Далия Трускиновская - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Научная Фантастика

---

Трускиновская Далия Стихи

Трускиновская Далия

Стихи

Вступительное слово

Ребята, я - уникальный случай. Я - бард без гитары. Все попытки освоить эту штуку были безуспешны - хотя я занималась музыкой лет восемь и даже играла в ансамбле аккордеонистов. Но бард с аккордеоном - это уже что-то запредельное. И с голосом напряженка. Про такие голоса присутствующие обычно говорят - пой, пожалуйста, у открытого окна, чтобы соседи видели, что тебя никто не бьет.

Естественно, я искала голос, которому доверила бы свои тексты. И ненароком влилась в ансамбль политической песни - мода на такие ансамбли процвела в середине семидесятых и завершилась в середине восьмидесятых. Думаю, не осталось ни одной шайки латиноамериканских террористов, кого мы не поддержали бы своими песнями. И на Пиночета замахивались - о чем он, надеюсь, так никогда и не узнал.

А потом я нашла-таки голоса. Я отдала все это добро персонажам своих романов и повестей. Ну, не все, но довольно много. На чем успокоилась и продолжаю писать баллады с песнями по сей день.

Что касается традиционных стихов - у меня был период, когда они сами просились наружу, но он кончился. И это естественно: каждому возрасту свои страсти. И забавно, и грустно было просматривать их, готовя этот сборник. Выяснилось наконец, что в моей личной жизни было настоящего, на взлете, с пылом и жаром. Смех и грех - но только два человека сподобились таких эмоций. Любопытных просят не беспокоиться - стихи случились до того, как меня занесло в фантастику.

Однако некоторые вещи нуждаются в комментариях. "Баллада о Хайяме" возникла после того, как я познакомилась с экс-чемпионом мира по боксу Руфатом Рискиевым, приехавшим в Ригу на киносъемки. Боксер, читающий Хайяма на фарси, наверно, впервые заставил меня всерьез задуматься о восточной культуре. Найдите у нас боксера, чтобы хоть строфу Пушкина прочел наизусть!

"Баллада о Мюнхгаузене" - типично рижское сочинение. Барон, видите ли, служил в Лифляндии и даже возглавлял охрану будущей императрицы Екатерины, когда она через Ригу ехала в Петербург выходить замуж за Петра III. Померещился мне барон в висячем саду Петровского дворца в Риге, где ему по долгу службы и приходилось бывать.

Церковь, описанная в "Ангеле с тромбоном" существует на самом деле и стоит в этнографическом музее под открытым небом.

Место действия поэмы - реальная конюшня в Видземе (историческая область Латвии, никогда, впрочем, наполеоновской армии не видавшая). Колхоз "Аллажи" потихоньку выращивал лошадей прогулочного типа и продавал их за границу. Для обучения лошадей и держали конно-спортивную секцию. Я ездила туда на тренировки автобусом, который уходил с рижского автовокзала в

07.05, и ни разу на него не опоздала. Для меня это - высшая степень проявления любви к лошадям.

Впрочем, с поэмой я сама не знаю, как быть. Фактически это рассказ с рифмами. То есть, формально относится к поэзии, а фактически - к прозе. Утешаюсь я тем, что длинные сюжетные стихотворные произведения - в традициях русской классики, и мой соратник по жанру - Лермонтов. Выходит, в примерно восьмидесятом году я пыталась сделаться классиком. Но, ей-Богу, больше не буду!

Только порадуюсь, если найдутся безумцы с гитарами и пустят мои слова в дело.

БАЛЛАДЫ

БАЛЛАДА О ДАЛЕКОМ КОРОЛЕВСТВЕ

Забыла душа про восторг и испуг, гуляют над нею туманы.

Пора подниматься в дорогу, мой друг, пора собирать чемоданы.

Побольше оставим, поменьше возьмем, и то по дороге растает

ведь в то королевство, куда мы идем, с большим багажом не пускают.

Там грустные песенки ночью поют под легкий резвон мандолины. Там, может, по карточкам хлеб выдают и мебелью топят камины.

Но те, кто сюда, в королевство пришли, живут и живут непреклонно!

Столицу своей неуютной земли они называют Верона.

Там мальчики носят с собою клинки, и сталью ладонь остужают, и драться уходят на берег реки, а девочки их провожают.

Там время порою обратно бежит, чтоб дважды расстаться навеки. Цианистый калий свободно лежит в разбитой витрине аптеки.

Стоит королевство, как крайний предел измаявшей душу тревоги,

но тот, кто ни разу от боли не пел, туда не отыщет дороги.

И ты безнадежным его не зови - за то ведь его выбирают, что там умирают, мой друг, от любви, и там за любовь умирают.

БАЛЛАДА О ТУРНИРЕ

Поют горячие трубы, доспехи блещут, слепя.

Сегодня я на турнире отстаиваю себя.

Торчу посреди арены, с копьем, на грозном коне,

и панцирь по форме бюста сковал оружейник мне.

Вот первый рыцарь навстречу, он целит в сердце мое.

Но я успеваю прежде вонзить стальное копье.

Вот рыцарь второй навстречу, схватились мы на мечах!

Беднягу спасли герольды и унесли на руках...

Вот третий мчится навстречу. Но где же щит и броня?

У рыцаря нет кинжала, под рыцарем нет коня!

Он гордо поднял забрало, навстречу смерти спеша.

Его оружие - нежность, его доспехи - душа!..

Он держит ветку сирени, как будто стяг, впереди.

Успеть бы копье отбросить и панцирь сорвать с груди!

Успеть бы прогнать с арены герольдов, свиту, коня,

успеть бы понять навеки: вот этот - сильней меня!

БАЛЛАДА О НОВОЙ РОЛИ

из романа "Несусветный эскадрон"

На клавишный веселый перестук откликнулись в лугах гнедые кони.

Сергей Петрович, забывай досуг!

Отныне в несусветном эскадроне служить ты назначаешься, мой друг.

Сергей Петрович, стало быть, пора.

Зайдем-ка в костюмерную с тобою, вот ментики на выбор, кивера,

вот старая попона - после боя прилечь на бивуаке у костра.

В лицо ударит дым пороховой,

и ты навстречу битвам и преградам нас поведешь дорогой боевой!

Не бойся - я все время буду рядом под видом маркитантки полковой.

Начищу сбрую твоему коню, повешу талисман тебе на шею... Лететь навстречу бранному огню я выбрала тебя - и не жалею, а надо - так от пули заслоню!

Должно быть, вот в чем истина и соль и сказки про гусара, и баллады:

должны моими стать печаль и боль твои,

Сергей Петрович, - так уж надо, чтоб ты сыграл достойно эту роль...

БАЛЛАДА О СЕРЕБРЯНОМ КУБКЕ

из романа "Несусветный эскадрон"

А там, на поляне, где пали с разбега и конь, и наездник, два смятых крыла, в серебряный кубок кровавого снега на вечную память я молча взяла.

Оттуда струились лесные тропинки

в счастливые царства за гранью беды, да только в ладони чернели дробинки, да только обратно вели все следы.

Ведь тот, кто изведал пленительной жажды, кто выбрал мгновенья, а не времена, кто выпил с друзьями за вольность однажды, вовек за иное не выпьет вина.

От друга, как клятва, к надежному другу глоток переходит святого огня, и кубок серебряный пущен по кругу, и вот он дошел наконец до меня.

И там я останусь - пускай заметает тропинки к надежде, вот там я стою с серебряным кубком, и снег в нем не тает, вот там сохраняю я верность свою.

МОРЯЧКА

Я сказала - люблю другого, королевство нашло короля.

Он в ответ не сказал ни слова и пошел обживать стапеля.

И пока я стихи писала о тебе, мой капризный поэт, яхта стройная вырастала и светился ее силуэт...

И когда мы в ночи молчали, чтоб не выдали слез голоса, он сидел себе на причале и прилежно сшивал паруса. А когда надежда на чудо обратилась в осколки стекла, я взглянула вдаль - а оттуда мне на помощь - два светлых крыла!

Приближалась гордо и властно яхта белая издалека, и была она так прекрасна, как прекрасна любовь моряка. Ветер пел про мужское дело, ветер пел про морское житье, на борту названье горело - я увидела имя свое...

Я недолго с тобой прощалась. Вещи собраны. Море - у ног. Яхта подана. Поднят парус. Ветер грудью на парус налег. И в разлуке с тобой не тяжко, а привольно и ласково мне - я стираю его тельняшку в несоленной балтийской волне.

БАЛЛАДА О ШЕКСПИРЕ

Шекспир презирает границы. Вот номер набрала рука, и память листает страницы, и вдруг возникает строка. Во всей своей радостной силе, как ночью - пронзительный свет, летит над развалом России его благородный сонет.

Шекспир презирает границы

и тех, кто в границах погряз. Слеза, что дрожит на реснице, важней дипломатерных дрязг. Когда замолчат телефоны, надежней не будет гонца. Тропинкою мимо кордона он выведет в ночь жеребца. .

Шекспир презирает границы, и стынет полковничья кровь, когда вдоль заставы промчится веселая россыпь подков. Без пошлин, без виз, как и прежде несется гонец на заре. Слова о любви и надежде в седельной его кобуре.

Шекспир презирает границы, за что же их нам уважать? Беспошлинно странствуют птицы и облака не удержать. Политики, нас бы спросили намордников нет для стихий! Летят над развалом России Шекспир, и любовь, и стихи.

АНГЕЛ С ТРОМБОНОМ

Музейная церковь органно вздыхала. Там пусто, и сыро, и странно слегка. Баталию напоминала мне роспись ее потолка.