Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край

• Название: Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край
• Автор: Виталий Федоров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015

Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.

Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.

В книге использованы фотографии из личного архива автора.

© Автор Виталий Фёдоров

© Редактор Владимир Фёдоров, e-mail: [email protected]

© Корректор Ольга Давыденко

---

РЕЛЬСЫ ЖИЗНИ МОЕЙ. КНИГА 2. КУРСКИЙ КРАЙ

В трудный час, на перепутьях лет,

На подмогу совести своей

Мы зовём былое на совет,

Мы зовём из прошлого друзей.

Вадим Шефнер

Глава 1. АВАРИЯ

Для тех, кто не читал первую книгу, я должен представиться. Виталий Фёдоров, русский, беспартийный. В 1968 году мне исполнилось 36 лет. За плечами уже немало: босоногое и голодное детство в удмуртской деревне Квака; переезд в Свердловскую область; работа трактористом; три года службы в армии на границе с Турцией; неудачная женитьба, дочка от этого брака; развод; учёба в школе машинистов; переезд в Асбест; работа на железной дороге машинистом электровоза; встреча с Раей – любовью всей моей жизни; второй брак; рождение сына Николая; получение своей первой квартиры; заочная учёба в Свердловском горном институте, а затем в Уральском электромеханическом институте инженеров железнодорожного транспорта. К тому времени, с которого начнутся описываемые здесь события, круто изменившие жизнь мою и моей семьи, я работал машинистом-инструктором, а попутно занимался написанием дипломного проекта и готовился к его защите.

Новый 1969 год мы отпраздновали с друзьями: Эммой и Геннадием Кощеевыми и Шурой и Дмитрием Косенко. Веселились у нас дома, разошлись после посещения городской ёлки, часа в два. Некоторым из нас первого числа уже надо было идти на работу: Шуре с утра в магазин продавать хлеб, а мне к 16:00 на своё рабочее место машиниста-инструктора.

Дальнейшие события я опишу, быть может, чересчур подробно, за что прошу прощения у читателей. Но скоро станет понятно, почему эти детали оказались так важны.

На раскомандировку я пришёл как всегда к трём часам дня. В нарядной был начальник смены Иванов. Он записывал прибывающих машинистов и помощников в журнал. Начальник службы тяги Борзунов был в своём кабинете, но дверь была распахнута, и можно было его видеть. В нашей смене было более пятидесяти человек. Когда подошла большая часть работников, Иванов по телефону справился у диспетчера о месте нахождения каждого локомотива и записал в журнал.

За полчаса до начала смены Борзунов взошёл на трибуну и поздравил всех с наступившим новым годом. Иванов знал, что на работу не явился один из машинистов, но молчал, надеясь, что тот вот-вот подойдёт. Однако время шло, опаздывающий не появлялся. Иванов начал зачитывать, где какой локомотив находится, после чего машинисты и помощники покидали нарядную, садились в автобус (те, кому надо было ехать на дальний борт карьера) или спускались по лесенке в карьер (те, чьи локомотивы оказались близко). Мы с начальником смены зашли в кабинет Борзунова. Я сел за стол в углу. Через несколько минут в дверях появился опоздавший машинист Орлов. Он остался стоять, пока Иванов записал его в журнал и сказал, где находится его локомотив – значит, допустил до работы. Со своего места мне было плохо видно вошедшего – он стоял, повернувшись лицом к сидящим напротив входа (правда, чуть подальше, чем я) начальникам. Орлов повернулся и ушёл на работу.

Тут я вспомнил, что нужно отправлять автобус и быстро вышел на улицу. Однако к этому времени автобус уже ушёл, так и не дождавшись моей команды. Орлов своим ходом спустился в карьер и нашёл свой электровоз.

Помимо нас, в раскомандировке в то время находились две стрелочницы и дежурная, ожидая времени, чтобы спуститься в карьер к началу своей смены. Эти женщины видели, как пришёл и ушёл Орлов, и как я вышел следом за ним на улицу.

Мы с Ивановым пошли в диспетчерскую, а затем направились на станцию Новая. Там была наша неофициальная резиденция, откуда я совершал проверочные поездки или ходил по вызовам машинистов, у которых возникали проблемы с электровозом. Когда мы пришли на станцию, нам тут же сообщили страшную новость – поезд под управлением машиниста Орлова проехал запрещающий светофор на станции Карьерная и хвостовым вагоном столкнулся с электровозом, стоящим напротив стрелочного поста. Поскольку столкновение произошло не лоб в лоб, а на стрелке, основной удар пришёлся в бок передней секции электровоза ЕЛ1. На хвостовом вагоне поезда Орлова находился помощник, точнее помощница – женщина предпенсионного возраста. Она получила тяжелейшую травму головы.

Мы кинулись к месту аварии и застали такую картину. Переднюю часть кузова электровоза ЕЛ1 страшным ударом выбросило с путей и опрокинуло набок. Своей массой она смела и раздавила стрелочный пост. Стрелочнице повезло – она была на улице и не пострадала. А вот помощник машиниста ЕЛ1 в момент аварии шёл из задней кабины, где оставался машинист, в переднюю, и в момент удара оказался напротив падающей части кузова. Он лишь успел немного отскочить в снег, который в эту зиму был глубиной не меньше метра. Падающий кузов опрокинул его и придавил ноги. От тяжёлых последствий его спас глубокий рыхлый снег и остатки стрелочного поста, не давшие кузову приземлиться всей своей массой. Помощнику с помощью стрелочницы удалось выбраться из-под кузова, правда, один валенок остался где-то глубоко под снегом. Мужчина оказался босиком при двадцатипятиградусном морозе, но это было мелочью по сравнению с тем, что могло с ним случиться при меньшем везении.

Когда произошла авария, диспетчер сразу вызвала Скорую помощь, которая прибыла ещё до нашего прихода на место происшествия. Санитары погрузили пострадавшую помощницу, находившуюся в бессознательном состоянии, босоногого помощника, и уехали в больницу. Вскоре на месте аварии появился начальник цеха и два его заместителя. Орлова нигде видно не было. Я заходил в кабину, но и там его не оказалось. Его локомотив и пять исправных вагонов переставили на запасные пути другой станции. Подогнали тепловоз с подъёмным железнодорожным краном. И тут нам сообщили из больницы – женщина-помощник скончалась, не приходя в сознание.

Начальник цеха Толчёнов был очень зол. Под горячую руку ему попался второй заместитель, малоопытный железнодорожник Фадеев, который пытался что-то подсказать. Начальник, не дослушав, резко его оборвал:

– Иди отсюда, дурак!

Первый же заместитель Воротников был стреляным воробьём, поднаторевшим в ликвидации всяких аварий. Начали готовить сбитый кузов электровоза к подъёму. Тут вернулся наш пропавший Орлов, видимо, решив, что чему быть, того не миновать. Распекать его никто не стал, все были заняты восстановлением движения по станции Карьерная. Меня же отправили сопровождать Орлова в городской медпункт для освидетельствования на алкоголь. Там нас уже ждали, и Орлова сразу завели в небольшой кабинет. Что происходило внутри, я не видел, но через некоторое время виновник аварии вышел в коридор в сопровождении двух женщин в белых халатах. Они попросили пройти Орлова по деревянному полу, по одной половице. Мне показалось, что он прошёл достаточно уверенно, не покачнувшись. Медики зашли в свой кабинет, написали там справку и вручили её мне. Я мельком глянул на документ и прочитал там: «Алкогольное опьянение средней степени».

В медпункт мы шли молча, а на обратном пути я спросил, видел ли Орлов, как вела себя перед столкновением его помощница.

– Видел, – ответил он. – Она держалась руками за поручни и задом спускалась по ступенькам вагона. Но не успела.

Я подумал, что любой мужчина на её месте прыгнул бы подальше в мягкий и глубокий снег и остался бы цел. Но она ко всему прочему была женщиной грузной, полной, неповоротливой. Это и предрешило её судьбу…

Справку я передал Борзунову, а сам вернулся на место аварии. Там заканчивали самую сложную операцию – установку упавшего кузова на свои тележки. Повреждённый электровоз был отбуксирован в депо при помощи двух тепловозов. Когда с места аварии убрали весь подвижной состав, путейцы стали делать замеры и исправлять пути. Мне там уже делать было нечего. Я подошёл к стрелочнице, чьё рабочее место оказалось раздавленным. Она добавила ещё несколько штрихов к картине происшедшего:

– За несколько минут до аварии на стрелочном посту мы были втроём – два связиста и я. Ребята пошли на станцию, и я вышла вместе с ними. А потом как громыхнуло – и нет моего поста. Я ещё помощника вытаскивала из-под упавшего электровоза, только вот валенок достать не удалось…

* * *

После аварии на Орлова завели уголовное дело. Меня тоже вызывали к следователю. Как оказалось, до меня уже допрашивали женщин, которые в нашей раскомандировке пережидали время до начала смены и были свидетелями появления и ухода Орлова. Одна из работниц сказала следователю: «Я видела выпившего Орлова, когда тот вышел из кабинета, а через минуту за ним выскочил Фёдоров. Подумала, что он хочет задержать Орлова». Следователь дал мне прочитать её показания. Я пришёл к выводу, что стрелочница вряд ли могла уверенно определить состояние машиниста, который лишь прошёл мимо неё два раза, и утверждала это лишь сейчас, зная о случившемся «задним умом». Однако она уверенно заявила, что тот был пьян. Но ни Борзунов, ни Иванов, которые видели Орлова в лицо, не признали его пьяным. Я же сидел сбоку от Орлова и его лица не видел вовсе. Об этом я и поведал следователю. Он сообщил мне ещё одну новость: