Пэппер Винтерс - Разрушенные (ЛП)

• Название: Разрушенные (ЛП)
• Автор: Пэппер Винтерс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015

   Я сложная. Не сломлена или разрушена, или бегу от прошлого, которому не могу противостоять. Просто сложная. Я думала, моя жизнь не могла сильнее запутаться во лжи и недоразумениях. Пока я не встретила его. Я не осознавала, как далеко я могу зайти, что я готова сделать, чтобы освободиться. У него есть тайна. Я никогда не притворялся хорошим или достойным. Я преследую того, кого хочу, делаю то, что хочу, и как хочу. У меня не было времени отчаянно желать женщину, на которую я не имел прав. Я приказал себе замолчать и оставаться в тени. Но потом она попыталась сбежать. Будь я проклят, если я позволю ей уйти, после того как испытал то, что она могла дать мне. Одна единственная тайна уничтожает их.

---

Я не был высечен из денег и золота. Я был высечен изо льда и камня. Я спал в яме больше ночей, чем спал в кровати, потому что был выбран.

Они говорят: «Выбран», я говорю: «Украден».

Иметь место, как это, под землей, с неотшлифованными стенами и низким потолком, давало мне передышку, давало мне логово.

Толкнув в сторону статую обезглавленной женщины, я пытался стереть Хейзел из своего разума.

Ее темные волосы, ее понимающие глаза, ее храбрый внешний вид. Я не мог перестать думать о ней, ходя из стороны в сторону, касаясь своих скульптур, вспоминая свое прошлое, которое я хотел забыть и похоронить.

«Она может уйти. Ты оставил ее одну».

Я не доверял замкам, что они могут удержать ее, если она действительно захочет уйти. Сталь внутри нее соответствовала стали внутри меня, и знание, что я не могу заставить ее остаться, сводило меня с ума.

Перед глазами был туман. Усталость и стресс сказались на мне.

Дерьмо, что я делаю? Я должен подняться наверх, чтобы взять то, за что заплатил. Я должен глубоко погрузиться в нее, и искать хоть какое-то подобие счастья. Я не должен убегать, как чертова киска.

Я взял молоток, сжимая деревянную ручку в кулаке.

«Сделай это. Это поможет тебе».

Позволяя внутреннему голосу уговаривать себя, как это было каждый раз, обещая сладкое облегчение.

Положив руку на станок, и плотно прижав ладонь к поверхности, я смотрю на нее в первый раз за это время. Испещренная крошечными шрамами, исколотая застрявшим в ней серебром, моя рука выглядела старой и отвратительной. Стремление хлопнуть молотком по одной из костяшек пальцев снедало меня, пока я не задрожал от потребности в боли, и капли пота не скатились по моему виску.

Разрушив чары, я медленно опустил молоток и перевернул руку, чтобы посмотреть на свою ладонь.

Как только, два года назад, я обрел свободу, несколько дней я провел, с щетками и мылом в руках, стирая отметки.

Очищая, стараясь убрать три символа, которые были на мне. Только агент мог знать, что они означают, что я — чье-то создание, чьей целью было только драться и разрушать.

Сейчас это неотчетливые линии; они до костей наполняют меня ненавистью и страхом. На обеих ладонях есть отметка: римская цифра III.

Я весь напрягся, желая, чтобы Гора Эверест сделал свою работу лучше, ударив меня сегодня. Это означало, что я бы получил то, в чем нуждался, прежде чем трахнуть Хейзел.

Напоминание о том, почему я сюда спустился, выдернуло меня из моих мыслей, и я осмотрел полки и бочки, полные металла.

Я должен решить проблемы с моей реакцией на ее прикосновения ко мне, но как?

Независимо от того, какие решения я придумаю, все закончится плохо. Я не мог надеяться на ее подчинение. Это означало, что я должен ее удержать. Водить ее на поводке, как домашнее животное, которое купил для использования. Но если я удержу ее, нейроны в моем мозге будут думать, что она жертва.

Она жертва. Dobycha.

Я ошибся, использовав свой родной язык. Я назвал ее «добыча», по-русски. Интенсивные курсы языка, который я наспех зазубривал, когда первый раз приехал в Сидней, на мгновение, покинули меня. Я не мог больше использовать свой родной язык. Это было небезопасно.

Сердце забилось, когда я думал о том, как легко было заговорить на родном языке — какой неидеальной была моя жизнь.

Дерьмо, в этом случае, я, возможно, заплачу ей завтра, чтобы она проваливала к черту. Мне не нравились эти мысли. Эти гребаные слабые мысли, что ворошили мое прошлое.

«Ты никогда не будешь обнаженным рядом с ней».

«Ты никогда не почувствуешь ее руки на своем члене».

«Ты никогда не будешь в состоянии иметь полный контакт с ее телом».

«Ты, в конечно итоге, свернешь ей шею».

Я был долбаным идиотом.

Я бы хотел не обратить внимания на нее.

Подойдя к тигелю, с куском предварительно расплавленной в центре бронзы, я включил печь и направил инструмент в языки пламени.

Сознательно погрузив себя в работу, я игнорировал мысли о том, какой хреновой была моя жизнь, щелкнув переключателем шлифовального станка и полировщика. После того, как я распутал серебряную цепь, которую часто использовал, ко мне в голову пришла идея. План, как держать Зел в безопасности от меня, или настолько безопасно, как это возможно.

Пока я работал, шли минуты. Это успокаивало мой разум, создавая небольшую иллюзию мира.

Проходили часы, я играл с металлом, огнем и потом. Работать с таким сложным материалом, было напоминанием, что какими бы высеченными из камня мы не были, мы всегда можем измениться. Мы могли формироваться и адаптироваться, и стать чем-то новым, даже куском железа.

Я должен сохранять веру.

Я мог измениться.

Через некоторое время.

Сев на табуретку, я отключил мысли и начал превращать кусок цепи в тюрьму.

К тому времени, как я закончил, солнце окрасило горизонт в розовый и золотой. Поднимаясь по лестнице из своего логова, крепко держа в кулаке свое творение, я тяжело вздохнул с облегчением.

Через стеклянную крышу, по центру дома, разливались теплые солнечные лучи. Знакомое напряжение покинуло мое тело.

Ночь закончилась. Вернулся день.

С каждым шагом приближения к комнате, я сильнее сжимал серебро. Я чертовски надеялся, что это сработает. Тихо открыв дверь, я прошел по ковру, специально ступая по ярким пятнам утреннего солнца. Не было никаких занавесок или огромных двойных штор. Ничего, чтобы блокировать яркий свет.

Это было еще одной вещью, к которой Зел придется привыкнуть. Я никогда не спал в темноте.

Ночь длилась часами — полная ужаса и страха. День был моим единственным шансом быть на свету — небольшим окном, когда должны были уйти воспоминания.

Ночь принадлежала моему прошлому. День принадлежал моему будущему.

Спящая женщина лежала, зарывшись под моими простынями. По плечи она была накрыта одеялом, а обе ее руки находились под подушкой на уровне ее щеки.

Мое сердцебиение участилось. Она находилась в моем пространстве. Ощущая запах моего покрывала, она спала на моей стороне кровати.

Я хотел сорвать с нее защиту и коснуться ее. Мне нужно было найти искру, энергию, которая существовала между нами. Напомнить, почему я был настолько безумен, чтобы попробовать это.

Но я не мог. Еще нет.

Для начала мне нужно было очищение.

Войдя в ванную, я снял одежду, бросив ее на пол. Положив то, что я сделал из тщеславия, я вошел в выложенный черной плиткой душ. Включил кран, и горячая вода мгновенно окутала меня своим жаром. Я включил ее так сильно, как это было возможно.

Было больно. Вода обжигала. Ошпаривала кожу. Но я не смешивал ее с холодной.

Огненный дождь что-то делал со мной, то, что не мог никто другой. Он был моим лекарством.

Я где-то читал, что наносить вред самому себе — это крик о помощи. Верный признак личной потребности в психологическом вмешательстве. И они были правы. Однако я не кричал о помощи, когда вынуждал свое тело стоять под потоком кипящей воды. Я нашел спасение.

Боль помогала. Причинение страдания давало мне крошечный кусочек спокойствия. Это стирало немного испорченности. Это было моей версией музыки для медитации и успокоения. Это останавливало меня от взрыва.

Моя кожа превратилась в цвет красного лобстера. Я вздрагивал от сильного желания умчаться от ударов страдания, но стоял и принимал наказание.

Прошло пять минут, которые показались вечностью, но я ни разу не посмотрел вниз. Я ни разу не пробежал руками по своей плоти, или трогал новые рубцы от травм и шрамов. Я знал каждый дюйм своего жестокого прошлого, и желал, чтобы оно не было таким очевидным на моей коже. Я никогда не дрочил, и не пытался найти быстрое освобождение.

Я был приучен не чувствовать ничего, кроме желания подчиняться.

Мое тело было не моим, чтобы трогать или смотреть. Оно принадлежало им. До сих пор.

Трясущейся рукой, я повернул кран с холодной водой и застонал, когда ледяные капли успокаивали мою обожженную плоть.

Эта боль от двух сильных воздействий, удваивала облегчение.

После разрушения себя льдом, я выключил воду и вышел из душа.

Избегая смотреть на себя в зеркале, я обернул полотенце вокруг своей талии и вошел в темную комнату. Убедившись, что Хейзел еще спит и не застанет меня голым, я беззвучно вышел на солнечный свет.

Войдя в гардеробную, я сбросил полотенце и быстро натянул на себя черные пижамные штаны и футболку. Даже один, я никогда не спал голым — никогда не рисковал быть неподготовленным.

Когда я снова был в одежде, то расслабился. Наряду с тем, чтобы скрыть кое-что личное, мои шрамы тоже были скрыты. Хейзел не нужно видеть повреждения, нанесенные мною самому себе, так же, как и заработанные на службе.