей от страшного холода земле, нахохлившийся, с глубоко запавшими глазами Графтио будет рассказывать своим близким, своим товарищам по работе о том, как он писал Ленину письмо и как его, старого инженера, вызвали в Кремль… Медленно, останавливаясь после каждого слова, с трудом переводя дыхание, он будет вспоминать, как шел по длинному коридору, как остановился около часового, застывшего у двери, как вошел в небольшой кабинет, полный книг, и налево из-за письменного стола встал ему навстречу Владимир Ильич… Осенний день подходил к концу, темнело, в стекла ленинского кабинета стучал дождь, и уже горело электричество. Лампочки светили тускло — вполнакала, профессионально отметил инженер Графтио… Да, это была деловая, вполне деловая беседа… Ленин расспрашивал Графтио, сколько нужно арматуры, цемента, какой мощности и какого типа будут стоять генераторы, где лучше заказывать турбины, сколько требуется рабочей силы и каковы возможные предельные сроки окончания строительства… Время от времени Ленин наклонялся и делал какие-то быстрые пометки в большом блокноте. Конечно, это была деловая беседа, одно из очень многих и важных дел, какие приходилось обсуждать и решать Председателю Совнаркома… Но никогда Графтио не забудет глаз Ленина на усталом лице, когда он слушал рассказ автора проекта о том, какой будет станция!.. Ленин перебивал Графтио, требуя точных подробностей. Лицо его засветилось, когда он услышал, сколько петроградских заводов можно будет перевести на электроэнергию и сколько высвободится вагонов угля… И невозможно забыть лицо Ленина, когда Графтио ему показывал документы, ответы на его заявления и просьбы — ответы холодные, равнодушные, тонко-издевательские… Владимир Ильич встал. Он стоял, легонько потирая кончиками пальцев побледневший висок, из посуровевших глаз исчез прежний живой и ласковый блеск…

Потом Графтио покажут копию записки, которую Ленин после беседы с ним послал наркому юстиции Дмитрию Ивановичу Курскому:

«Я направил к Вам через управделами СНКома заявление проф. Графтио с поразительными документами волокиты.

Волокита эта особенно в московских и центральных учреждениях самая обычная. Но тем более внимания надо обратить на борьбу с ней… Надо:

1. Поставить это дело на суд.

2. Добиться ошельмования виновных и в прессе и строгим наказанием…»

Надо «…научиться травить волокиту», — с гневом и отвращением писал Ленин…

Какие это были утомительные и радостные дни для Графтио — дни после посещения Ленина! Уже не ухмылка пренебрежения, а страх и угодливость виднелись в глазах «панов» из важных учреждений!.. Они уже соглашались со всем, что им говорил главный инженер Волховского строительства, они находили и законсервированные фонды цемента, и остатки арматуры… Совет труда и обороны принял специальное постановление о сроках строительства. Волховстройке было выделено пять тысяч пайков. Пять тысяч пайков!.. Графтио хорошо понимал, что это значит — дать пять тысяч пайков, когда в Поволжье страшный, невероятный голод, когда он убивает тысячи людей, когда в самой Москве маленький кусочек хлеба является редким лакомством… Да, теперь открылись все двери, теперь перед Графтио лежат прежде ему недоступные документы, в которых сказано, сколько лопат, кирок, провода, железа находится на складах Москвы и Петрограда. Пожалуйста, можете брать! Но брать-то нечего!

— Вы, товарищ Графтио, вы все, кто строите станцию, — не приказчики на строительстве, а хозяева… — сказал ему в Кремле один из помощников Ленина. — Так не будет, что вы попросите все нужное, а мы дадим!.. Нет этого у нас! Вы просите железные понтоны, компрессоры, моторы, железо разных профилей — ничего этого на складах нет. И не найдете! Надо самим ехать по стране и собирать что где есть… Вот так, как рабочие ездят из Москвы и Петрограда добывать хлеб, чтобы прокормить себя, своих товарищей, свои семьи… Людей, которые скрывали от вас то, что лежит на складах, накажем, так накажем, что неповадно им будет. Но больше, чем у них есть, они вам не дадут. Надо обратиться к рабочим, к тем, кто бережет наши заводы, не дает их растащить. Они понимают, что вы делаете, для кого… Они знают, что Владимир Ильич сказал о плане электрификации. И они помогут! От себя оторвут, а вам дадут… Вы на них надейтесь, надейтесь больше, чем на этих, как вы их называете, «панов» из больших и малых учреждений…