Джефри Триз - Фиалковый венец

• Название: Фиалковый венец
• Автор: Джефри Триз
• Жанр: Историческая проза

---

— Ты не ушиблась? — спросил знакомый голос.

— Алексид! — Она чуть не заплакала от радости и облегчения.

— Я бродил тут весь вечер, — сказал он хрипло. — Очень боялся за тебя. Но, если ты не очень ушиблась, нам лучше поскорее уйти.

— Во что превратилось мое бедное платье! — сказала она жалобно, ощупью разыскивая свои сандалии, и Алексид понял, что если она и ушиблась, то не очень больно.

На следующее утро они обсудили случившееся более спокойно. Алексид был так занят последними репетициями, что не мог выбраться в пещеру, и они договорились встретиться на лестнице, ведущей на вершину Акрополя. По ней непрерывно сновали люди, торопившиеся в Парфенон и другие храмы или возвращавшиеся оттуда, и никто не обращал внимания на юношу и девушку, которые, опершись на парапет, серьезно беседовали вполголоса.

— Они что-то задумали, это верно, — сказала Коринна. — Ты должен сообщить об этом кому там полагается.

— Я знаю. — Он стиснул кулаки и тревожно нахмурился. — Но только как их убедить? Ну посуди сама, какие у нас есть доказательства?

— Ах, вот как? Сразу видно, что тебя не было вчера в зале у Гиппия.

Это просто в воздухе носилось.

— Так-то оно так… однако в зале не было не только меня, но и членов Совета Пятисот, и архонта-басилевса, и даже дяди Лукиана, и они не знают, что там носилось в воздухе. Чтобы обратиться к ним, нам нужны доказательства. А что у нас есть? Тряпка с тайнописью. Мы-то ее разобрали, а вдруг они решат, что читать ее надо совсем по-другому?

— Если человеку объяснить, как читается эта тайнопись, а он не поверит, значит, он просто не хочет верить.

— В том-то и дело. Кое-кто из членов Совета может и не захотеть поверить.

— Но почему же?

— Их же пятьсот человек! Неужели ты думаешь, что среди них не найдется друзей Гиппия? Если бы мы могли представить веские доказательства, Совету волей-неволей пришлось бы принимать меры. А так эти сторонники Магнета поспешат нас высмеять. Постарайся же понять, как может взглянуть Совет на наш рассказ. Что для них слова какого-то безбородого юнца и девушки, да еще к тому же не афинской гражданки? Если нам не поверят, это может плохо кончиться для тебя и твоей матери — на вас наложат штраф, а то и изгонят.

— Я думала об этом, — устало сказала Коринна. — Это будет последней каплей. Мать и так на меня зла. — Она откинула темные кудри, которые ветерок, дувший с вершины холма, сбрасывал ей на глаза. — Одним только богам известно, почему я тревожусь за судьбу Афин. Будет ли власть над ними принадлежать демократии или тирану, я-то все равно останусь презираемой чужеземкой!

Алексид не обратил внимания на ее вспышку. Он пытался привести свои мысли в порядок, как учил его Сократ.

— Какие у нас есть доказательства, кроме этой тряпки? Несколько слов, которые ты услышала вчера. И ведь никто даже не назвал Магнета. О том, что Магнет замешан в заговоре, мы можем только предполагать… это всего лишь наша догадка.

— Но ты же видел его на скачках! Вместе с Гиппием!

— Да, я так думаю. Я в этом даже совершенно уверен. Но доказать этого я не могу. К тому же скачки были почти год назад, а мне и тогда никто не поверил.

— Но они же вчера упоминали про Совет Пятисот!

— Конечно. Говоря о делах государства, нельзя не упомянуть про Совет Пятисот. И ведь они не сказали ничего подозрительного или противозаконного — о том, что они собираются их всех убить, например.

— Они и на это способны. А то, что они говорили про опочивальню, подозрительно. И она была заперта, не забудь.

— Ну и что тут такого? Гиппий не женат, и этой комнатой никто не пользуется. Я говорю то, что ответят члены Совета, — поспешно пояснил Алексид, заметив, что Коринна обиженно нахмурилась. — А если они даже решат осмотреть эту комнату, будь уверена, что тайные друзья Гиппия в Совете успеют его предупредить. Когда эту дверь откроют, тот, кто там скрывается, или то, что там спрятано, будет уже где-нибудь в безопасном месте.

— Значит, я вчера только напрасно потратила время!

— Вовсе нет. Ты узнала еще одну очень важную вещь. В ночь пред Дионисиями Гиппий должен с кем-то встретиться — с Магнетом, конечно. До Дионисий остается четыре дня. А пока ничего страшного не случится, это ясно. Накануне праздника я буду следить за Гиппием.

— И пойдешь за ним?

— Да. И, если удача будет на моей стороне, я увижу, с кем он встретится, и смогу сообщить Совету нечто определенное.

— Я пойду с тобой…

— Ни в коем случае! — твердо сказал Алексид. — Если человек заметит позади себя тень, это его не смутит, но если их окажется две, то он, пожалуй, удивится. Нет, говоря серьезно, ты сделала уже достаточно, и теперь моя очередь. А одному мне будет легче.

Глава 16 НАКАНУНЕ

К вечеру накануне Дионисий Алексид совершенно измучился или, по крайней мере, так ему казалось. Но, когда настало время действовать, он вдруг обнаружил в себе новые силы и решимость, о которых и не подозревал. Последняя репетиция, как обычно, сопровождалась множеством неприятных неожиданностей. Все шло не так. Актеры путались или превращали бойкий диалог в подобие заупокойной молитвы. Флейтист, наоборот, играл слишком быстро, и хоревты сбивались в бесформенную кучу. Люди, изображавшие корову, свалились со сцены, так как шкура мешала им видеть как следует, и хотя, к счастью, кроме собственного самолюбия, ничего не поранили, но согласились продолжать репетицию лишь после долгих уговоров. Потом заупрямился Главк и потребовал, чтобы были внесены существенные изменения в речь, с которой он, по обычаю, должен был в середине комедии обратиться прямо к зрителям, пока все актеры оставались за сценой. Он заявил, что две шутки уже устарели и что безнадежно портят всю речь.

Алексид скрипнул зубами, сделал вид, что советуется с дядюшкой Живописцем, который, по обыкновению, восседал в одном из задних рядов, и кое-как сочинил новые шесть строк.

В довершение всего дядюшке Живописцу репетиция очень нравилась, и от то и дело громко заявлял, что все идет превосходно. Старик хохотал до слез и совсем забыл, что должен делать вид, будто все это сочинено им самим.

— Авось зрителям комедия понравится так же, как она нравится ее автору, — язвительно заметил Главк.

Алексид уже не мог поправлять ошибки, ссылаясь на старика, — ведь все видели, с каким явным удовольствием тот следил за представлением, не желая замечать погрешностей. «А что будет завтра, — мрачно твердил себе Алексид, — когда все скамьи заполнит праздничная толпа зрителей!» Афиняне не прощают плохих представлений. Ему оставалось только молить богов, чтобы публика обошлась с бедным дядюшкой Живописцем снисходительно и не обрушила на него чего-нибудь потяжелее насмешливых слов.

Но и последняя репетиция когда-нибудь кончается, особенно если за сценой ждут участники другой комедии, представленной на состязание. И вот к вечеру Алексид побрел домой и с жадностью съел обед, поджидавший его с полудня.

— Ночевать я буду у дядюшки, — сказал он матери.

— Так ли уж это нужно?

— Конечно. Мы должны быть в театре с самого раннего утра. Ведь его комедию могут показать первой. Вдруг случится что-нибудь непредвиденное? — ответил Алексид, с ужасом вспоминая репетицию. — А кроме того, он совсем измучился от этих волнений, и, по-моему, мне следует быть рядом с ним, пока все не кончится.

— Да, милый. Разумеется, это нелегко для человека его возраста. Но сколько же у дяди оказалось разных талантов, о которых мы даже не подозревали!

Алексид уже предупредил дядюшку, так как действительно собирался провести в его доме эту ночь, а вернее — предутренние часы, когда он вернется, выследив Гиппия. Дома же его исчезновение могли заметить. Он и так чуть не попался в ночь пира: проводив Коринну до харчевни, он с помощью Теона пробрался к себе, но тут залаяла собака, отец проснулся и вышел посмотреть, в чем дело… Нет, Алексиду не хотелось, чтобы все это повторилось еще раз.

Он ломал голову и над двумя другими задачами: как не упустить Гиппия, когда тот выйдет из дома, и как остаться неузнанным. К счастью, молодой эвпатрид жил на оживленной улице, и за его дверью можно было наблюдать, укрывшись за колоннами соседнего портика. Спросив у спешившей куда-то рабыни, дома ли ее хозяин, и получив утвердительный ответ, Алексид устроился в своей засаде. Чтобы не привлекать к себе внимания и в то же время изменить свою внешность, он вымазал лицо и руки грязью и надел пастушескую одежду — рваную, засаленную овчину, неуклюжие деревянные сандалии и широкополую шляпу; рядом он положил небольшой узелок, в котором было завязано всякое ненужное тряпье. «Полезно иметь доступ к актерским костюмам», — подумал он с усмешкой.

Он сидел так до самой темноты, исподтишка поглядывая на дверь Гиппия, но прохожие видели только усталого пастуха, который отдыхает перед дальней обратной дорогой. Если бы с ним заговорили, но, к его большому разочарованию, ему так и не пришлось пустить в ход эту уловку.