Александр Шепиловский - Феномен

• Название: Феномен
• Автор: Александр Шепиловский
• Издательство: Ермак
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009

Простой слесарь-газовик из Читы переносится на четыреста лет вперед в будущее — в мир, где бегемоты, внезапно, материализуются на балконах; где люди решают сложнейшие проблемы перемещения во времени и пространстве, отдыхают, занимаются спортом. Где академики во главе с президентом Академии Наук не прочь порубить дрова и посидеть в дружеской компании. И делают они все это со вкусом и удовольствием, короче — это мир, похожий на тот, в котором "понедельник начинается в субботу".

Роман не был издан при жизни автора — Александра Ефимовича Шепиловского (1934–1999 г.), а издание 2009 года вышло столь малым тиражом, что, к сожалению, оказалось практически недоступно широкому кругу читателей.

---

После соревнований в Чите часть сотрудников вылетела в Новосибирск, другая в Хабаровск, а потом группы во Францию и даже в Уругвай. Вернулись уже на следующий день, одни — хмурые, другие — довольные.

В завершение этой интересной спортивной одиссеи наши выступали против своих же, синтики против натураликов. Я, наконец, узнал, что это такое. Синтики расценивают забой скота как хищническое истребление существ, имеющих ту же белковую основу жизни, что и человек, к тому же еще и млекопитающих, и даже приравнивают это к умышленному убийству. Синтики едят только искусственно выращенное мясо и его продукты: колбасы, окорока, паштеты. Но я, например, не могу ни по вкусу, ни по запаху отличить искусственное мясо от натурального — жирное, и косточки как положено, в том числе и мозговые, и жилки всякие, и хрящи. Но гурманы-натуралики каким-то образом улавливают разницу и нос воротят — подавай им натуральные отбивные. По-моему, вредничают просто.

Владимир был ярым синтиком. Он возмущался:

— Не понимаю, как можно съесть себе подобное создание. У бычка такие же органы, как и у нас, он чувствует боль и наслаждение, он хочет жить, а его убивают и едят.

Добрыня хоть и был натураликом, но тоже очень жалел бычка. Животных здесь вообще очень любят, боятся причинить им боль. Помню, однажды меня затащил в гости Тока. Жена его, Серафима, любительница порыбачить, разбитная, разговорчивая женщина, в свободное время разрабатывает безболезненный способ ловли рыбы.

— Это же дико, — жаловалась она мне. — ловить рыбу крючком. А ну-ка, подцепи тебя крюком за горло, как запоешь? Ты думаешь, раз рыба молчит, значит ей не больно? Как же!

— А червяку, которого рвут живьем на части и насаживают на крючок, еще больней, — сказал я.

Серафима открыла рот и уставилась на меня. Призадумалась. Задал я ей задачу.

Игры заканчивались. Владимир опередил в беге с прыжками через лужи натуралика из мастерской и ликовал, будто стал чемпионом мира.

— Здорово я его! На целых полступни обогнал! Ах, чуть не забыл: я же хотел сделать тебе сюрприз. Сегодня мы уезжаем, а когда еще такая возможность представится. За мной, Шурка!

Я не поверил своим глазам, когда увидел милый сердцу пятиэтажный шлакоблочный дом с балконами, наполовину закрытыми шифером. Дом был неказист, каким-то обиженным, но таким родным и близким.

— Оставили на память, — Владимир кивнул на дом. — Архитектура и интерьер квартир второй половины двадцатого века. Побывай в своем времени, Санек. Помнишь, у вас было типовое массовое строительство.

Мы зашли в первую двухкомнатную квартиру. Сразу, на что обратил внимание, это низкий потолок. Отвык уже. Фу ты, и правда, будто оказался в своем времени: завтра идти на дежурство, устранять утечки вонючего газа в квартирах и подъездах. В тесной прихожей вешалка, на ней плащ из болоньи, кепка и женская вязаная шапочка из мохера. На стене забрызганный известью электросчетчик. Я с трепетом шагнул в комнату. Все прибрано и чисто. Массивный, тяжелый диван-кровать, на тумбочке — телевизор «Чайка», квадратный сервант с посудой. На видном месте японский кофейный сервиз, отделанный под перламутр, который в основном вытаскивали только для приборки. На столике газета «Забайкальский рабочий». Заглянули на кухню, обклеенную клеенкой. На потолке в углу трещина. Помню, сколько такие трещины не замазывай — никогда не замажешь. Плита газовая «Семипалатинская». И до чего же были дрянные эти плиты, всегда мы их ругали, но сейчас я на плиту смотрел с умилением, руки чесались разобрать ее и смазать краники. На подоконнике — пепельница и начатая пачка «Беломорканала». Я прямо-таки расчувствовался. А когда за шторкой увидел бутылку водки с наклейкой «Пшеничная», то и вовсе расклеился, чуть слезу не пустил — это так пахло моим временем. Было такое ощущение, что я живу сейчас настоящей жизнью, а мое путешествие во времени — сон, дивный, прекрасный сон. Казалось, выйдя на улицу, я окажусь в привычной обстановке: едут троллейбусы, ЗИЛы, «Жигули». Возле магазина «Восточный» продают пиво из бочки, очередь-толкучка, мелькают бидончики и трехлитровые стеклянные банки. На телеграфном столбе объявление: «Меняю однокомнатную квартиру … ГРЭС и КСК не предлагать». А чем черт не шутит, может вдруг так все и окажется! И я даже уверовал в это. И с колотящемся сердцем выскочил на улицу. Увы! Вокруг — великолепные белые, голубые, розовые строения. Березы, акации, клены и, конечно, тополя, тополя. И мне стало так грустно, что чуть не заплакал. Эх, прокатиться бы сейчас «зайцем» на автобусе, потолкаться бы в нем и подавиться, наступить бы кому-нибудь на ногу и спросить: «Вы на следующей не сходите?». А с каким бы удовольствием я постоял бы в очереди за невкусной коопторговской колбасой или полаялся бы с кем-нибудь из сферы обслуживания. Здесь я таких удовольствий лишен. Странное состояние овладело мной. И тоска, и печаль, и в то же время какая-то скрытая радость, заставляющая меня петь и кричать, за что же мне такое счастье!

Мы вернулись в Атамановку. Активно отдохнувший Владимир был уже весь в работе. А я сразу оказался в окружении трех улыбчивых молодых людей из института физкультуры. Они вручили специально разработанные для меня комплексы физических упражнений и настойчиво посоветовали заняться боксом — все данные для этого были. Что ж, заняться упражнениями можно, тем более у меня в квартире была отдельная комната для занятий спортом, со шведской стенкой, перекладиной, батутом, эспандерами и еще чем-то таким, о чем и понятия не имел. И боксом тоже заняться бы не мешало, раз уж тут все спортсмены. Мне еще в школе в шестом классе предлагали вступить в секцию бокса, говорили, что руки длинные.

Все у меня было, и уважение, и доверие, и понимали меня, всем обеспечен. Но все равно такое ощущение, особенно после того, как побывал в милой сердцу пятиэтажке, что чего-то мне не хватает. Не хватает — и все тут! И вспомнил я о своем стареньком мопеде с барахлившим моторчиком. Его-то мне и не хватало. Как бы между прочим, без задних мыслей, спросил Владимира, нельзя ли достать мопед?

— Нет ничего легче, — бойко ответил он. — А что это такое?

Я объяснил.

— Понял, — обрадовался он. — Найдем. Где всезнающий Тока? Тока!

— Я здесь.

Заявка была дана и вскоре после обеда привезли четыре старых мопеда, взятых может в музеях, а может на складах студий голофильмов. Я взял мопед «Рига-6», точь в точь похожий на мой, такой же обшарпанный и желтый.

— Замечательная машина! — одобрил выбор Владимир.

— А бензин где взять? — спросил я.

— Не знаю, — развел руками Тока. — Бензина во всем мире нет ни капли.

Говорить «не знаю» для Токи было сущим наказанием. Он сразу терялся, бледнел, но не изворачивался, говорил правду.

— Не плачь, Шурка, — сказал Владимир. — Я хоть и не знаю, что такое бензин, но знаю, что получить его для наших химиков не будет проблемой.

— А автол? И ложечку бы солидола?

— И этого тоже нет, — сокрушенно проговорил Тока.

— А как же ваши машины без смазки работают?

— Подшипники из клингирита не требуют смазки, — ответил Владимир. — Но химики какую хочешь смазку получат.

— Не надо ничего получать. Это вовсе необязательно. Пожалуйста!

— Поздно, Шурик — теперь уже надо, и обязательно!

Где-то незнакомые мне люди по извлеченным из архивов техдокументам осваивали технологию получения бензина из нефти, которой на планете оставались крохи. И уже через пару дней прямо в лабораторию доставили одну тонну бензина и десять литров смазочных материалов. Работы у нас было очень много, заканчивалась подготовка к эксперименту по распаду вещества, а я не ко времени связался с мопедом, было просто неудобно, даже стыдно.

— Иди, — сказал Владимир. — Бензин привезли. Стоп, подожди, вместе пойдем, мне тоже интересно.

Это было невероятно, чтобы Владимир из-за какого-то пустяка бросил неотложную работу.

Смазали ходовую часть мопеда, залили в бак бензин и стали заводить моторчик. Он не заводился, кашлял, чихал, стрелял. Все перепробовали — бесполезно. Начали разбирать моторчик.

— Иди, Володя, — сказал я. — У тебя же дело стоит.

— Нельзя бросать друга в беде.

Скоро за Владимиром пришел Добрыня, сказал, что нужно срочно внести поправки и … тоже остался помогать. Потом за указаниями пришли супруги Марковы, появился встревоженный Тарас, узнать, куда народ подевался, за ним Захар и еще какие-то люди. И все полезли в мопед искать неисправность. Но дельного совета никто дать не мог — техника старинная и довольно загадочная. Владимир пробурчал, что чрезвычайно умная башка придумала двигатель внутреннего сгорания и выбросил ненужную, по его мнению, пружинку.

Мне было неловко, что отрываю людей действительно от настоящей и важной работы. Я говорил «не надо, не стоит», но меня не слушали. Хотел было уже рявкнуть от всей души и прогнать всех в шею, но увидел идущую к нам Юлию. Девушка тоже стала помогать. Мопед разобрали до винтика, из любопытства выпустили воздух из шин, все перемазались, но все-таки разобрались что к чему. Были выточены и заменены поршневые кольца. Кое-как нашли выброшенную Владимиром пружинку и поставили ее на место. Мопед собрали. И, наконец, моторчик заработал, но с таким треском, что некоторые испуганно отскочили от него. Я прокатился вокруг скверика. Собралась толпа любопытных, мальчишки и девчонки бежали за мной. Прокатился и Владимир, и сказал, что давно не получал такого удовольствия. Ему особенно, да и другим тоже, нравилось то, что был треск и дым. Образовалась было очередь на прокат, но посмотрев на часы, Владимир неслышно присвистнул и ударил себя по бокам: