Иосиф Опатошу - Последний в семье

• Название: Последний в семье
• Автор: Иосиф Опатошу
• Издательство: Книжники
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9953-0363-3

«Последний в семье» — заключительная часть трилогии Иосифа Опатошу «В польских лесах». Действие романа начинается через десять лет после польского восстания 1863 года. Главный герой трилогии Мордхе Алтер, вернувшись с войны, поселился в имении своих родителей под Плоцком. Он сторонится людей и старается не рассказывать о своем прошлом даже дочери Сорке. Дочь взрослеет, и ей становится все труднее жить в одиночестве в лесу. Она выходит замуж, подчиняясь воле отца, но семейная жизнь ей скучна. Сорка увлекается паном Кроненбергом, молодым человеком с революционными взглядами и сомнительным прошлым, и покидает отчий дом.

---

Сестра оглянулась в поисках брата и показала пальцем:

— Видите, он стоит там с Кроненбергом.

— С кем?

— Вы не слышали о Кроненберге?

— Слышала!

— Да, интересный человек! Я боюсь за него. Говорят, он не верит в Бога, ни во что не верит! Вы знаете, в двадцать лет он сбежал вместе со своей племянницей, ее звали Региной, и жил с ней так, без свадьбы. Говорят, Регина сама убирала дом и работала на фабрике, а ведь такая богатая! Она была красавицей! И так его любила, что забыла отца, мать, всех, лишь бы жить и голодать вместе с ним. А потом, рассказывают, он послал ее стрелять в губернатора, и она пошла. Понимаете, что он за человек? Еще говорят, что теперь она в Сибири. Знали бы вы, из какой богатой семьи она была!

Во время разговора подъехал Владек в тужурке нараспашку и студенческой кепке. Он держался заносчиво, все в нем словно говорило: расступитесь, студент идет! За ним подъехал бритый мужчина лет тридцати, выглядевший как англичанин, и искоса взглянул на Сорку.

Владек элегантно развернулся, опустил кепку до самого льда и, как ни в чем не бывало, поприветствовал Сорку:

— Как поживаете, мадам? — Не дожидаясь ответа, он представил ее своему спутнику: — Знакомьтесь: мадам Кленец — Кроненберг.

Незнакомец слегка дотронулся до Соркиной руки, едва пожав ее, и она еще долго ощущала прикосновение его теплых сухих пальцев. Сорка много слышала о Кроненберге от отца и знала, что он был примерным мальчиком, учился, окончил гимназию, а после студенческой жизни в Варшаве вернулся домой другим человеком. Собрал крестьян и объявил им, что земля, которую они обрабатывают для его отца, принадлежит им, и тому подобные вещи. Сначала все полагали, что это шутка. Он молодой человек, ему неймется. Но вскоре заметили, что он не молится, выказывает недовольство русским царем и выше всех ставит крестьян. Родители так стыдились его, что благодарили Бога, когда каникулы закончились и он уехал обратно. Затем Кроненберг исчез. Какие несчастья вынесли из-за него родители! Полиция разыскивала молодого Кроненберга и регулярно наведывалась в имение. Они уверяли, что тот поднимает восстание против царя, его арестуют и разрежут на кусочки. Публично, то есть на людях, родители вовсе отреклись от сына, но тайно продолжали отправлять ему посыльных с деньгами, чтобы тот уехал за границу. Сын и слышать об этом не хотел, пока его не схватили в российской глубинке. Кроненберга посадили в острог, и никто не знал, где он сгинул. Отец продал пол-имения, и через несколько лет мытарств сына выпустили. Дома все избегали Кроненберга, из страха позволяли ему делать все, что тот захочет, а слуги распустили слух, будто молодой пан убил губернатора.

Часто, когда Сорка оставалась одна и мечтала о свободном человеке, который приедет к ней и увезет ее из леса, ей представлялся молодой Кроненберг. И хотя все считали его сумасшедшим, сожалея, что после смерти отца он пустит по ветру имение и поделит его с крестьянами, и бежали от него, как от чумы, Сорка все же была довольна знакомством.

— Я много наслышан о вас, мадам, — слегка поклонился Кроненберг.

— Что вы могли слышать обо мне? — Сорка встала на носок конька и добавила шутливо: — Слышали, что я ем вовремя, ложусь спать вовремя и живу всю жизнь в лесу?

— Всяко лучше, чем в городе, — улыбнулся Кроненберг.

— Сначала нужно побывать в городе, чтобы сравнить, — ответила Сорка.

— Кажется, я вас где-то видел? — Кроненберг наморщил лоб.

— В доме моего отца, — ответила Сорка. — Но не думаю, что я могу помнить об этом, я была еще ребенком.

Подошел Борех ни жив ни мертв. Он так устал от бега, что не мог говорить и только сопел, как собака. Когда он увидел Сорку, его взгляд смягчился.

— Откуда ты бежишь? — спросила Сорка.

— Я пошел тебя искать.

— Ты думал, что я утонула, да?

Борех, стесняясь, ничего не ответил. Сорка представила его и покраснела:

— Мой муж. — Указывая пальцем, она перечислила имена присутствующих.

— Почему вы не катаетесь? — спросил Кроненберг Бореха.

— Я не умею, — ответил Борех на плохом польском.

Сорка заметила улыбку на лице Владека и произнесла на идише:

— Юноши из синагоги не катаются.

— Если хотите, — обратился Кроненберг к Бореху на идише, — я вас научу.

— Большое спасибо.

Разговор не клеился. Они постояли немного в молчании, и чем дольше оно длилось, тем более неловко становилось всем. Каждый обвинял Бореха в заминке. Его руки и ноги несуразно шевелились, и он лихорадочно соображал, что бы сказать.

— Может, пробежимся? — обратился Кроненберг к Сорке. Эти простые слова разрядили атмосферу.

— Идемте, — протянула руку Сорка.

Взявшись за руки, они пустились, сначала медленно, кружиться влево и вправо, потом быстрее, быстрее, будто коньки перестали касаться льда, они неслись над Вислой, словно две птицы. Владек подхватил сестру и отправился за первой парой. Борех остался один. Его не огорчало, что Сорка уехала с Кроненбергом, он досадовал, что Сорка, словно его и вовсе не было, ни слова не сказала о том, вернется ли домой сама или Бореху стоит ее подождать. Огорчение все росло, и, когда обе парочки скрылись из виду, у Бореха защемило сердце. Сейчас он не думал о том, что Сорка, мужняя жена, совершает грех, катаясь с чужим мужчиной, он только чувствовал, что Сорка не любит его, и удивлялся, почему она с ним живет. Борех решил, что все женщины таковы. Крестьянки, обдирающие в лесу кору с деревьев, строят ему глазки. Они наверняка были бы счастливы, если бы он обратил на них внимание. Бореху претило сравнивать Сорку с девками, и, обиженный и раздосадованный, он поплелся домой. Ему пришло в голову, что Сорка будет его искать, и он остановился. «Пусть ищет, пусть думает, что со мной что-то случилось, — подумал Борех и отправился дальше. — В следующий раз не оставит мужа одного».

Тем временем Сорка с Кроненбергом неслись по льду, объезжая проруби. Она чувствовала его руки и дыхание. Ей стало жарко. Кроненберг говорил без умолку, вспоминал, как в детстве поцеловал Сорку в лобик, и представлял все в таком черном цвете, что у Сорки не раз наворачивались слезы на глаза. Он говорил, что человек в России не имеет ценности, он раб, все рабы, которым запрещено думать. Его отец ездил к губернатору в Плоцк просить об освобождении сына, и губернатор ударил седого Кроненберга по лицу. Окровавленный, тот целовал губернатору руки без тени обиды, будто иначе и быть не могло. Тысячи людей умирают ежедневно от голода, и они довольны этим. В чем ценность ваших идеалов? Люди, за которых вы отдали жизнь, будут радоваться вашему наказанию, кричать и требовать, чтобы с вас содрали кожу. Вы хотите пожертвовать жизнью ради зверей, которые точат зубы, чтобы разорвать вас на части.

Так говорил Кроненберг, и Сорке казалось, что об этом она теперь слышит не от него, а читает в книге, в старой, знакомой книге, которую Сорка уже однажды брала в руки. И хотя Кроненберг говорил с желчью и разочарованием, Сорка чувствовала, что готова идти с ним куда угодно.

Когда они подъехали к дому Владека, было уже темно. Владек с сестрой настояли, чтобы Сорка с Кроненбергом зашли к ним и немного перекусили. Сорка отказывалась, вспомнив, что оставила Бореха одного. Ей стало тоскливо. Кроненберг настаивал, и Сорке не удалось отвертеться. Она вошла в дом, но договорилась с Владеком, чтобы после чая сразу же запрягли лошадей в сани и отправили ее домой.

— Конечно, конечно, — заверил ее Владек, — хоть среди ночи.

Сестра Владека принесла в маленькую комнату чай с пирогом. Все с удовольствием принялись за еду. Тишину нарушила хозяйка:

— Я бы с Кроненбергом не поехала!

— Почему? — спросила Сорка.

— У него лошади ног под собой не чуют. Бричка не едет, а летит, а если лошади ее перевернут, то это верная смерть.

— Интересно. — Сорка глотнула чаю и встала.

— Я однажды ездила с ним. — Хозяйка погрозила Кроненбергу пальцем. — Навсегда это запомню!

— Если хотите, пани Кленец, — равнодушно отозвался Кроненберг, — я вас отвезу.

— При условии, что быстро не поедем!

— Нам пора. — Кроненберг встал и обратился к Владеку: — Я возьму ваших гнедых.

Владек скривился, недовольный тем, что Кроненберг лишает его удовольствия отвезти Сорку домой, и нехотя ответил:

— Боюсь, ты их загонишь!

— Вели запрягать моих. — Кроненберг помог Сорке одеться.

— Возьми гнедых, если хочешь. — Владек почувствовал себя виноватым.

— Вели запрягать моих, — повторил Кроненберг. По его голосу было трудно понять, злится он или нет.

Они попрощались. Кроненберг накрыл Сорке ноги меховой полостью, сел рядом и свистнул лошадям. Лошади потянули сани. Не успела Сорка оглянуться, как они уже выехали на дорогу и понеслись по еще не укатанному снегу. Ехали молча. Сорка заметила, как Кроненберг приосанился. В голубых глазах появился холодный стальной блеск. Он выпрямился и теперь казался стройнее и выше. Подобно голодному волку, он вытягивал голову, свистел и хлестал лошадей изо всех сил. Ухоженные, ладные лошади старательно выбрасывали из-под копыт облака колкого снега, стремясь пуститься тихой рысью. Кроненберг неустанно свистел и цокал языком, а лошади, словно понимая его, мчались вперед, желая выпрыгнуть из собственной шкуры. Сани летели, не касаясь снега.