Павел Трояновский - На восьми фронтах

• Название: На восьми фронтах
• Автор: Павел Трояновский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В блиндаже стало тихо, даже телефоны на время отключили...

Минут через пятнадцать у блиндажной двери раздается такой знакомый мне голос:

- Разрешите?

Командующий вздрагивает, открывает глаза, говорит:

- Входи, входи...

Петряков входит и останавливается перед генералом.

- Здравствуй, здравствуй. Не надо мне рапорта. Дайка я на тебя получше посмотрю...

У Федора забинтована голова, на перевязи левая рука. Он бледен. И только глаза прежние - в них так а прыгают озорные огоньки.

Меня он еще не видит.

- Ну и здорово ж ты, товарищ Петряков, шарахнул по фашистским самоходкам! Я уже думал, что они, проклятые, такого сейчас наделают, что и суток не хватит, чтобы расхлебать. А тут откуда ни возьмись - твоя батарея... Дай-ка я обниму тебя.

После этого командующий задумался. Затем сказал:

- "Красное Знамя" я тебе девятого числа вручил, верно? А за сегодняшний подвиг получай "Отечественную войну" первой степени! И надевай-ка еще по одной звездочке на погоны!

Н. П. Пухов тут же прикрепляет к груди Петрякова" орден, а его адъютант достает из кисета две звездочки.

- Так воюй, капитан, и живи долго!

И - к командующему артиллерией дивизии:

- Наградные бумаги и представление на звание составьте сегодня же. Ну, бывайте здоровы, товарищи!

Командарм вышел. Я уж было кинулся к Федору, как тот вдруг зашатался... и упал на руки командующего артиллерией.

Вызвали врача. Тот, осмотрев Петрякова, сказал:

- Большая потеря крови и предельное перенапряжение. Подлежит немедленной отправке в госпиталь...

Так мне снова не удалось поговорить с Федором. Но зато я увидел его, узнал, как он воюет. А поговорить еще успеем. Главное, что я его нашел.

* * *

Начало августа. Наши войска, выстояв на Курской дуге, уже сами идут вперед. Они на подступах к городу Кромы. Вместе с писателем Андреем Платоновым и корреспондентом Константином Бельхиным едем по дорогам наступления.

Это первая моя поездка с Платоновым. Раньше он наотрез отказывался пользоваться редакционной машиной.

- У вас задачи оперативные, вот вы и поезжайте,- говорил обычно Платонов.А писателю, чтобы глубже познать жизнь человека на войне, полезно ходить пешком, все видеть, все слышать. А что увидишь и услышишь из вашей эмки?

И Андрей Платонович, худенький, немного сутуловатый, со впалыми щеками, на которых был заметен болезненный румянец, с вещмешком за плечами, вышагивал иногда до десяти километров по пыльным фронтовым дорогам. Его видели то с маршевой ротой, то с группой легкораненых, то с перебрасываемой на другой участок фронта частью или подразделением. Неделями он жил на передовой, устраиваясь обычно в одном блиндаже с командиром роты или батальона. Наравне с бойцами вынимал из кармана потертый кисет с махоркой и пожелтевшими от никотина пальцами мастерски скручивал козью ножку. Фронтовой быт, солдатский язык, окопные песни, частушки, шутки, солдатские горести и радости он знал не хуже, чем взводный или ротный командир.

А как Андрей Платонович писал свои, фронтовые очерки, расказы, а позднее и повести! От них пахло порохом, солдатским потом, маршанской махоркой. Словом, настоящей окопной жизнью...

До войны я как-то уже проезжал здешними местами. И до чего же красив, очарователен и поэтичен был этот край, воспетый еще гениальным Тургеневым! Поразило меня тогда обилие садов. Потом узнал, что Поныри, оказывается,родина знаменитой русской антоновки!

Теперь же ничего этого не было. Сама земля стала неузнаваемой, покрылась какими-то лишаями, болячками. Сады вырублены, на их месте - высокий бурьян. В полях кое-где треплется на ветру одинокий стебелек ржи" или пшеницы. Травы и той мало. Вместо деревень и сел - ряды покрытых сорняками бугров. Наподобие запущенных кладбищ...

Там, где были позиции противника, - все перерыто, опалено огнем. Тут и там - ряды деревянных крестов с противной свастикой.

За вырубленной рощей - деревня Сомово. Бывшая деревня. Сейчас здесь ни одного двора, ни одной даже печки. Все сожжено, разрушено... У свежесделанного шалашика - не успели завять даже листья на ветках - сидят три маленькие девочки и тревожно смотрят в сторону речки. Их мать ушла туда по воду. Но вот она возвращается. Знакомимся. Мария Матвеевна Овчинникова. Вчера пришла в родную деревню из села Добрыни, куда гитлеровцы до этого согнали население со всей округи. Они убежали.

- Как жить будем - не зню,- говорит Мария Матвеевна.- Вся надежда на нашу родную советскую власть...

Немного подальше, у покрытой увядшей травой земляной норы,- девочка лет двенадцати с маленьким ребенком на руках. За подол ее держится мальчик лет двух или трех.

Спрашиваем девочку:

- Домой пришла?

На ее глаза навертываются слезы. Девочка долго молчит. Потом несвязными, полными острого горя словами рассказывает жуткую историю.

- Мы шли домой. Они встретились у Горчаковой деревни. Мать посадили в машину. Мы кричали. Мама тоже кричала, рвалась к нам. Ее ударили по голове. Один из них нацелился на меня из ружья. Машина с мамой ушла...

Глаза у девочки снова делаются сухими. Слезы выплаканы все...

Фамилия ее Зернова, звать Лидой. А маму звали Анастасией Федоровной... Она стоит у вырытой в земле норы-убежища с двумя малыми ребятами. И тот, кто видит это горе, никогда его не забудет, не простит фашистам их злодеяний!

Корсакове, Морозиха, Барково, Горганово, Каменец... Этих сел и деревень тоже нет, остались одни названия. На пепелищах и развалинах копошатся люди. Все больше старые да малые. Людей среднего возраста - единицы, они или уничтожены, или угнаны врагом в рабство...

Не могу не привести здесь выдержки из стенограммы совещания в ставке гитлеровского вермахта от 26 июля 1943 года, которую прочел уже после войны. На том совещании присутствовали Гитлер, начальник немецкого генштаба Цейтлер и командующий войсками группы армий "Центр" фон Клюге. Гитлер хотел взять из этой группы часть сил. Фон Клюге, войска которого были разбиты под Курском, отвечал категорическим "нет". Так вот, в стенограмме есть и такие строки:

"...Фон Клюге: Тогда Заукель не сможет вывезти всех своих рабочих.

Фюрер: Это должно быть сделано! Ведь Заукель так быстро проводит эвакуацию.

Фон Клюге: Но, мой фюрер, у него же такая масса людей! Он забьет мне все мосты в тылу через Десну.

Фюрер: Сколько вообще здесь людей?

Фон Клюге: Несколько сот тысяч.

Цейтлер: Говорят, 250 тысяч.

Фюрер: Что такое 250 тысяч человек? Это же чепуха!

Фон Клюге: Мой фюрер! Мне нужны мои войска для ведения боя, я же не могу сделать невозможного.

Фюрер: Я немедленно бы погнал людей в тыл и приказал бы прежде всего строить позиции здесь!

Фон Клюге: Это мы уже пробовали. Но сейчас все они на уборке урожая. Сейчас идет жатва ржи. Они еще не имеют понятия, что им предстоит. Они убегают ночью целыми толпами, чтобы скосить свою рожь. Все это представляет трудности. Здесь ничего не организовано.

Фюрер: Что вы делаете со скошенной рожью? Ее поджигают?

Фон Клюге: Конечно, мы должны это делать. Допустим, нам следует еще сжигать. Но есть ли у нас для этого время? Мы должны уничтожить и ее, и прежде всего имеющийся в нашем распоряжении дорогой скот..."

Сейчас на Западе все чаще делаются неуклюжие попытки спять с фашистских офицеров и генералов ответственность за те страшные злодеяния, которые совершали войска вермахта на Востоке и на других театрах второй мировой войны. Современные адвокаты фашизма утверждают, что гитлеровские офицеры и генералы даже, дескать, ничего не знали о массовых убийствах мирного населения, о грабежах и издевательствах над ним.

Приведенная выше стенограмма - еще один вклад в дело разоблачения подобных писак.

* * *

Кромы... Не буду описывать руины и пожарища, которые открылись нашему взору, едва мы въехали в этот старинный русский городок. Руины и пожарища похожи друг на друга...

Типично и безлюдье городских улиц и площадей. Лишь кое-где встретишь одинокого старика или женщину.

Вот стоит у взорванного собора престарелая Мария Никифоровна Соловьева и крестится. Потом поднимает на нас глаза, здоровается. Спрашиваем ее:

- Бабушка, что это ты едва ли не одна во всем городе? Куда же подевалось остальное население?

- И-и, милай, населения-то у нас теперича и нету. Фашист с самого приходу почал угонять людей в неметчину. А на днях выгнал остатьних. Слыхала, будто б в Брянск. А там, может, и не в Брянск...

Базарная улица. На ней уцелел дом, в котором, как оказалось, помещалась немецкая комендатура. Как это случилось - непонятно. Такая оплошность необычна для врага. Ведь фашисты всегда в первую очередь взрывают или сжигают при отходе здания штабов, комендатур, гестапо, тюрем. Они знают, что рано или поздно им придется все же отвечать за содеянное. Поэтому улики тщательно уничтожаются. А тут...

Внешне - дом как. дом. Два этажа. Толстые кирпичные стены. Длинный и темный коридор завален трупами расстрелянных. При свете карманного фонаря еле различаешь мужские и женские лица.