Анатолий Трофимов - Повесть о лейтенанте Пятницком

• Название: Повесть о лейтенанте Пятницком
• Автор: Анатолий Трофимов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Воды, Алеха. Глоток бы, горло как рашпиль.

- Нету. И бинокль и баклажку разнесло.

Хотя бы снежку хватануть. Но не было снега: с копотью, с землей перемешан.

Полчаса спустя появилась группа автоматчиков. П6 внешнему виду на свежие силы они не походили. Скорей всего, сузился фронт и вытеснил более общипанные части. Следом за авангардом автоматчиков высыпали густые цепи пехоты и, не останавливаясь, минуя позиции мурашовского батальона, неровным волнистым неводом пошли по давно не паханному и не рожавшему полю.

На опушку выбежали проворные минометчики, с заученной быстротой стали устанавливать свои "самовары" Четыре танка, поотставшие при обходе рощи, наращивали скорость, обгоняли пехоту. Пятницкий изморенно опустился рядом с Женей Савушкиным. Освоившийся, воспрянувший малость Женя позволил себе даже побаловаться самокруткой.

- Куришь?- удивился Пятницкий.

Женя смутился.

- Когда филичевый давали, не курил, а сейчас чего... Вас! - он поспешно подал трубку Пятницкому.

От голоса младшего лейтенанта Коркина у Романа радостно заспешило сердце и совестно стало за свои утренние мысли. Уйди Коркин в медпункт никто не осудил бы его, хотя рана, если исходить из обстановки, не из тех, чтобы покидать батарею, но рана есть рана, и тут ничего не попишешь. Однако Роман, хотя и убеждал Будиловского, что Коркин должен не воевать, а лечиться, внутренне готов был не одобрить его уход. Остался Коркин, и Пятницкому было неловко сейчас за то, что подумал тогда.

- Витя, жив?- прокричал Роман в трубку.

- Жив,- не разделил его радости Коркин: не очень-то приглядная картина была на огневой, не до восторгов Коркину, спросил мрачно:- Сам-то как? Вот и отлично Мы уж тут всякое думали. Теперь слушай. Тебе велено принять командование батареей и спать до утра, я пока покомандую. Снимаемся. Место сосредоточения - Баумгартен. Туда и приходи утром. Найдешь, где поспать? Да, еще... Тут товарищ из дивизионки пришел, спрашивает, чего и сколько уничтожила наша батарея. Ну, орудий вражеских, машин, пулеметов...

- Что?- опешил Роман.- Его, случаем, не контузило? Рощу с лица земли снесли - и ни одного трупа. Всех мертвяков уволокли... Деревня вон горит, может, побежать, посмотреть, посчитать? Машины ему, пулеметы..

- Не знаю, не знаю,- с оттенком иронии произнес Коркин.- Уважать надо прессу.

- Два "фердинанда" накрыли, можешь сказать, за это ручаюсь, да и то с кем-то делить надо,- закричал Пятницкий.- По всему другому пошли подальше.

- О "фердинандах" скажу, посылать сам изволь. Передаю трубку.

Какой липучий газетчик! Что ему сказать? Обалдеть можно!

- Товарищ лейтенант,- в трубке голос старшины Горохова. Слава богу, не корреспондент.

- Слушаю, Тимофей Григорьевич.

- Начальник штаба приказал сматывать хозяйство. Так что не беспокойтесь, все сделаем. Покушать есть что? Я пришлю.

- Не нужно, Тимофей Григорьевич, не гоняй людей на ночь глядя. Какие потери?

- Трое. Сейчас со всего дивизиона собирают, во Фридланде похоронят... Еще раненых трое. Их Липатов в медпункт увез.

- О Степане Даниловиче знаете?- спросил Пятницкий.

- Д-да,- запнулся Горохов, вздохнул прерывисто.

Я послал за ним... Как рука ваша?

Это еще откуда - о руке? Посмотрел на Савушкина Тот отвел взгляд, чтобы не видеть, как товарищ лейтенант головой покачивает.

- Чепуха, старшина, маникюр попортило,- отозвался Пятницкий и вдруг вспомнил:- Тимофей Григорьевич!

- Что?- встревожился старшина.

- Документы капитана где? Сумка, планшетка? Там его письмо жене, в Гомель. Слышишь? Не отправляй!

- Все у меня пока.

- Письмо найди, припрячь. Сам ей напишу.

Вспомнился разговор с капитаном Будиловским, заныло, потянуло сердце будто виноват в его гибели, будто сам бесчестно увернулся от смерти, вместо себя другого подставил. Понимал - глупость все это, понимал, но мучился.

Только-только забрезжил рассвет. Пятницкий, Шимбуев, Савушкин и связист из штабной батареи, миновав поле, берегом реки вышли на дорогу к Баумгартену. Баумгартен брали соседи, и Роман с любопытством оглядывал место побоища. Группа нестроевых солдат из похоронной команды собирала неприятельские трупы. Пятницкий недовольно подумал: "Что, пленных для этого не нашлось, что ли?" Среди побитого, изорванного снарядами можжевельника виднелась отрытая за ночь и наполовину заполненная яма.

- В-во наворачкали! - зябко восхитился Шимбуев Враскачку, по-утиному, подъехала полуторка. Сидевший поверх клади солдат, покряхтывая, слез, открыл борт, снова, оскользаясь подметкой на шине колеса, вскарабкался в кузов. Ногами, березовой рогатиной начал сталкивать то, что там было. Подходили другие солдаты, цеплялись своими приспособлениями за сброшенное, тащили к яме. Роман миновал их, стал спускаться к сараям - к окраине Баумгартена. За сараями, среди безжизненно холодных, давно сгоревших строений и еще тлеющих развалин жилых домов, стояли колесные кухни, суетились люди. Кто-то разжился губной гармошкой и теперь безжалостно и неумело дул в нее. Чисто и хорошо смеялись военные девчонки. В народившейся поутру кладбищенской тишине было это удивительно и щемило давней молодой тоской.

Из кустов на дорогу выбрался солдат лет за сорок. Перекинув веревку через плечо, он волочил к яме мертвого. Шинель покойника задралась, длинные неживые руки мотались на неровностях, из кирзовых сапог, перехваченных буксировочной петлей, торчали пожелтевшие портянки.

Кирзачи! Пятницкий оцепенел, остановился в ознобе. Гул в голове обрушил тишину.

- Т-ты что?- задохнулся Пятницкий.- Т-ты что, иначе не можешь? Он тебе кто - немец? Фашист? Не видишь, глаза протереть?

Подсмыгнув по погону веревку, солдат покосился на молодого лейтенанта, огрызнулся:

- Потаскай-ка всю ночь... Нацепляют звездочек, ходят, распоряжаются...

- Стой! - срывая голос от страшной догадки, закричал Пятницкий и схватил солдата за лацканы видавшей виды шинели.- Ты куда его? А? В эту яму?!

- Чего орешь! Отцепись,- с упрямством и усталым озлоблением солдат дернулся и выпустил веревку. Задубевшие ноги покойника ударились о землю. В душе Пятницкого взорвалось все сгустившееся из пережитого, пересиленного, перетерпленного за последние сутки. Он с силой толкнул солдата, и тот полетел впереверт. Роман выдернул из кобуры пистолет.

- Погибшего советского... Я тебе покажу, мерзавец! К стенке! помраченно выкрикивал он и наступал на поднявшегося и ощерившегося солдата.

Стенки не было, спина близилась к стожку полешек-кривулин. Все пошло на дрова безлесого, экономного прусского крестьянина - пни, коряги, сучки... Улежный стожок наполовину был обобран, видно, для тех вон кухонь. Потемневший - ветрами обдутый, дождями моченный,- он желтел одним боком. Закрываясь от пистолета щитком ладони, боясь упасть, солдат другой рукой уперся в нагромождение крохотных полешек. Наглость вылетела из него, испарилась, глаза распялил страх.

- Вы что, вы что... Товарищ. Я же...

Шимбуев бросился к Пятницкому, но не успел. Разрывая тишину, обращая внимание всех, слонявшихся у развалин по делу и без дела, грянули пистолетные выстрелы. Вздрагивая, щепались и выскакивали уплотненные деревяшки возле обмершего, прощавшегося с жизнью погребалыцика. Невидимо мелькавший затвор ТТ остановился, из открытого зева патронника курился легкий дымок. Пятницкому хотелось двинуть солдата в зубы Сдержался. Трудно дыша, выдавил:

- Похорони как положено. Проверю. Если что... Взаправду убью. В той... с немцами зарою.

Повернулся спиной и пошел. Шимбуев настиг его, спросил тревожно и с упреком:

- А если бы... промазал?

Пятницкий промолчал, обошел воронку и резко остановился. Постоял, посмотрел на закрытое протянутыми тучами небо, на своих неочухавшихся спутников и спросил'

- Шимбуев, солнце было хоть раз? Ну, как мы в прорыв пошли?

Солдаты переглянулись.

- И я не помню,- вздохнул Пятницкий.

Глянув на него, твердо зашагавшего дальше, штабной связист сказал Шимбуеву:

- Лейтенант про солнце, а я маму вспомнил. Ее предки солнцу поклонялись... Я только по отцу русский, мама из нганасанов, самоедов авамских. В их племени, чтобы сказать: "Я жить хочу", говорили: "Я солнце видеть хочу". Вот и лейтенант, значит, жить хочет.

- Во! Вякнул тоже,- запнулся в шаге Алеха.- Тебе, поди, не хочется.Шимбуев, как и Пятницкий минуту назад, запрокинул голову и широко открыл глаза на хмурое небо, невесело цыкнул слюной через зубы:- Конечно, куда с добром, когда - солнце.

Глава пятнадцатая

Пятницкий сидел в кабине "студебеккера" и, притулившись к шоферу, сладко посапывал.

Трехосные машины с семидесятишестимиллиметровыми орудиями в прицепе стояли колонной на узкой шоссейке Когда остановились, к чистому духу оттаявшей земли примешались запахи пороховой гари от пушек, бензиновых паров - от машин. По обочинам - голые яблони, еще не хлебнувшие весенних соков, на булыжнике немецкого проселка - жиденькая размазня. И над всем этим и вокруг этого - непроглядная темень.