Даниэль Кельман - Последний предел

• Название: Последний предел
• Автор: Даниэль Кельман
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00852-5

Два новейших романа одного из самых ярких авторов немецкоязычной «новой волны» Даниэля Кельмана, автора знаменитой книги «Время Малера», — философский триллер «Последний предел» и искусствоведческая трагикомедия «Я и Каминский», один из главных немецких бестселлеров 2003 года.

---

— Быть того не может, — возмутился я, — попробуйте еще раз.

— Я же не идиот, — возразил он.

— Как сказать, — засомневался я.

Он пристально смотрел на меня сверху вниз, молча потирая подбородок. Но поезд уже тормозил, некогда было препираться. Я швырнул ему купюру и дожидался, пока он не выплатит мне всю сдачу, до мельчайшей монетки. Когда я встал, Каминский вышел из туалета.

Я сложил вещи в свою сумку, туда же сунул пакет Каминского с халатом, взял его под локоть и повел к выходу. Рывком распахнул дверь вагона, подавил желание его вытолкнуть, спрыгнул на платформу и осторожно помог ему выйти.

— Я хочу прилечь отдохнуть.

— Подождите чуть-чуть. Поедем на метро и…

— Нет.

— Почему?

— Я никогда на нем не ездил и на старости лет уж точно пробовать не собираюсь.

— Нам недалеко. На такси дорого.

— Не так уж и дорого.

Он потащил меня за собой по переполненной платформе, на удивление ловко увертываясь от попадавшихся на пути прохожих, как ни в чем не бывало вышел на проезжую часть и поднял руку. Остановилось такси, шофер вышел и помог ему сесть на заднее сиденье. Я сел впереди — в горле у меня пересохло от злости — и назвал адрес.

— Откуда здесь дождь? — задумчиво спросил Каминский. — Здесь всегда идет дождь. По-моему, это самая безобразная страна в мире.

Я озабоченно взглянул на шофера. Он был усатый, толстый, угрожающе сильный на вид.

— Кроме Бельгии, — сказал Каминский.

— А вы бывали в Бельгии?

— Боже сохрани. Вы заплатите? У меня нет с собой мелких денег.

— Я думал, у вас вообще нет денег.

— Вот именно, нет денег.

— Я ведь и так за все платил!

— Очень щедро с вашей стороны. Я должен прилечь.

Мы затормозили, шофер посмотрел на меня, мне стало неловко, и я заплатил. Я вышел, дождь хлестнул меня по лицу. Каминский поскользнулся, я его подхватил, трость грохнулась на землю; когда я ее поднял, с нее стекала вода. Наши шаги гулко раздавались в мраморном холле, лифт беззвучно вознес нас на нужный этаж. На мгновение меня охватил страх, что Эльке поменяла замок. Но мой ключ по-прежнему подходил.

Я открыл входную дверь и прислушался; тишина. На полу под щелью для писем лежала почта за два дня. Я громко покашлял, прислушался. Тишина. Мы были одни.

— Не знаю, правильно ли я понял, — заметил Каминский, — но у меня сложилось впечатление, что мы попали не в мое прошлое, а в ваше.

Я провел его в комнату для гостей. На постели поменяли белье.

— Здесь нужно проветрить, — заявил он.

Я открыл окно.

— Лекарства.

Я расставил их на тумбочке.

— Пижаму.

— Пижама в чемодане, а чемодан в машине.

— А машина?

Я не ответил.

— Ах вот как, — сказал он, — вот в чем дело. А теперь уходите.

В гостиной стояли два моих туго набитых чемодана. Значит, она и вправду меня вышвырнула! Я прошел в прихожую и поднял с пола письма; счета, рекламу, два письма, адресованные Эльке, одно от ее занудной подруги, другое от какого-то Вальтера Мунцингера. От Вальтера? Я вскрыл его и прочитал, но Вальтер оказался всего лишь клиентом ее агентства, тон — холодным и официальным, наверное, это другой Вальтер.

Еще там были письма, адресованные мне. Опять счета, реклама «Выпей пива», три квитанции, подтверждающие получение гонорара за перепечатанные статьи, два приглашения: на презентацию какой-то книги на следующей неделе и на вернисаж сегодня вечером — открывается выставка новых коллажей Алонзо Квиллинга. Там будут нужные люди. При обычных обстоятельствах я бы непременно пошел. Черт, вот жалость, никто не знает, что у меня Каминский.

Я заметался по комнате, не сводя глаз с приглашения. Дождь барабанил по оконному стеклу. А почему бы и нет? Это может быть мне очень и очень на руку.

Открыл чемодан побольше и стал выбирать рубашку. Мне потребуется мой лучший пиджак. И другие ботинки. И, разумеется, ключи от машины Эльке.

X

— Себастьян, привет! Входи.

Хохгарт потрепал меня по плечу, я в ответ шлепнул его по плечу, он посмотрел на меня так, будто мы лучшие друзья, я улыбнулся, будто поверил. Он был хозяином галереи, где проходил сегодняшний вернисаж, иногда пописывал критические статьи, случалось, не брезговал рецензиями на выставки, которые устраивал у себя, это никого особенно не трогало. Он щеголял в кожаной куртке, волосы у него были длинные, жидкие.

— Квиллинга пропустить нельзя, — начал я. — Позвольте представить вам… — я на мгновение замялся, — Мануэля Каминского.

— Очень рад, — сказал Хохгарт и протянул руку; Каминский, маленький, опирающийся на трость, в шерстяном свитере и уже изрядно помятых вельветовых штанах, стоял рядом со мной и никак не реагировал. Хохгарт опешил, потом хлопнул его по плечу, Каминский вздрогнул, Хохгарт ухмыльнулся мне и пропал в толпе.

— Что это было? — Каминский потер плечо.

— Не обращайте на него внимания. — Я смущенно проводил Хохгарта взглядом. — Совершенно ненужный человек. Но несколько интересных картин я вам обещаю.

— Вы думаете, меня интересуют интересные картины? Вы что, в самом деле притащили меня на выставку? Я всего час назад принял снотворное, уж и не знаю, жив ли я еще, а вы меня сюда привозите!

— Сегодня открытие, — сказал я нервно и закурил.

— Моя последняя выставка открылась тридцать пять лет назад в Музее Гуггенхейма. Вы что, спятили?

— Всего на несколько минут. — Я потащил его дальше, люди расступались при виде его трости и очков.

— А Квиллинг-то своего уж точно добился! — выкрикнул Ойген Манц, главный редактор журнала «ArT». — Вот слепцы к нему пожаловали! — Он секунду подумал, а потом изрек: — Благотворите не видящим вас. — Он так расхохотался, что вынужден был поставить бокал на пол.

— Привет, Ойген, — начал я осторожно. С Манцем важно было поддерживать хорошие отношения, я очень надеялся получить постоянное место в его журнале.

— Благотворите не видящим вас, — еще раз повторил он.

Стройная женщина с выступающими скулами погладила его по голове. Он отер слезы и окинул меня затуманенным взглядом.

— Себастьян Цёльнер, — представился я. — Ты меня еще не забыл?

— Ну разумеется, — ответил он. — Как можно.

— А это Мануэль Каминский.

Он перевел осоловелый взгляд с меня на Каминского, потом снова на меня:

— Ты что, серьезно?

По телу у меня разлилось приятное тепло.

— Конечно.

— Вот это да! — восхитился он и отошел на шаг. Какая-то женщина позади него застонала сквозь зубы.

— Простите, что здесь происходит? — спросил Каминский.

Ойген Манц подошел к нему, наклонился и протянул руку:

— Ойген Манц. — Каминский не реагировал. — «ArT».

— Что? — переспросил Каминский.

— Ойген Манц, журнал «ArT», — повторил Ойген Манц.

— Да что здесь происходит? — снова проговорил Каминский.

Манц бросил на меня нерешительный взгляд, все еще протягивая Каминскому руку. Я пожал плечами и многозначительно уставился в потолок.

— Дело в том, что я слеп, — пояснил Каминский.

— Конечно! — с готовностью подтвердил Манц. — То есть я хочу сказать, что я это знаю. Я все о вас знаю. Я Ойген Манц из «ArT».

— Да, — согласился Каминский.

Манц отважился убрать руку.

— Что вас сюда привело?

— Я и сам хотел бы это знать.

Манц расхохотался, снова отер слезы и воскликнул: «Да такого просто не бывает!» Как вкопанные застыли двое с бокалами в руках: редактор теленовостей Верена Мангольд и сам Алонзо Квиллинг. Когда мне в последний раз случилось его видеть, он носил бороду; теперь он был гладко выбрит, с косичкой и в очках.

— Смотрите! — провозгласил Манц. — Мануэль Каминский.

— Какой еще Каминский? — спросил Квиллинг.

— Да вот он стоит, — настаивал Манц.

— Кто? — удивилась Верена Мангольд.

— Не может быть! — поразился Квиллинг.

— Да я же говорю!.. — выкрикнул Манц. — Господин Каминский, это Алонзо Квиллинг, а это… — Он неуверенно взглянул на Верену Мангольд.

— Мангольд, — поспешно сказала она. — Вы тоже художник?

Подойдя к нам, Хохгарт обнял Квиллинга за плечи. Тот вздрогнул, вспомнил, что выставляется у Хохгарта, и не стал возражать.

— Вам нравятся картины?

— Это сейчас не важно, — откликнулся Манц. Квиллинг испуганно смотрел на него. — Это Мануэль Каминский.

— Знаю, — отмахнулся Хохгарт и взглядом поискал кого-то в толпе. — Никто из вас не видел Яблоника? — Он сунул руки в карманы и ушел.

— Я пишу о Мануэле книгу, — объявил я. — Поэтому мы, конечно, должны…

— Я поклонник вашего раннего творчества, — сказал Квиллинг.

— Вот как? — удивился Каминский.

— Поздние вещи я как-то не очень понимаю.