Павел Перец - От косяка до штанги

• Название: От косяка до штанги
• Автор: Павел Перец
• Издательство: Амфора
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00048-Х

Подлинная история жизни культового питерского (а теперь и московского) персонажа Павла Перца, рассказанная им самим. Павел Перец – журналист и музыкант. Работал грузчиком, манекенщиком, продавцом кроссовок, Дедом Морозом, менеджером, столяром, диджеем, супервайзером, главным редактором газеты и гламурного журнала. Его книга "От косяка до штанги" – первый российский straight edge манифест и ярчайший пример современного идейного романа. Это путь от транквилизаторов к велосипеду с алюминиевой рамой, от водки к пятнадцатикилометровым пробежкам, от марихуаны к турнику в тренажерном зале. Подростковая проституция, сбор конопли в Астрахани, любительское драгдилерство, крысиные укусы, социальная реклама, похороны гранжа и хардкора, клубы "Тоннель" и "ТаМтАм"… Все это фон. На переднем плане – реальная история человека, который смог изменить себя, руководствуясь принципом "stay punk – stay clean".

---

Нырнув в лачугу, я бросился на кровать и простонал:

– Серега, у меня измена.

– У меня тоже, – донеслось откуда-то из темноты.

Еще два часа кувырканий на кровати и сон, сжалившись, оглушил меня своей кувалдой так, что я впал в беспамятство.

На следующий день отправились в Астрахань. Меня отпустило, а Серегу продолжало колбасить. Полегчало только после пива. У пристани встретился штрих, который занял месяц назад у Сереги денег, еще в Питере. Ошалело на нас уставился.

– Земной шарик круглый, – произнес Серега и прошел мимо.

В другой раз, курнув, как следует, мы сидели на крыльце и рассматривали огни на той стороне реки. Волга постанывала, как тракторист с похмелья. Апулея я на ночь не читал, но увидел осла. Натурального, на четырех ногах, с болтающимися ушами. Он мирно проплелся мимо, даже не повернув голову в нашу сторону. За ним проследовал еще один. Я поморгал, поерзал, довел до сведения Сереги, что у меня животноводческие глюки. Ослы мерещатся. Серега ответил, что у него такая же беда.

Весь вечер в четыре глаза мы наблюдали шествие ослов, удивляясь одинаковости нашего восприятия ирреальной действительности. Средства передвижения Хаджи Насредина не проявляли признаков агрессии, топали, уставившись в землю, будто она большой экран, где показывают кино. Наутро выяснилось, что это пастух перегонял свое стадо. Стадо ослов. Естественно, он не знал, что на берегу сидят два неадекватных миру существа, которые восприняли шествие его подопечных как привет от белой горячки.

Отрезок двенадцатый

Время проходило, трава сушилась медленно. Один из соседей зашел к нам в гости и посоветовал прекратить конспирацию, поскольку уже все вокруг знали, чем мы занимаемся, и кинуть коноплю на крышу. За один день она превратилась бы в нужное для нас сено. Но решиться на такой откровенный шаг было непросто.

Сосед рассказал, как местные жители курили марихуану раньше. Ее собирали в определенном месте в определенное время. Когда она доходила до кондиции, резали и жарили молодую собаку (обязательно кобеля-девственника). Коноплю курили через кальян, таким образом проходила ее первичная дистилляция. После чего съедали по кусочку пса, выходили на крыльцо и сплевывали на землю черные слюни. Легкие очищались от той гадости, которую не смог отфильтровать кальян, в организме оставался дурман в чистом виде, без примесей. Мясо кобеля, кстати, помогает при туберкулезе, по той же самой причине. Собачек жалко, но в жизни и не такое бывает.

План действий был прост, как наша пирога. Сушеный продукт народного потребления упаковывается в рюкзак и доставляется на поезде в Москву. Там делается привал, после чего мы отправляемся в Питер, где разворачиваем активную деятельность по сбыту собранного ударными темпами урожая. Я прокручивал в голове разные ситуации, мысленно разрезал вагон вдоль и поперек, пытаясь найти в нем доступные пассажиру полости, где бы мы могли поместить небезопасный груз. Мне казалось возможным пихнуть рюкзак в другое купе к чужим шмоткам. Тогда в случае его обнаружения мы были бы не при чем. Задача сложная, но ведь нет на свете невыполнимых задач. Как, например, протащить траву в вагон, мимо ментовских взглядов, задрапировавшись толпой.

В Астрахани выяснилось, что до Москвы билетов нет. Есть только до Волгограда. Купили до Волгограда. Просочились в вагон, никто на нас даже внимания не обратил, ни одного стража порядка на перроне не наблюдалось. Труп конопляного кайфа начал разлагаться – трава запахла, и отнюдь не сандалом. Рюкзак был убран под сидение. Полпути я провел в тамбуре, наблюдая проносящиеся мимо степи, которые весной красивы, но не про мою честь, потому что мне не представилось возможности наблюдать их в этот период года, любоваться морем цветом, источающих убийственный аромат.

У Сереги закончился «Беломор», он вытряс из кармана остатки табака и стал делать самокрутку.

– Что, травка? – поинтересовалась рядом стоящая бабка.

– Да нет, табак, – ответил Серега.

Я нервно передернул плечами.

– Эх, ща бы планца дунуть, – сказала бабка, томно закатив глаза.

Павлик сполз по стене. Люди юга. Какой там Амстердам!

В Волгограде происходил апокалипсис. Мы попали в его эпицентр, располагавшийся на вокзале. Количество двуногих на один квадратный метр площади превышало все допустимые санитарией нормы. Гул стоял невозможный, к кассам было страшно подступиться, потому что там шла битва за билеты, которых, как тут же выяснилось, все равно нет, даже у спекулянтов. Поэтому было непонятно, за что же сражались люди, размахивая руками, жестикулируя скулами, как базарные торговцы (не исключено, что ими они и являлись). Раскрасневшиеся тетки с кулаками размером с недозрелую тыкву. Ощетинившиеся (в прямом и переносном смысле) мужики, щеки которых заросли черным мхом, вследствие чего они стали похожи на моджахедов. Бабки с детьми на руках, орущими так, будто они только что покинули утробу матери.

Серега порадовал меня новостью, которую приберег на десерт – он потерял остатки денег. Возникшая мысль о теплоходе, который бы доставил нас в столицу, растаяла так же, как купленное мороженое. Я сел на скамейку, опустил голову на грудь и решил было заплакать. Потом передумал и просто уперся взглядом в пол, размышляя о бренности бытия, отдав Сереге все свои банкноты.

Он вернулся через пятнадцать минут, загадочно улыбаясь. Я встрепенулся. В руках у него было два билета. ДВА БИЛЕТА ДО МОСКВЫ. Правда, в общем вагоне. Но я готов был ехать хоть на крыше.

– Как? – недоуменно спрашивал я. – Где ты их достал?

– В кассе, – ответил Серега, который был для меня в тот момент Воландом, как минимум.

Он просто подошел к толпе, как-то протиснулся к кассе и спокойно попросил у девушки, сидящей по ту сторону баррикады, два билета до Москвы. И она ему их дала. Может, сработала реакция на неожиданность. Посреди гвалта и грохота, упреков, истерик, угроз, рассказах об умирающих дедушках и болеющих внуках, которых нужно срочно навестить, а иначе кирдык, в окошке возник спокойный молодой человек и спокойно заявил о своем праве покинуть этот бедлам за определенную сумму денег. А может, Серега действительно обладал экстрасенсорными возможностями, которые активизировались в зависимости от ситуации. И тогда он мог убедить собеседника в чем угодно. Даже на концерты он проходил бесплатно таким образом.

Денег оставалось в обрез, хватило только на камеру хранения для заветного рюкзака (шляться с ним по городу не было никакого желания), на два литра пива и несколько рыбин, что составило наш завтрак-обед-ужин. Серега говорил, что несколько дней может прожить только на пиве, потому что в нем есть килокалории. Мне, к сожалению, все-таки требовалось запихивать в рот что-то более твердое, хотя бы хлеб.

Разморившись на солнышке, прикорнули прямо на пляже. Проснулись через пару часов, искупались, съели печенье, оставленное компанией тинейджеров (детки порезвились и ушли, забыв прибрать за собой на мое счастье). Отправились на вокзал.

Общий вагон – это плацкартный вагон, где на каждой лавке сидит по три человека. Мы ехали в мегаобщем вагоне по жаре в тридцать градусов. Он был переполнен в три раза, люди сидели по очереди, и по очереди стояли в тамбуре, где можно было словить ветер и остудиться. Даже на третьих полках, на которых и чемоданам-то порой не уместиться, лежали тела, источающие аромат свежевыделенного пота. Наш рюкзак вонял, как скунс, но его перебивали запахи плавящихся пассажиров.

На остановках все вываливались на улицу, глотая воздух большими порциями.

– Какая музыка живет дольше всего, и нравится всем и всегда? – спросил меня мужик, чей блестящий лоб демонстрировал человеческую возможность расставаться с выпитой влагой через поры кожи. И сам ответил. – А такая, чей ритм совпадает с ритмом сердца.

В подтверждение своей гипотезы он запел битловскую песню, сопровождая каждый притоп и прихлоп междометиями «Оп, хэй оп. Оп, хэй оп».

– Вообще-то, сердца у всех бьются с разной скоростью, – возразил я. – Исходя из Вашего утверждения, можно заключить, что маленьким детям и людям с повышенным давление нравится трэш-метал, а покойникам тишина.

– На счет покойников – это ты верно заметил.

В проходе копошились дети, визжали, как поросята. Туалет представлял из себя кучу дерьма. Под ней угадывались очертания унитаза. Пассажиры мужского пола ссали прямо из поезда, распахнув дверь в тамбуре. Их мочу тут же сносило в сторону следующих за нами вагонов, на лица тех, кто решил насладиться потоком ветра и высунуться из окна.

– Да прибудет с нами облегчение! – орал седовласый дед, сотрясая перед проносящимися мимо нас домами своим двадцать первым пальцем, с которого слетали последние капли. – И Божья сила!!!