Эм Вельк - Рассказы (сборник)

• Название: Рассказы (сборник)
• Автор: Эм Вельк
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

В сборник видного немецкого писатели Эма Велька (1884–1066) вошли рассказы, которые охватывают более чем шестидесятилетний путь писателя. Рассказы написаны живо, интересно, с большим юмором и иронией.

---

Они говорили об этом как о чем-то само собой разумеющемся, и в таком ответе сквозило даже нечто вроде гордости. А история крестьянина Генриха Грауманна — это история его деревни, в известной мере это даже история всех деревень, а он — всем крестьянам крестьянин. «Его никому не обуздать, — говорили в деревне. — Весь в отца!» Что ж, в конце концов, у людей почти всегда все начинается с отцов, даже если это не всегда так явственно, как в случае с Клеббовским Быком.

II

Отец Генриха Грауманна получил от своего отца маленький участок — жалких десять моргенов земли. Три поколения за сто лет сумели увеличить его с четырех моргенов первоначально до десяти, ибо вся земля кругом принадлежала государству. Они были прилежными, эти бедные крестьяне, прилежными, скупыми и жадными до наживы. Крестьянами в общепринятом в этих краях смысле слова они, собственно говоря, не были. Крестьяне должны были иметь самое меньшее шестьдесят моргенов и четыре лошади; далее шли двухлошадники, потом бедняки с одной лошадью и голодранцы, которые за неимением лошади пахали на коровах. Впрочем, это можно считать достижением новейшего времени, так как до первой мировой войны запрягать корову в телегу или в плуг считалось величайшим позором. Уж лучше было обратиться к крестьянину, чтобы он вспахал землю, а потом отработать долг.

Итак, отец Генриха Грауманна, нынешнего Быка, был чрезвычайно дельным работником, и когда на государственных землях начали пахать на волах, он последовал этому примеру. Поначалу ему пришлось снести немало насмешек, но он их снес и продолжал жить. Поскольку он никогда не говорил о своем воле, а всегда только о быке, а разница между волом и быком для здешних жителей такая же, как между голодранцем и помещиком, то старый Грауманн вскоре получил прозвище Бык.

Так и повелось. Вол играючи справлялся с работой на десяти моргенах, и скоро еще несколько голодранцев завели себе волов. У них у всех было по нескольку моргенов арендованной земли, некоторые уже столетиями арендовали один и тот же участок от десяти до двадцати моргенов. Главные арендаторы государственных земель менялись, но почти все они с уважением относились к традиции сдавать в аренду крестьянам несколько сот моргенов земли, иначе тем пришлось бы голодать.

Пока не явился один главный арендатор, который все это порушил. Каждый год крестьяне пытались опередить друг друга с арендой. Стоило появиться новому главному арендатору, как они целыми днями околачивались вокруг помещичьего дома, чтобы улучить момент и переговорить с новым хозяином наедине, старательно выказывая свою преданность и, как правило, не забывая при этом привести то или иное крамольное высказывание соседа. Об этих методах всем было известно, но тем не менее это. не считалось очень уж зазорным. Потребность в земле была общей и извиняла в их глазах все.

С новым главным арендатором все уловки, казалось, были напрасны, так или иначе, но большинство голодранцев оставалось без аренды. Такого уже столетиями не бывало. А тут одним махом вся орава наглых чудаков и упрямцев объединилась, создала даже нечто вроде боевого содружества, кто-то обронил страшное слово «революция», а старший Грауманн, по имени Христиан, стал их вождем. Сперва они подали весьма вежливое прошение его высокородию господину главному арендатору, хотя в прошениях называли его просто капитаном. Два первых послания им писал старый учитель. Не получив на них ответа, они хотели выступить с требованиями. Но учитель писать такое отказался, и тогда они поручили это старому Грауманну. Для пущей ясности Христиан Грауманн все требования сдобрил угрозами. Главный арендатор через своего инспектора передал им, что пусть, мол, они поцелуют его в… Этого они не сделали, а обратились к ландрату, а потом и в правительство. Когда же и эта мера не принесла успеха, они сделали нечто неслыханное, по их мнению, истинно революционное: все как один вышли из рядов воинского союза. А главный арендатор, как капитан запаса, был председателем этого союза.

Акция мелких крестьян-арендаторов из деревни Клеббов была вовсе не такой уж комичной, как может показаться сегодня. Надо знать, какую роль в жизни наших деревень играли эти воинские союзы: отношение деревенских жителей к воинскому союзу расценивалось тогда точно так же, как их отношение к христианству. Церковь и цейхгауз были для них одинаково почитаемыми храмами. По их мнению, так оно было всегда, испокон веку, и так оно и должно остаться на веки вечные. В большинстве случаев замки тоже почитались как храмы, независимо от того, живет ли там граф Шрекенштейи или капитан Мюллер: это был дом, который требовал к себе почтительного отношения. Эти здания веками осеняли их дворы, их головы и сердца.

Выход пятнадцати мелких арендаторов из воинского союза в Клеббове произвел сенсацию в округе. Капитан и председатель союза несколько струхнул и обратился с разъяснениями в Берлин, но получил оттуда только выговор. И все-таки он не сдался, ни один из вышедших из союза крестьян не получил от него земли в аренду, они, мол, своим поведением доказали, (что они социал-демократы. Это было напечатано в окружной газете. Так что господа в Берлине должны были одобрить его позицию.

И тогда крестьяне сделали то, что посоветовал им Шиллер в «Вильгельме Телле», хотя они наверняка ничего не знали ни о Шиллере, ни о Вильгельме Телле: «Когда безбожно попраны права…» и так далее. Несколько человек подкараулили ночью главного арендатора и избили его, он вызвал полицию и жандармов. Они явились вооруженные, но все было спокойно, так что в конце концов пришлось их отправить восвояси, и тут же его опять избили. Главный арендатор теперь по вечерам не мог шагу ступить один, а когда он взял однажды с собою своего сына и инспектора, то этих тоже избили вместе с ним. Тогда он взял с собою пистолет. В ту ночь в деревне слышны были выстрелы, но и крики и вопли тоже были громче обычного: раздраженные стрельбой крестьяне действовали еще жестче, и капитан вынужден был восемь дней просидеть дома: он стеснялся повязки на голове, да и хромоты тоже.

Такое поведение крестьян было непривычным по тогдашним временам и повсюду осуждалось, и в окружной газете, и в деревнях, людьми, которым не было надобности арендовать землю. Но успеха они добились. Так или иначе, а большинство голодранцев через некоторое время снова получили в аренду ту землю, которую арендовали прежде, разумеется, всем им пришлось вновь вступить в воинский союз. Всем, кроме Христиана Грауманна, получившего шесть месяцев тюрьмы: кто-то донес, что он был и зачинщиком избиений и главным действующим лицом, а после этого его не принимали в союз уже как человека, имеющего судимость. Но зато он не выдал никого из товарищей, хотя они, пока он сидел, даже не вспахали его землю из страха перед главным арендатором.

У избитого главного арендатора и председателя воинского союза Мюллера был сын, лейтенант запаса, кирасир. Для мещанина это большая честь, и главный арендатор весьма этим гордился. А папаша Грауманн служил всего-навсего в артиллерии и дослужился только, до унтер-офицера. Но в воинском союзе он занимал должность заместителя председателя. Заместителя согласно традиции всегда выбирали крестьяне. Чтобы их наказать, главный арендатор решил поломать и эту традицию и, учтя голоса своих батраков, добился, чтобы заместителем выбрали его сына. Крестьяне, правда, ворчали и сопротивлялись, но потом сдались: ведь земля-то важнее. К тому же молодой Мюллер как-никак был кирасиром. Папаша Грауманн ругал их за это на чем свет стоит, и в деревне стали поговаривать, что он и вправду заделался социал-демократом. То ли он хотел, чтобы его патриотические чувства не подвергались больше сомнению, то ли просто хотел насолить главному арендатору, заодно с его сыном, лейтенантом кирасир, во всяком случае он сделал все, чтобы его сын Генрих, став военнообязанным, затмил арендаторского сынка. Подумать только, жалкий голодранец с десятью моргенами земли решается на военную демонстрацию против главного арендатора с четырьмя тысячами моргенов! Вся деревня была в высшей степени этим заинтересована.

III

Надо сказать, что у людей в наших деревнях были свои собственные табели о рангах. Дело тут не просто в ступеньках социальной лестницы: помещик, главный арендатор, крестьянин, двухлошадник, бедняк, ремесленник, голодранец, конюх, батрак — нет, все было перепутано, смещено, в зависимости от того, в каких частях ты служил. Помещики, арендаторы, крестьяне и двух-лошадники представляли собой консервативный элемент, к ним из политических соображений примыкали также батраки и поденщики. Более прогрессивными считались ремесленники, учитель, лавочник. Голодранцы и безземельные, которые едва сводили концы с концами, всегда относились к недовольным, к, так сказать, бунтовщикам. Однако былая принадлежность к тому или иному роду войск вносила свои поправки в эту общественно-политическую структуру. Вполне могло быть, что поденщик, некогда бывший гусаром, пользовался большим уважением, нежели никогда не служивший двухлошадник. В самом низу этой табели о рангах стояли служившие в обозе, ступенькой выше — пехотинцы, «серые гусары»; затем шли саперы и артиллеристы, причем конная артиллерия ценилась выше, чем тяжелая. За ними следовали драгуны, гусары и много-много выше — уланы. И наконец — кирасиры. Да, и уже на самом верху, недосягаемо для масс — лейб-гвардейцы. Поскольку их во всей Германии был только один-единственный полк.