Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

И тем не менее проблема существовала как новое в общественной жизни России явление: уж очень заметны стали те самые «полчища» переводчиков, рецензентов, репортеров, хроникеров, о которых с сочувствием, как о людях, добровольно обрекших себя на некое «второсортное» существование в культуре, говорит Чуковский. Естественно, что проблема требовала осмысления. Дорошевич же в таком сложном и болезненном вопросе, как участие «инородцев» в русской культуре, предпочел иронию и насмешку, которые в данном случае получили дурной привкус. Вместе с тем следует иметь в виду, что та уязвленность национального самолюбия, о которой говорилось выше, была связана у него с острым неприятием в целом претензий на монополизированно-трафаретное выражение русского национального духа. Он не приемлет «кондовости» и у вполне ценимых им передвижников, и в музыке, и в этом плане от него доставалось и Стасову и Гречанинову. Псевдорусская сусальность оперы Гречанинова «Добрыня Никитич» высмеяна в пародии, герои которой обращаются друг к другу не иначе как «Уж ты гой еси!»[388]

Он не терпел квасного патриотизма (который именовал патриотарством), но особо язвительных характеристик удостаивались у него те ярые деятели русского национализма, чьи фамилии заканчивались на «гардт» или «мут» (имелись в виду такие известные «патриоты» как Николай Энгельгардт, Владимир Грингмут и им подобные). В фантастической сценке «Национальное русское возрождение» содержатель фарсового театра француз Шарль Омон признается: «Нет учрежденья больше в русском вкусе, как у меня. У меня давно певицы в костюме историческом гуляют. Сорочица и порты. Больше ничего. Душою русский, я стремился к простоте». Его стремится перекричать сам Грингмут: «Я русский витязь! Боярин я Грянь-Кнут, опричник! Бояре же Грянь-Кнуты, как видно по прозванью, суть люди русские, издавна, испокон веков!»[389] Претензия «истинно русских людей окраинного происхождения» на особую патриотическую миссию в России, как правило, связанную с «наведением порядка» погромными методами, была постоянной мишенью для сатирических стрел фельетониста. Особенно на закате первой революции, когда идейно и организационно оформилось черносотенство. Дорошевич писал тогда в фельетоне «Бессарабцы»: «Истинно русские люди нужны? А молдаване на что?

— Этакой-то минутой воспользоваться? Себя показать! О-го-го!

И вот… В Москве русский человек — г. Грингмут. В Петербурге — г. Синадино.

Нам, Власам, остается объявить себя китайцами»[390].

Эта тема «истинно русского патриотизма», знамя которого выше всех поднимают такие черносотенцы, как выходец из прибалтийских немцев, редактор «Московских ведомостей» В. А. Грингмут и бывший городской голова Кишинева, член Государственной Думы П. В. Синадино, получает развитие в фельетоне, посвященном известному черносотенцу-антисемиту П. А. Крушевану, возглавлявшему «цыганскую капеллу из Бессарабии» («цыган всегда патриот») в той же Думе.

Издеваясь над патриотарством «окраинных истинно русских людей», Дорошевич не щадит и «патриота коренных кровей», каковым является герой его фельетона «Истинно русский Емельян», член «Союза русского народа» мещанин Березкин, «инспектирующий» даже самого губернатора и его жену «насчет принадлежности к иудейству». Высмеивание национальной ограниченности, издевка над шовинистическим бредом иной раз соседствовали у Дорошевича со, скажем так, не очень осмотрительными выпадами в адрес тех же молдаван, цыган. Но ведь и русским «патриотам» от него доставалось. Может быть, поэтому — что случалось с ним только в молодые годы — он не находил нужным считаться с особой обидчивостью евреев. Но если даже согласиться с теми, кто полагает, что евреи чересчур обидчивы и болезненно воспринимают любую шутку над ними, в том числе и дурно пахнущий отклик на их массовый наплыв в так называемые свободные профессии в конце XIX века, то появившаяся буквально на следующий день после «Пейсахового шабаша» статья «Употребляют ли евреи христианскую кровь?» — это уже не насмешка, а позиция. Ибо здесь автор прямо утверждает, что «секта, доходящая в своем изуверстве до употребления христианской крови, существует.

Для этого слишком много доказательств, начиная доносами евреев на евреев и кончая их признаниями на суде, которые делали добровольно в те времена, когда еще не было адвокатов, готовых за крупные гонорары запутывать и затемнять самые ясные дела <…> Минутами казалось, что страшная тайна еврейского народа вот-вот откроется. Находилось достаточно данных даже для возбуждения уголовного преследования против евреев. Набиралось столько улик и доказательств, что на основании их можно было составить ясный и доказательный обвинительный акт. Но едва дело доходило до суда, все снова становилось темно, неясно и туманно. <…> Суд выносил оправдательные вердикты.

Эти вердикты евреи обыкновенно и приводят как главное доказательство того, что обвинение в употреблении христианской крови — клевета на еврейский народ, „отвергнутая не раз судом“. Но оправдательные вердикты суда еще не разрешают рокового для евреев вопроса. Оправдательный вердикт вовсе не свидетельствует, что преступление не было совершено. Он свидетельствует только, что по этому делу явилось у присяжных сомнение».

Конечно, рассуждает далее автор, «предъявлять такое обвинение ко всему еврейству было бы так же странно, как утверждать, что скопчество предписывается христианством». И следует непременно иметь в виду, что «скопчество родилось на почве христианства, неверно понятого и превратно истолкованного». Из этого делается совершенно неожиданный вывод: «Если даже на почве христианства могла родиться такая изуверская секта, то почему же не допустить, что на почве Талмуда и Кабалы могла явиться секта изуверов, которые возвели убийство в религиозный культ»[391].

Под пологом этих претендовавших на объективность рассуждений скрывалась частичная, но тем не менее поддержка «кровавого навета». Как могло такое случиться с Дорошевичем, казалось бы, уже к тому времени просвещенным либералом? Здесь следует не упускать из виду следующих обстоятельств. Прежде всего, достаточной ли была просвещенность? Увы, настоящего знания о евреях как народе у него еще не было. Оно придет позже вместе с человеческим и профессиональным интересом к «еврейской теме», в особенности после путешествия в Палестину. А с другой стороны, рост антисемитских настроений после убийства Александра II в 1881 году, ужесточение политики властей по отношению к евреям в начале 1890-х годов, их высылка тогда же из Москвы, инициированная великим князем Сергеем Александровичем, сменившим патриархального В. А. Долгорукова на посту московского генерал-губернатора, — все это, несомненно, оказывало свое пропагандистское воздействие. Стоит обратить внимание на слова Дорошевича о «доносах евреев на евреев, их признаниях на суде». Под доносами, скорее всего, имеются в виду небезызвестная «Книга кагала» Я. Брафмана, а также книга И. И. Лютостанского «Об употреблении евреями талмудистами-сектаторами христианской крови» и подобные им сочинения. Они, безусловно, «смущали умы», как и «путаные» судебные следствия, которые, даже заканчиваясь оправдательными приговорами, как правило, оставляли впечатление какой-то недосказанности, того самого намека на существование ритуальных убийств, который Дорошевич обнажит спустя 19 лет в статье «Тяжкое оправдание», посвященной делу Бейлиса. Нельзя не обратить внимания и на тот факт, что в 1892 году в той же «Петербургской газете» появилась анонимная заметка Н. С. Лескова «Евреи и христианская кровь», в которой отмечалась трудность «при развитии и обработке» такого «щекотливого сюжета» соблюсти «такт» и остеречься от «натяжек и пристрастий»[392]. Тема, что называется, витала в воздухе.

Никогда более мотивы, подобные двум публикациям в «Петербургской газете» в 1894 году, не возникали в творчестве Дорошевича. Напротив, он посвятил множество гневных строк обличению антисемитизма, погромных настроений, распространявшихся черносотенцами при очевидном одобрении власти. В опубликованном шесть лет спустя очерке «Сионизм» он сочувствует еврейскому национальному движению и восхищен призывом Теодора Герцля создать еврейское государство, «словами сказавшего то, о чем стучали сердца»[393]. А в годовщину смерти своего коллеги Н. И. Розенштейна (умер в 1902 г.) находит «лучший способ почтить его память: сказать несколько слов о том народе, одним из лучших представителей которого он был». В эти «несколько слов» вместился пересказ сюжета из «Каббалы», иллюстрирующий высокую духовность того «народа, про который говорят, что он ценит только деньги». И сама «Каббала» именуется уже не «дикой» и «изуверской» книгой, а «восточной поэмой, цветистой, фантастической» (IV, 104–105).