Богдан Сушинский - Похищение Муссолини

• Название: Похищение Муссолини
• Автор: Богдан Сушинский
• Жанр: О войне
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2054-2

В основу этого военно-приключенческого романа известного писателя, лауреата Международной литературной премии имени А. Дюма (1993) Богдана Сушинского легла почти невероятная по своему замыслу операция немецких десантников под командованием «первого диверсанта рейха» и любимца фюрера Отто Скорцени, связанная с похищением премьер-министра Италии Бенито Муссолини, арестованного по приказу короля в июле 1943 года.

Глубоко психологический стиль, захватывающие повороты сюжета, насыщенный исторический материал делают роман «Похищение Муссолини» особенно интересным для всех любителей остросюжетной литературы.

---

Но пока что маршал воинственно восседает в кресле премьер-министра Италии — обратился Скорцени к фактам жестокой реальности. И преспокойно помещает нашего дражайшего Муссолини на корвет «Персефоне».

Узнав об этом, Скорцени начал было срочно разрабатывать соответствующий план похищения дуче и даже использовал в его разработке некоторых морских офицеров из завербованных адмиралом Канарисом для службы в абвере. Лично с флотом дело иметь не приходилось, условия проведения каких-либо операций на море, на военных кораблях он представлял себе довольно смутно. И все же те два варианта операции, которые в конечном счете были состряпаны группой, абсолютно не удовлетворяли самого гауптштурмфюрера. Порой они казались ему настолько бездарными, что впору было привлекать к их осуществлению японских камикадзе.

Скорцени так и не мог объяснить себе, почему плавучая тюрьма вдруг показалась маршалу ненадежной. Одна из версий — возникли подозрения, что вражеская агентура обработала некоторых членов экипажа. Если она верна, то логика маршалу пока не изменила: они подбирались бы к Муссолини именно через экипаж.

Но вероятнее всего бывший инспектор тайной полиции синьор Полито заподозрил, что все возможные планы освобождения или убийства дуче его врагами и друзьями уже подготовлены, и предложил спешно перевести экс-премьера в более надежное место.

Более надежное. Но куда именно? Какая из тюрем, вилл… какой из островов, кораблей, сумасшедших домов, богаделен или госпиталей почудились Бадольо и Полито достойными пристанищами для «заключенного номер один» в этот раз?

Пока что этого не знал никто. Досье обрывалось на полуслове, как полусожженная книга, не способная более удовлетворить чье-либо любопытство.

18

— Повторяю, господин генерал, лично у меня нет оснований сомневаться в правдивости рассказа ротмистра Курбатова, — побледнел Родзаевский. Полковник никогда не спорил, вообще старался не вступать в полемику. Однако Семенов хорошо знал, что если у него побледнела переносица, значит, самолюбие «нижегородского фюрера» вспахано до наивысшего предела.

— Нет оснований?! — Семенов самодовольно ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. — У вас нет. А у меня, любезнейший, имеются.

Теперь затылок его покоился на бархатном подголовнике, между двумя большеголовыми, вырезанными из красного дерева драконами.

«По соседству с этими тварями он и сам кажется… драконом, — съязвил про себя Родзаевский. — Всегда садится только в это кресло, чувствуя себя повелителем Поднебесной».

— Возможно, я и соглашусь с вами, господин генерал. Но не раньше, чем буду удостоен хотя бы одного факта; Вы уж извините…

— Фактов у меня как раз нет, — продолжал по-драконьи улыбаться атаман. — Хотя то, что вернулся всего лишь один человек, причем, как я понял, не получив ни малейшей царапины…

— Простите, господин генерал, но он и не сообщает ничего такого, что требовало бы нашего с вами особого доверия. Он всего лишь вернулся с очень опасного рейда по большевистским тылам. Идти в который набиралось не так уж много охочих. Представ передо мной, Курбатов доложил: «Вернулся. Задание выполнил. Группа погибла, Вот письменный рапорт о сделанном и потерях». И все. Никакого бахвальства. Рапорт скупой, написанный рукой человека, которому безразлично, как будут оценены его личные заслуги. Это истинный, прирожденный, если хотите, диверсант.

Какое-то время главнокомандующий иронично всматривался в лицо «русского фюрера». Однако настаивать на своих сомнениях уже не решался.

— Убедили, полковник, убедили. Но лишь потому, что мне самому хотелось, чтобы вы сумели убедить меня. Вам придется завтра же направить этого ротмистра ко мне.

— Можно и завтра. Но в данную минуту он ждет во дворе. Я прихватил его, на всякий случай. В роли телохранителя. Прикажете адъютанту позвать?

— Это меняет дело. Это совершенно меняет дело, господин полковник. — Атаман прикрыл глаза и надолго задумался. Его поведение уже начинало интриговать Родзаевского. — Но прежде, чем Курбатов предстанет перед нами, я хотел бы объяснить, почему вдруг засомневался в этом офицере. Потому что с сего дня мне хочется доверять ему больше, чем кому бы то ни было. — Семенов выжидающе взглянул на «нижегородского фюрера», но тот предпочитал выслушивать генерала, не задавая никаких наводящих вопросов. — Вот почему я еще раз позволю себе спросить: вы действительно всегда и во всем можете положиться на этого ротмистра?

— Я бы согрешил против Бога и истины, если бы стал утверждать, что он чист и безгрешен, аки апостол Павел после исповеди. Но я хорошо знал его отца, есаула Курбата.

— Курбата? Так он — сын Курбата?! — удивленно воскликнул Семенов. — Но я прекрасно знал этого есаула. В январе восемнадцатого он командовал сотней в отряде, с которым я вышел из Китая у станции Маньчжурия. Это был человек-зверь. Я дважды лично видел красных, которых он в пылу боя разрубил от плеча до седла. Однажды, оставшись без сабли, он выдернул из стремян какого-то сосунка и, захватив за грудь и ремень, несколько минут отражал им удары, словно щитом.

— А под станцией Храповской выбрался из-под своего убитого коня и, поднырнув под жеребца красного партизана, поднял его вместе со всадником. Все сражавшиеся вокруг него на несколько мгновений прекратили схватку и очумело смотрели, как этот казарлюга, пройдя несколько шагов с конем на спине, бросил его оземь, — добавил Родзаевский.

— Вот как? Об этом случае я не знал.

— Когда слушаешь рассказы о Курбате, трудно понять, где правда, где вымысел. Но эту сцену с конем я наблюдал лично. И еще могу засвидетельствовать, что по силе и храбрости сын значительно превзошел Отца. В свои двадцать три это уже испытанный воин. Да и то сказать, первый свой бой принял в четырнадцать лет.

— Позвольте, родился он уже здесь, в Маньчжурии?

— Еще за Амуром. Отец взял с собой двух станичников и перешел кордон, чтобы увести жену и сына. В перестрелке жену и одного станичника убили. Отца тяжело ранили. Сын вместе с другим станичником сумели отбить его и донести до ближайшего маньчжурского села. Но там он и скончался.

— Об этом я тоже не знал, — с грустью проговорил Семенов. — Много их, есаулов, ротмистров, сотников полегло при моей памяти. — И словно то, что отец ротмистра, есаул Курбат, погиб после тяжелого ранения при переходе границы, придало веры в его сына, приказал:

— Адъютант, ротмистра Курбата.

— Курбатова, — вежливо уточнил Родзаевский. Семенов недоуменно взглянул на полковника. Он хорошо помнил, что есаула все же величали Курбатом.

— Для русского благозвучия, — объяснил Родзаевский.

— Отец его из древнего казачьего, однако ж и дворянского, рода Курбатов, который появился здесь еще с полком запорожцев, направленных на Амур для несения пограничной службы. Но с тех пор, когда ротмистр стал членом «Русского фашистского союза», мы сочли, что с запорожскими корнями он порвал окончательно. Опять же — дворянин. Князь.

— Существенная деталь, если учесть, что ротмистру предстоит очень важное задание, — согласился Семенов.

Они оба умолкли и посмотрели на дверь.

Переступивший порог кабинета пшеничноволосый гигант как-то сразу заполнил собой большую половину всего существующего в нем пространства. По-настоящему красивое лицо его, с четко очерченными губами и слегка утолщенным носом, было в одинаковой степени нежным и презрительно-жестоким. Широкие, обвисающие плечи, казалось, отлиты из сплошного куска металла, настолько онц выглядели непомерно могучими и тяжелыми даже в соотношении с поддерживающим его мощным туловищем.

— Господин генерал, господин полковник… Ротмистр Курбатов по вашему приказанию…

19

Раздумья Скорцени над неоконченным досье были прерваны появлением офицера-парашютиста.

— Капитан Лангут, — представился рослый офицер с худыми, запавшими, словно он только что выпущен из концлагеря, щеками. — Имею приказ генерала ШтуДента вручить вам телеграмму из штаба верховного командования.

— Телеграмму из штаба?. — поднялся Скорцени, бросая на стол папку с материалами «Консула». — Не забывают.

— Генерал сказал, что будет ждать вашего звонка. С содержанием телеграммы я не знаком. Она в пакете.

«Значит, касается Муссолини, — догадался Скорцени, принимая пакет. — Фюрер счел возможным подарить политический труп дуче англичанам? Хороший был бы подарочек».

Не сводя глаз с капитана, словно этот курьер становился заложником и нее всю ответственность за то, что могло последовать вслед за ознакомлением с текстом телеграммы* Скорцени вскрыл пакет.

Лангут стоял навытяжку. Он впервые видел «самого Скорцени» и даже пребывал в его кабинете. Капитан считал это везением, в которое в офицерском клубе вряд ли поверят. Как офицеру разведки ему давно хотелось поближе познакомиться с человеком, под началом которого находился почти весь диверсионный легион службы безопасности СС. Лангут почитал это за честь.