Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

• Название: Недометанный стог (рассказы и повести)
• Автор: Леонид Воробьев
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

В книгу вошли лучшие произведения новгородского писателя Леонида Воробьева, прожившего недолгую жизнь. Его герои — люди самых различных профессий. Но истинную красоту и поэзию автор видит в делах простых тружеников, чья жизнь неразрывно связана с родной землей, окружающей их природой.

---

Дружка Анатолий застал за работой — тот готовился резать поросенка. По времени было слишком рано и слишком тепло, но у поросенка сделалось что-то с задними ногами, и ветеринар посоветовал забить. Вдвоем освежевали здоровенного кабана, поджарили свежей печенки, сели выпивать. И тут Анатолий рассказал дружку о своем горе.

— Первому тебе, конечно, говорю, — закончил он. — Да ведь скоро все узнают. Шила в мешке не утаишь. Та же Тонька Винтовка, если что до нее дойдет, по всему поселку разнесет. Вот оно как.

Сидели, молчали. Тихо было в чисто прибранной избе, только будильник постукивал. Хозяйка ушла к соседям. Даже кот выпросился на улицу. Сидели два приятеля за небольшим столом друг против друга. В окно, у которого стоял стол, заглядывали ветки небольшой северной яблоньки с мелкими красноватыми яблочками, а дальше виден был огород, поле и крутой поворот Ветлуги. Раз ветрил ось, вышло из-за облаков солнце, и Ветлуга под вечер стала на изгибе голубой, на дальнем плесе блестящей, а под крутояром противоположного берега маслянисто-черной.

— Не то, Вася, обидно, — говорил Анатолий, поглядывая в окно и начиная хмелеть, — что не доучилась. А вот почему не доучилась! Не всем же, понимаешь, высшее. Мы вот, скажем, с тобой, сам знаешь, какой курс прошли. А живем и работаем не хуже людей. Если бы способности у ней не хватило, здоровья там, денег… Да пусть просто бы лень стало! Приезжай. По-ожалуйста. Сам знаешь, у нас на лесопункте работы во… по горло. Не говоря уже у вас, в колхозе. И заработать очень даже нормально можно. Да и там, у нее, в городе, не хочешь учиться — работы завались. Так ведь не учиться, не работать, а гулять! Эх-ха!

— Обманул паразит какой-нибудь, — осторожно вставил Василий. — Обещал, поди, а потом…

— Обманул! — рявкнул Анатолий, вскакивая со стула и яростно щуря черные сердитые глаза. — Ты мне лучше этого слова не говори. Я когда его на лесопункте слышу, меня с души воротит. Тот Нинку обманул, тот Вальку… А почему мою Маньку в молодости никто не обманул, даже я? Или твою Саню? А? Они же глупей нынешних в два раза были. Обма-анешь… Да нынешняя Нинка и Валька, поди поговори, все знают. Начнут спорить, все равно докажут. У нас любая обрубщица тебе весь КЗОТ выложит. А как чуть чего, бежит к нам в парторганизацию. «Он, слышь, меня обманул». Потому что раньше попробуй такое в деревне сделать? Знаешь?! А теперь вон жена защищает: «Не у нас одних». Кивают друг на друга! Выдержки не имеют. Стыда!

— Ладно, ладно, — стал успокаивать Василий, сам изрядно захмелевший, — не спорю я, чего в бутылку лезешь. — И вдруг обозленно, тоже на повышенных нотах, заявил: — А чего ты орешь? Мы обо всем переговорили пять раз, согласен я, непорядок это. Всех, выходит, обругали. А сам-то ты хорош! О ней-то ты подумал?

— О ком о ней? — с горячностью, но уже несколько растерянно спросил Анатолий. — О дочке я тебе все сказал. Ну, о жене… Тут малость пересолил я. Но ведь и ее вина есть. Дочка все-таки к матери ближе.

— Да не о жене, не о дочке я, — отмахнулся Василий. — О внучке. Или же о внуке, кто там у тебя будет… Дедом ведь скоро станешь. Вот и будешь — дедушка Толя. Ха-ха!

Анатолий снова сел на стул, рассеянно глянул в окно. Над изгибом Ветлуги проходило небольшое кучевое облако, освещенное сбоку солнцем. Анатолий открыл окно, достал мокрое яблочко, стал жевать, ощущая во рту кислоту и горечь. Видно было, что слова Василия застали его врасплох.

— А чего внуки? — пожевав и выплюнув, сказал он наконец. — Не им меня судить. Я уж помру, когда они вырастут. Судите тогда, как хотите.

— Кто тебя судить собирается? — сказал Василий. И со смешинкой добавил: — Иль боишься? Я ведь не о том. Человек ведь будет. Тебе, конечно, наплевать, как он тебя, меня оценит. Мы, наверно, в самом дело не доживем. А как он вообще людей оценит? Кто они такие? Родной батька бросил, родной дедушка прогнал… Плохое к нему отношение с самого что ни на есть разу. И настроение у него будет неважное. А как к нему люди, так, может, и он к ним… Вот тебе и человек получится… А?

Анатолий молчал, смотрел угрюмо на огород, на поле с бабками льна, на Ветлугу. Василий встал, походил-походил по комнате. Потом подошел к Анатолию, поставил локти на стол, опустил на подбородок кулаки и, заглядывая другу в лицо, заговорил:

— Ты пообожди кипятиться, Толь. Подумай, порассуди. Давай-ка спать, а завтра еще подумай. Конечно, люди языки вдоволь почешут, а ты не привык — знаю, — чтоб над тобой потешались, да ведь и перестанут. Ты ж не баба, из-за сплетен не засохнешь. А о том человеке, что я говорю, подумать стоит. Он-то нам вроде бы не судья, да мы-то о нем позаботиться должны. Наша ветвь дальше идет. Ей-бог, Толь, ты хорошенчей подумай…

— Ладно, давай спать, — заявил, умышленно прекращая разговор, Анатолий и со стуком прикрыл окно.

Назавтра было воскресенье. Анатолий ушел от друга в десятом часу, шагал просекой навстречу солнцу, вышедшему на совсем чистое небо, рассеянно думал и вспоминал. Вспоминалась ему родная деревня, сверстники и ребята поменьше. Среди них выделила сейчас его память Вальку-пестереныша.

Вальку его мать родила в девках, поэтому рос он без отца. Мать все время работала, а Вальку выходил старый дед. Когда деду нужно было куда-нибудь идти, он не мог тащить маленького Вальку на своих слабосильных, иссохших руках. Дед нашел выход: сажал Вальку в большой плетеный короб — пестер по-местному, — взваливал на спину и нес. Только Валькина головенка из пестера торчала сзади седой нерасчесанной дедовой головы. Отсюда и пошло парню прозвище — «пестереныш».

Вспомнил Анатолий, что грубо дразнили Вальку, что каждый мог обидеть его: дескать, батьки нет, заступиться некому. И еще вспомнил, что сейчас Валька летчик. Где-то далеко на Севере летает.

Около дома Анатолий посидел на лавочке, покурил. Зашел в дом. Не глядя на Марию, готовившую пойло поросенку, прошел в комнату, взял из комода пачку денег, отсчитал себе большую часть и вышел.

Дошагал до гаража, завел трелевочный трактор и окраиной поселка, по лужам и кочкам, поехал за семь километров в деревню, где был центр сельсовета.

В ненастье их лесопункт начисто бывал отрезан от других поселков и деревень. Долго после дождей налаживалась дорога. И верней всего было путешествовать по ней пешком, верхом да на тракторе.

В деревне Анатолий остановил трактор у магазина, торговавшего и в воскресенье. Зашел, поздоровался с кучкой женщин, праздно толпившихся у прилавка. Перешагнул через детскую коляску в угол, где стоял в деревянной опалубке, чтоб не избить при перевозке, большой зеркальный шифоньер.

Несколько минут Анатолий стоял перед шифоньером, посмотрел на цену, коряво выведенную на дощечке, привешенной к ручке. Стер рукавом пыль с части зеркала, посмотрел на свой небритый, в черной щетине подбородок. Потом сказал только что вошедшему незнакомому молодому парню:

— Помоги-ка вынести и на плиту, на трактор, приспособить. Буду эту вещь приобретать…

Ох, как нужен на лесопункте трелевочный трактор! Не только для работы в лесу. Ездят на нем на дальние лесные сенокосы за сеном. Привязывают стог к плите, поднимается плита на место, только стожар хрупнет, а стог уже целиком на тракторе, со стожаром и даже с частью подпорок. И прет его в поселок трактор, которому пеньки и буераки нипочем.

Или в прошлом году привезли из лесу на плите медведя. А в другой раз убитого браконьерами лося. Лось был привязан головой вниз, но красноватая рогатая голова его не болталась, а была закинута назад, словно лось собрался прыгнуть через большое препятствие. Таким живым казался лось, и только подойдя ближе, можно было разглядеть, что глаза у него были плотно закрыты.

И скорбную службу, бывало, нес трелевочный трактор… Когда в распутицу умер старый кузнец Аркадий Басалаев, провожали его на кладбище все на том же трелевщике.

Но сегодня несла на себе плита трактора совсем необычный груз. Отражались в большом зеркале, предназначенном век свой отражать комнату да фигуры людей, голубое небо, редкие облака, вершины деревьев. Когда трактор полез в гору, в зеркале потянулась колеистая, грязная, в лужах дорога, затем отразился целый речной плес, бесконечные леса за ним, вертолет и два ястреба, висящие над лесами. А на самой вершине пригорка зеркало расшалилось и стало пускать на кроны деревьев солнечные зайчики. Затем в зеркале промелькнул ряд стен и крыш, и трактор остановился…

После того как шифоньер установили на место и двое помогавших мужчин ушли, Анатолий похлопал ладонью по лакированному орехового цвета боку шкафа и сказал, по-прежнему не глядя на жену:

— На, носи на здоровье.

Оговорился «носи» вместо «пользуйся, владей», поперхнулся, подошел неловко, боком к Марии, продолжил:

— Я того… давно хотел сменить. Старый тот, да и барахла поднакопилось. Да и приедут… тут еще больше места для барахла надо. А этот большой. Зеркало опять же.