Иван Лазутин - Черные лебеди

• Название: Черные лебеди
• Автор: Иван Лазутин
• Издательство: АО «Полиграфист»
• Жанр: Проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87912-020-1

Главный герой романа участник войны Дмитрий Шадрин, окончив юридический факультет Московского университета, начинает работать следователем в последние годы сталинского режима. Он выступает против нарушений законности в прокуратуре, из-за чего начинается сложная, драматическая полоса его жизни. В романе показана также судьба многих других современников Дмитрия Шадрина, в том числе незаконно репрессированного комбрига Веригина, бывшего замнаркома Родимова.

---

В нотариальных конторах Дмитрию приходилось бывать. Всякий раз, уходя оттуда, он уносил в душе какое-то странное ощущение пустоты, усталости и приземленности. Может быть, это было потому, что его всегда угнетало длительное стояние в очередях, где можно чего только не наслушаться: и бабьих сплетен о болезнях, и пересудов о кухонных склоках, и вздохов и ахов о несчастных случаях и скоропостижных смертях…

Контора размещалась в глубине сырого двора, в низеньком одноэтажном домике из темно-красного кирпича, из какого в старину клали купеческие лабазы. Зажатый между высокими коробками новых корпусов, он выглядел старым карликом в поношенной, обшарпанной одежде. Даже в знойный полдень солнечные лучи не касались облупившейся железной крыши маленького домика. Дверь конторы то и дело открывалась и закрывалась.

Шадрин остановился у входа. Огляделся. В ноздри бил затхлый сырой холодок. Почти под самыми окнами конторы на веревках сушилось белье. Здесь же, шагах в десяти от входа, ребятишки шумно играли в расшибалку. Свесившись из окна второго этажа, женщина с растрепанными волосами оглашенно звала кого-то обедать. «Какая горластая…» — подумал Шадрин, взглядом выискивая в стайке ребятишек того, к кому были обращены слова пожилой женщины.

— Сича-а-а-с!.. — звонко разнесся в глубоком колодце двора тоненький мальчишеский голосок.

Шадрин толкнул дверь. Ржавая пружина, упруго растягиваясь, гнусаво застонала.

В тесной каморке, отгороженной фанерной перегородкой, сидела огненно-рыжая, непомерно толстая машинистка. Ее пухлые белые пальцы, вымазанные фиолетовой копиркой, лихорадочно плясали на клавиатуре старенького, облезшего «Континенталя». Тройной подбородок машинистки тоже приплясывал, содрогаясь в такт быстрым движениям ее рук. Длинная каретка машинки, направляемая упругими толчками руки, металлически цокала.

К машинистке была очередь. В крошечном коридоре стояла единственная расшатанная скамейка, на которой, опершись подбородком на палочку, дремала седенькая старушка в плисовом салопчике. Рядом с ней, вытянув перед собой негнущийся протез, сидел инвалид в военной фуражке с черным артиллерийским околышем.

Шадрин вошел в комнату. За высокой перегородкой, разделявшей контору, размещались работники нотариата. Их было четверо. К каждому выстроилась очередь. Дмитрий обратился к молоденькой девушке за перегородкой: как можно увидеть заведующего конторой?

— Ответственного нотариуса? — она молча показала рукой на дверь, ведущую в небольшую каморку, отгороженную в углу комнаты. На двери была прибита стеклянная дощечка с надписью: «Ответственный нотариус».

— Как пройти к нему?

— А вот… — девушка кивнула на низенькую откидную (как в прилавке магазина) дверцу в конце барьера.

Шадрин прошел в комнату ответственного нотариуса. Тот сидел за столом и просматривал какие-то документы. Это был грузный, лет шестидесяти мужчина с щетинным ежиком седых волос и розовым — в складках — лбом, на котором, как показалось Шадрину, было много лишнего мяса. Дмитрий поздоровался.

Спивак положил газету на колени и бросил на вошедшего взгляд, который словно говорил: «Ах, вон ты какой, субчик-голубчик…»

— Товарищ Шадрин?

— Так точно.

— Только сейчас о вас звонили. Садитесь.

Дмитрий сел.

Спивак, словно забыв о Шадрине, долго рассматривал на своих ногах голубые сандалеты, которые он поворачивал то одной, то другой стороной. Потом неожиданно резко вскинул голову и спросил:

— Говорите, университет закончили?

— Да, университет.

— Недурственно…

Поглаживая борта новенького чесучового костюма, Спивак о чем-то сосредоточенно думал, отчего складки на его низком лбу накатывались одна на другую розовыми мясистыми валиками.

Рассматривая диплом Шадрина, Спивак удивленно покачал головой:

— Ого! Мать честная, курица лесная… У вас и диплом-то не простой, а золотой! С отличием… Ишь ты! Говорят, такие дипломы вручает сам ректор, и непременно под оркестр. Это что — правда?

— Правда.

— Ума не приложу! — Спивак развел руками. — На вашем месте я бы претендовал на пост начальника главка, а вы подались в нотариальную контору. Смехотура!

— Прежде чем направить меня к вам, наш общий друг и товарищ Георгий Викторович напомнил мне детскую сказочку о маршале и маленьком капрале.

— О, Зонов на эти байки мастер! Знаю я его, приходилось от него слышать и не такие сказочки. Я ведь с ним вместе воевал. Был старшиной у него в роте. Бесшабашный… Как только головушку донес до Берлина. Как заговоренный, — Спивак встал с кресла, подошел к окну, пошире распахнул форточку, снова вернулся к столу: — Ну вот что, дорогой мой человек. Раз руководство сочло нужным направить вас к нам — значит, так нужно. Им с горы видней. Когда думаете приступить?

— Хоть сегодня.

— Тогда нечего мешкать. Пойдемте, я познакомлю вас с Николаем Ивановичем, он вас введет в курс дела.

Вслед за Спиваком Шадрин прошел в большую комнату, где за канцелярскими столами, склонившись над документами, застыли в позах работники конторы.

Николая Ивановича он узнал сразу: все остальные сидящие за столами были женщины. Спивак подошел к его столику. Николай Иванович, пожилой сухощавый человек, был настолько лыс, что Дмитрию подумалось: росли ли когда-нибудь волосы на его голове? Приподняв очки в белой металлической оправе, он выжидательно смотрел на Спивака. Бесцветные его губы сошлись в скорбном, озабоченном узелке. Такие губы Шадрин не раз видел у богомольных деревенских старушек, которые все о чем-то вздыхают, о чем-то горюют, кого-то жалеют…

— Слушаю вас.

Спивак кивнул в сторону Шадрина:

— Практикант. Научите. Посадите пока на копии вместо Петраковой. Через неделю она уходит в декрет.

Спивак легонько похлопал Дмитрия по плечу и, предупредив его, чтоб завтра он приходил со всеми документами, закрыл на замок свою комнату и вышел из конторы. На ходу он сказал Николаю Ивановичу: если кто будет звонить — он у руководства.

Шадрин пододвинул к столу старого нотариуса свободный стул и сел рядом с ним, чувствуя на себе взгляды людей, томившихся в очереди за перегородкой и женщин-нотариусов, до слуха которых донесся разговор Спивака с Николаем Ивановичем.

Дмитрий обернулся вправо и заметил, что на него пристально, в упор смотрит женщина с округлым животом. «Ах, вот она, та самая Петракова, которую я должен сменить», — подумал Шадрин. Через минуту он снова бросил взгляд вправо и снова на какое-то мгновение встретился с тревожным взглядом Петраковой. В глазах ее он уловил не то затаенный страх, не то отпечаток досады.

По знаку Николая Ивановича Шадрин пододвинулся к нему еще ближе. Перед старым нотариусом лежало заключение судебно-медицинской экспертизы. В документе говорилось, что в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля гражданке Силютиной были нанесены телесные повреждения в область головы, в результате чего засвидетельствован кровоподтек под правым глазом. Внешние границы кровоподтека проходят между надбровной дугой и нижней костью глазной орбиты. Вывод акта гласил: «Без расстройства здоровья».

Дмитрий поднял глаза на Силютину. Ее правый глаз заплыл в багрово-синюшном подтеке.

Приложив к лицу вчетверо сложенный носовой платок, Силютина всем своим могучим, грудастым корпусом подалась вперед, навалившись на перегородку.

— Скажите, пожалуйста, гражданин нотариус, а почему они написали «без расстройства здоровья»? — голос Силютиной с его басовитой хрипотцой можно было спутать с мужским голосом.

— Не могу знать, — не глядя на Силютину, отмахнулся Николай Иванович, сличая тексты оригинала и копии. — Экспертам виднее, они специалисты, на этом сидят.

— Как же это без расстройства, когда он, паразит, анкоголик несчастный, на мне живого места не оставил! А это что вам — разве не расстройство?! Второй день ношу фонарь под глазом. Стыдно людям в лицо глядеть, — Силютина отняла от лица носовой платок и ткнула указательным пальцем в синяк. — Все мое здоровье подорвал, фулюган проклятый.

Николай Иванович, еще туже стянув узелок губ, с особым смаком потер штемпель о пропитанную чернилами подушечку, потом резким движением твердо и уверенно опустил его на копию, поставил число и размашисто, лихо расписался.

Пока он регистрировал копию в книге, гражданка Силютина, вертя по сторонам головой и словно ища сочувствия у толпившихся в очереди посетителей, бушевала за перегородкой. Из ее бессвязных фраз можно было понять, что избил Силютину ее же собственный муж, на которого она подает в суд. А избил за то, что случайно увидел, как она в субботу вечером вышла из столярной мастерской домоуправления с плотником, который чинил ей метлу. Ревнивому мужу показалось, что метлу они чинили больше часа. В этот же вечер, после получки, пропив половину зарплаты, он избил жену так, что она выскочила из дому в одной ночной рубашке.