Василий Ардаматский - Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов (Рисунки А. Лурье)

• Название: Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов (Рисунки А. Лурье)
• Автор: Василий Ардаматский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

В повести «Безумство храбрых», написанной очень емко и достоверно, автор показывает природу советского человека, его поведение в чрезвычайных обстоятельствах. Герои повести хотя и не разведчики, но совершают подвиги такого же xарактера.

В повести «Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов», показываются уловки врага. Мистер Глен умело и долго ткет паутину, в которую попадает Юрий Коробцов, и только смелые и благородные действия чекистов и рабочего коллектива помогают Коробцову вернуться к честной жизни.

---

Громкий треск с запада прозвучал, как взрыв. Люди вздрогнули.

Танки, танки! — кричал бежавший из леса дозорный.

— Быстро все в штольню! — скомандовал Баранников. — У кого гранаты — , остаться со мной.

Два танка снесли ворота, подкатили к подножию горы и остановились. Из открывшихся люков высунулись танкисты. Оглядевшись, они вылезли из башни и соскочили на землю. В пролом въехало несколько «виллисов» с солдатами.

— Это американцы! — крикнул кто-то и побежал к танкистам.

— Назад! — приказал Баранников.

Но остановить людей было уже нельзя. Баранников бросился их догонять.

Увидев бегущих к ним заключенных, американцы построились полукругом и подняли автоматы.

— Свобода, свобода! — кричали бежавшие к ним люди.

И все же, увидев поднятые автоматы, толпа замедлила бег и остановилась. Между ней и американцами оставалось несколько шагов.

Вперед вышел американский офицер.

— Кто вы такие? — спросил он по-английски и по-немецки.

Баранников тоже вышел вперед, чувствуя за своей спиной разгоряченное дыхание товарищей.

— Мы заключенные этого лагеря, точнее сказать часть заключенных. Я командир этой группы.

— Где охрана?

— Бежала.

— Куда?

Баранников показал на восток:

— Они угнали туда несколько тысяч узников, вы их еще можете спасти.

Американец подозвал другого офицера, сказал ему что- то, и тотчас несколько машин с солдатами помчались на восток.

Американцы с нескрываемым ужасом смотрели на заключенных.

— Я попросил бы вас, — немного смущенно сказал офицер, — отвести ваших людей в какое-нибудь место. Это необходимо сделать из санитарных соображений.

— Мы здоровы, — чуть с насмешкой произнес Баранников. — Мы только очень голодны.

Лицо у офицера покраснело, он растерянно молчал.

— Вы не могли бы нас накормить? — спросил Баранников.

— О да! Конечно! Где ваша столовая?

Баранников улыбнулся:

— Никакой столовой здесь нет. Пусть нам дадут консервы и хлеб.

Из подъехавшей машины вылез тучный генерал. Он подошел к офицеру и тоже с испугом и любопытством посмотрел на заключенных. Потом он сказал что-то офицеру, и тот громко спросил:

— Есть ли среди вас американцы?

— Нет, — ответил Баранников. — В этом лагере ваших не было.

Генерал еще с минуту смотрел на заключенных, потом молча повернулся, сел в машину и уехал. Глядя ему вслед, офицер помолчал и сказал:

— Я все же попрошу отвести ваших людей в какое- нибудь определенное место. Еда будет доставлена туда незамедлительно.

— Хорошо, мы будем находиться у главного входа в подземный завод.

Баранников повернулся к товарищам. Он целую минуту не мог им ничего сказать.

Впрочем, они всё слышали сами. Баранников видел бело-землистые лица, ввалившиеся глаза, в которых еще сияло счастье, и все они были устремлены мимо него — на спасителей.

Да, пришли свобода и спасение. Конечно, не таким виделся в мечтах этот счастливый час. И все же это были свобода и спасение.

В это время на территорию лагеря, непрерывно гудя клаксоном, ворвался открытый джип. С него на ходу соскочили два парня в военной форме. Только пилотки они засунули под погончики на плечах. В руках у них были киноаппараты. Остановившись в нескольких шагах от заключенных, они вскинули аппараты и начали съемку.

Все это произошло так быстро, что Баранников не сразу понял происходящее. И тут он заметил, что его товарищи смущенно отворачиваются от стрекочущих аппаратов, стараются скрыться за спинами друг друга. И вдруг Баранников безотчетно разозлился.

— Товарищи! — крикнул он сдавленным голосом. — Да здравствует наша свобода!

Смерть фашизму!

И точно искру бросили в порох. К небу взметнулись сжатые кулаки, и над поляной взорвался могучий радостный крик. Русское «ура» слилось с французским «вив».

Люди кричали что-то каждый на своем языке. На Баранникова, чуть не сбив его с ног, бросился Гаек. Он обнимал друга, целовал его. И все вокруг тоже обнимались и целовались. Кто-то сзади обхватил Баранникова за шею. Он оглянулся и увидел счастливую физиономию Демки.

— Батя! Батя! — кричал он ему в самое ухо.

Теперь все жались к Баранникову. Со всех сторон к нему тянулись руки. Он видел устремленные на него влажно блестевшие глаза. Его подхватили и начали качать.

Под восторженный рев он взлетал вверх, падал на пружинно сцепленные руки и снова взлетал.

Американские солдаты подбежали к толпе и включились в общее ликование. Офицер что-то кричал им, но голоса его не было слышно. Заключенные уже подбрасывали вверх американцев. Взлетая, они истошными голосами кричали: «О'кей!»

28

Освобожденных разместили в уцелевшей части дома дирекции. Они получили чистые солдатские постели и добротную одежду. Их хорошо кормили. Больными занимались врачи. По вечерам в бывшем кабинете генерал-директора им показывали кинофильмы.

Но разговор в эти дни был только один — скорее домой.

Вот тут-то и началось непонятное. Американский офицер, оставшийся с заключенными, как только возникал разговор о возвращении домой, точно становился глухим. Сначала он потребовал, чтобы заключенные дали свои обвинительные показания об эсэсовских палачах, действовавших в их лагере. Показания были даны.

Потом офицер стал говорить о необходимости соблюдения каких- то формальностей, связанных с отъездом заключенных в свои страны. Позже офицер ссылался на то, что война еще не кончилась и весь транспорт работает на войну.

Баранников, продолжавший чувствовать себя ответственным за товарищей, решил поговорить с офицером. Он зашел в его кабинет рано утром, до завтрака. Офицер пил кофе и слушал радио. Увидев Баранникова, он выключил радиоприемник.

— Прошу, прошу вас, мистер Баранников.

До этого они уже не раз беседовали, и офицер прекрасно знал, кто такой Баранников и кем он был в лагере. Баранников мог разговаривать с ним только по-немецки, и каждый раз их встреча начиналась одной и той же шуткой офицера.

— Переходим на язык нашего общего врага… — сказал он и сейчас. — Хотите кофе?

— Спасибо, меня ждет завтрак, — ответил Баранников, садясь к столу.

— Вы чем-то расстроены. Что-нибудь случилось? — спросил офицер.

— Все то же. Я не хочу говорить за всех, но что касается моих соотечественников, могу с уверенностью заявить — мы больше не можем здесь отсиживаться. Наша армия воюет, и мы хотим быть вместе с ней.

— Я только что слушал английское радио, — улыбнулся офицер, — ваши уже вплотную занялись Берлином.

— Ну вот видите!

— Но в то же время я не вижу никакой физической возможности перебросить вас через наш фронт.

— Хорошо. Мы пригодимся вашим войскам. Ведь речь идет о сотнях солдат, и мы союзники, как-никак.

Офицер покачал головой:

— Что касается нас, американцев, мы не можем допустить, чтоб вЫ, перенеся столь ужасные страдания, попали еще и на фронт. — Он улыбнулся: — Там иногда убивают. А это было бы чудовищной нелепостью. — Офицер снова улыбнулся и спросил: — А вы уверены, что абсолютно все ваши соотечественники хотят того, чего хотите вы?

— Да. За исключением одного.

— Мистер Карасев?

— Он волен поступать, как хочет, — сказал Баранников.

Этого Карасева он узнал только теперь. Сперва он показался Баранникову попросту свихнувшимся от пережитого в лагере, но затем стало ясно нечто другое. Карасев был из крестьян, и, судя по всему, из кулацкой семьи, пострадавшей во время коллективизации. Сейчас он все более открыто говорил о своем нежелании возвращаться на родину, где, по его выражению, «с человека один спрос и никаких радостей». Он все время крутился возле американцев, его карманы были набиты сигаретами и жевательной резинкой.

Офицер улыбнулся:

— Сегодня Карасев, а завтра еще кто-нибудь? Я бы на вашем месте не говорил столь уверенно от имени всех. Это недемократично.

— Кроме Карасева, все хотят того же, что и я, — твердо сказал Баранников. — Мы просто требуем отправить нас немедленно.

Лицо офицера приняло официальное выражение.

— Я сообщу о вашем требовании своему начальству. Ответ получите в ближайшие дни.

Баранников встал и, не прощаясь, вышел.

После завтрака Баранников, Демка и Гаек уединились на лесной поляне. Баранников рассказал о своем разговоре с американским офицером.

— Лично я все уже решил, — сказал Гаек. — Отсюда до границы с Чехословакией совсем недалеко. Завтра на рассвете я отправлюсь домой.

— Мы тоже уйдем, — решительно произнес Баранников.

— Правильно, батя! — воскликнул Демка.

— Сегодня же поговорю со всеми нашими — и в путь…

Гаек вдруг засмеялся:

— А мне этот офицер прямо сказал — поезжайте в Америку. Вы инженер, получите хорошую работу. Он разговаривал со мной так, будто я сюда с Марса свалился, куда обратно дороги нет.