Кэрол Тауненд - Холодная весна

• Название: Холодная весна
• Автор: Кэрол Тауненд
• Издательство: издательство «Покровка»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-89259-010-0

Юная Арлетта де Ронсье, с детских лет помолвленная с графом Фавеллом, наконец приезжает в замок будущего мужа, но старый граф, переживший двух жен и до сих пор не имеющий наследника, оказывается настоящим чудовищем.

В это же время в жизни Арлетты появляется молодой рыцарь Раймонд Хереви, скрывающийся под чужим именем после гибели всей его семьи от рук отца Арлетты. Запутанный клубок фамильных тайн, обстоятельств, интриг, страстей казалось бы неразрешим…

---

Водосточный желоб отводил дождевую воду с крыши в канаву, которая была перекрыта деревянным настилом — большая редкость в те времена. Дверь трактира была покрашена в тот же ярко-желтый цвет, что и ангел на вывеске; по одну сторону входа стоял небольшой горшочек с розмарином, по другую — с лавровишней. Как всегда, перед входом прямо на проезжей части громоздилась гора костей и всяческих отбросов. В ней рылись, распугивая полчища мух, черного цвета дворняжка и двое подросших котят.

Окончив придирчивый осмотр «Ангела», граф Этьен повернулся к зазывалам. Их одежда выглядела довольно-таки чистой и не очень ветхой.

Глазки горбуна поблескивали, из чего Арлетта заключила, что он был доволен вниманием, уделенным графом его персоне и его заведению.

— Ну, что скажете, господин? У нас лучшая таверна в городе. Вход в конюшни с заднего двора.

— А конюшни кто-нибудь охраняет? — Лошади графа стоили целого состояния, и Этьен не хотел распрощаться с ним за здорово живешь.

— Конечно, благородный господин. Только у нас ваши лошади будут в безопасности.

— У вас есть отдельные спальни?

— Только одна, господин. Как раз сегодня она свободна.

— А кровать в ней есть?

Карлик гордо выпрямился, насколько позволял его огромный горб.

— Вы нас обижаете, господин. Конечно, есть!

Граф бросил поводья конюху и спешился.

— Ладно, остановимся здесь. Но со мной еще несколько человек. А вот и они, въезжают через Низкие Ворота. Жаль, что спальня только одна. Ну ничего, переночуют в гостиничном зале. — Граф подмигнул Арлетте и язвительно добавил: — Это очень порадует леди Петрониллу.

Арлетта поднесла руку к лицу, чтобы скрыть улыбку, и последовала за супругом.

Наверху, в спаленке с низким потолком, граф бросил плащ и шляпу на постель и взял жену за руку.

— Знаешь, милочка, — произнес он, — я очень раскаиваюсь, что так дурно обходился с тобой в первые недели нашего брака. Сам не понимаю, что на меня нашло. Должно быть, я был одержим целым полчищем бесов. Ты готова простить меня?

— Да.

— Это больше не повторится. Даю тебе обещание, — продолжил он.

Арлетта не знала, что ответить. Конечно, намного легче жить, не испытывая постоянного страха, что муж будет истязать ее ночью. Но он еще не знает, что она беременна, и от кого. Граф не бил ее уже несколько месяцев, и они почти не вспоминали о его былой жестокости. Но ужас перед тем, что он в любой момент снова пустит в ход плеть и кулаки, отравлял Арлетте существование. Может быть, именно под влиянием этого страха она оказалась бессильна противостоять чарам обольстителя Гвионна.

Наконец она сказала:

— Благодарю вас, господин.

Граф Этьен ласково улыбнулся.

— Завтра, когда мы пойдем в часовню, я буду молиться, чтобы ты понесла от меня. Святая Дева не услышит меня, если ты будешь ходить избитая и в ожогах.

— Я тоже буду молиться, супруг мой.

Вот, значит, о чем заботился старый граф, принося ей свои извинения. Не чувство вины заставило садиста просить прощения у своей жертвы. Выгода, всегда только выгода. Тем лучше, ее не будет мучить совесть.

Граф Этьен поднял руку жены к губам и поцеловал ее пальчики.

— С завтрашнего дня наша жизнь переменится, — пообещал он.

Петронилла, в кровь искусанная блохами в общем зале, проснулась ни свет ни заря. С остервенением расчесывая укусы на руках, она попробовала устроиться поудобнее, однако соломенный матрас был жестким и весь в бугорках от комков слежавшейся соломы, и, должно быть, мышиных гнезд. Все равно что спать на стерне, покуда отава еще не выросла.

Прошлой ночью граф Франсуа постился, и Петронилле пришлось поломать себе голову, чтобы придумать, как споить ему положенную дозу ивового экстракта. Едва ли он полезет к жене во время святого паломничества, но на всякий случай Петронилла вечером отнесла графу в спальню жбанчик приправленного травами и ивой любимого им вина. Она надеялась, что Этьен опорожнил его.

Рядом с ней похрапывал Луи. Как только ему удавалось спать среди такого обилия блох? Позавидовать можно.

Она думала о своих мальчуганах, по которым уже начала скучать; ей очень хотелось увидеть их, узнать, что у них все хорошо. Скоро, скоро они уже смогут встретиться все вместе, надо подождать только двое суток, от силы трое. Если бы не приходилось заботиться о питье господина графа и проследить за его женой, разве уехала бы она от своих-то детей на поклонение каким-то сухим костям? Чем скорее граф закончит это паломничество, тем лучше.

Опять почувствовав зуд от укуса, теперь уже на бедре, Петронилла вздохнула и вновь принялась чесаться.

Единственная радость, которую она ожидала от наступающего дня, это удовольствие понаблюдать, как граф и графиня со стертыми в кровь коленями будут карабкаться по ступенькам в одних сорочках. Петронилла слышала, что самые фанатичные из верующих навешивали себе на шеи толстенные цепи, символизирующие тяжесть совершенных грехов, но вряд ли любовь господина графа к Господу Богу зайдет столь далеко. Жаль, конечно, однако созерцать графа с Арлеттой в одних тоненьких рубашонках на пронзительном апрельском ветру — это уже кое-что. Даже если Этьен настоит, чтобы они с Луи тоже ползли наверх, умоляя Бога о зачатии сына, она все равно получит удовольствие. Это хоть немного вознаградит ее за ночь, проведенную среди блох во второсортной таверне.

Оставшиеся в Ля Фортресс Анна и Бартелеми потихоньку беседовали, укрывшись от посторонних взглядов в уголке зала.

— Анна, не делай глупостей. Подожди, пока он вернется, — увещевал ее Бартелеми мягким голосом.

Анна высыпала содержимое своего кошелька на ладонь, тщательно пересчитала и положила обратно.

— Нет. Я и так сколько лет ждала.

— Но он твой муж. Перед Богом и людьми, — прошептал менестрель. — Подумай о своем сыне. Это и его сын тоже.

— О нем-то я как раз и думаю. Что это за жизнь для него: считать, что его родной отец — это ты, в то время как его настоящий кровный отец только и делает, что увивается вокруг этой проклятой графини, словно пчела возле горшка с медом?

— Но Анна…

— Я достаточно терпела от него оскорблений. Я была слепа. Слепая на оба глаза — ради него я прошагала с ребенком пол-Франции. Если бы он любил меня, то сам давно вернулся. Но… — ее голос прервался, затем снова окреп: — Я так хотела, чтобы он любил меня, и не видела очевидных вещей, даже когда он смотрел мне прямо в лицо, глаза в глаза.

— А что, если он и в самом деле любит тебя?

Анна скатала запасной плащ и, перевязав его тесемкой, засунула в мешок.

— Любит? Да знает ли он вообще, что такое любовь? Он холоден, Бартелеми, холоден как ледышка, как булыжник. А если он и любит кого, так это самого себя.

Она подхватила тунику и штанишки Жана, и откуда-то выкатилась лошадка из черного дерева, которую Гвионн вырезал для мальчика. Как положено, в первые же месяцы она потеряла половину своего хвоста, но до сих пор оставалась любимой игрушкой сына. Анна смотрела на нее какое-то время, а затем резким движением ухватила ее за холку и засунула в торбу, поверх сменного платья. Она с озлоблением в беспорядке совала туда же одежду свою и сынишки, уминала кулаком, совала еще. Готово, можно завязывать…

Бартелеми с сочувствием наблюдал за ней. Сколько же времени пройдет, пока черная пелена не спадет с глаз Анны? А что, если много-много лет, возможно, целую жизнь? Он сам уже давно любил ее, но решил тихо и спокойно ждать своего дня. Он долго ждал момента, когда она будет готова выслушать его признание в любви, но видел, что пока еще не время. Пусть ее раны немного заживут.

— Как же ты пойдешь — налегке, одна-одинешенька? — поинтересовался он. — И куда направишься?

— Назад в Кермарию. Меня там примут. И Жана тоже.

Бартелеми кивнул, нагнулся и принялся копаться в своих собственных пожитках.

Анна уставилась на него.

— Бартелеми!

— Чего тебе?

— Что ты делаешь?

Он поднял голову.

— Готовлюсь в путь, разве не видишь? Не думаешь же ты, что я отпущу вас одних в такую длинную и опасную дорогу?

Карие глаза Анны наполнились слезами.

— Но, милый мой, тебе и тут совсем неплохо. Хорошее место, сытно, тепло. Почти как дома. Зачем тебе уходить отсюда?

Улыбка показалась на устах музыканта.

— Анна, я ведь словно перекати-поле. У меня нет места, к которому я был бы привязан.

— О, Бартелеми! — она растроганно вздохнула, и он увидел, что по ее щеке катится слеза. — Дорогой мой друг…

Стоя на коленях, Анна обняла его за шею и потрепала за волосы.

Осторожно расцепив ее руки, певец освободился из объятий. Он не хотел, чтобы его называли дорогим другом. Он хотел стать ее любимым мужем.

— Иди отыщи своего сынишку, а я тем временем закончу собирать вещи. Жан вертелся на конюшне, когда я в последний раз видел его.