Ян Мортенсон - Убийство в Венеции

• Название: Убийство в Венеции
• Автор: Ян Мортенсон
• Издательство: ДЭМ
• Жанр: Детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-85207-018-1

Вниманию читателя предлагается остросюжетный роман известного шведского писателя Яна Мортенсона, автора около тридцати книг. В романе рассказывается о преступлениях, совершаемых дельцами наркобизнеса.

Для широкого круга читателей.

---

Ян Мортенсон Убийство в Венеции

ГЛАВА I

— Какой-то он пресный, — думал я, глядя на стоявший рядом, на подлокотнике самолетного кресла, коктейль. Ощущение — как от поцелуя сестры. Водянистое сухое мартини, в котором плескалось два кубика льда, пластмассовая зеленая палочка с парой нанизанных оливок и желтым ломтиком кожуры лимона между ними. Нет, сам себе я сделал бы получше, в напитках толк знаю. Тут нужен большой, щедрый стакан. До краев наполненный льдом. Потом — белый сухой вермут или мартини «Росси»; на него я теперь не скуплюсь — возможно, это пришло с возрастом и мудростью. Ну и, конечно, джин, хотя и не слишком много. Точку над i должен поставить легкий, как крыло бабочки, не толще листка, желто-золотой кусочек лимонной корочки.

Впрочем, мне грех жаловаться. С деловой точки зрения день был удачным, а это, к сожалению, я мог констатировать отнюдь не часто. Иногда проходили недели, прежде чем мне удавалось продать более или менее приличную вещь в моей антикварной лавке на Чепмангатан в Гамластане. А между тем проценты на взятую в банке ссуду набегают невзирая ни на что. Оплата помещения, плата за электричество и всякие другие расходы тоже подмывают мое финансовое положение без скидок на наличие покупательского спроса. К тому же и государство должно, как всегда, получать свое: общий налог плюс налог на добавочную стоимость…

Подо мной за завесой облаков в тумане скрылась Северная Германия. Сквозь прорехи облачного покрывала далеко внизу, в синеющих сумерках, сверкали желтые звездочки огоньков, а в динамиках хрустел уверенный голос капитана, сообщавший по-немецки о времени прибытия и о погоде в Арланде.

Моя поездка была необычной в двух отношениях.

Я летел во Франкфурт, но в течение двадцати четырех часов так и не покинул территории аэропорта. Поводом же к путешествию стал Наполеон Бонапарт, французский император. И, само собой разумеется, один из моих лучших клиентов, адвокат и миллионер Стиг Берглинд. Его главным увлечением в жизни, скорее даже страстью, был Наполеон. О нем Стиг знал все, читал все, и никто не мог уличить его в неведении, если речь заходила о корсиканце, который завладел троном, им же и созданным для французского императора.

Увлечение Стига нашло и конкретное выражение. В большой вилле в Сальтшебадене он разместил наполеоновскую коллекцию, пожалуй, крупнейшую в Швеции. Все, что имело хоть какое-то отношение к Наполеону и что он мог найти, приобреталось. Картины, мебель, книги. Все. Старинные предметы униформы, полковые знамена, письма. Качество варьировалось, не все было «подлинным» и вряд ли принадлежало Наполеону или имело к нему самое непосредственное отношение, но коллекция была внушительная и стоила очень больших денег. Я был одним из его многочисленных агентов. Он частенько захаживал ко мне в лавку, порасспросить и посмотреть товар. Иногда мне везло и удавалось подыскать для него что-нибудь во время поездок по шведским аукционам. Порой это случалось и в Стокгольме, особенно если дело касалось вещей и документов, связанных с именем Карла XIV Юхана — он ведь был маршалом Франции и сражался под знаменами Наполеона до того, как стал наследным принцем, а затем и королем Швеции.

Около недели назад Стиг Берглинд позвонил мне и спросил, не мог бы я на денек слетать во Франкфурт и присмотреть для него там кое-какие предметы. В отеле «Шератон» при аэропорте должен был проводиться крупный аукцион вещей, связанных с Наполеоном; в числе прочего — его серебряная, с монограммой, зубная щетка. Я, разумеется, согласился. В этом и заключалась прелесть моего положения как частного предпринимателя. Можно было распоряжаться своим временем более свободно, чем на обычной работе «с девяти до пяти». Моя подруга, красивая сиамская «дама» с синей маской на мордочке, Клео де Мерод, от этого тоже не страдала. Уезжая, я помещал ее на полный пансион к моему доверенному лицу и правой руке Эллен Андерссон, что в доме одиннадцать по Чепмангатан. Та приходит через день. Прибирает, делает покупки, готовит еду. Клео ее обожает. И это чувство взаимно.

Спустя пару дней Стиг Берглинд зашел ко мне, и за чашкой кофе перед камином в моей квартире, расположенной рядом с площадью Чепманторьет с ее знаменитым Святым Ераном, повергающим дракона, мы изучили блестяще иллюстрированный каталог предстоящего аукциона.

— Черт с ней, с зубной щеткой, — сказал Стиг и выпустил бело-голубое облако сигаретного дыма, — но вот эту тарелку с наполеоновским гербом короля Италии ты должен заполучить. Еще на тринадцатой странице посмотри золотую русскую табакерку с портретами антинаполеоновских союзников. Ее тоже приобрети, если, конечно, за нее не заломят слишком дорого.

— А как насчет шкатулки для карт?

Я указал на страницу в самом конце каталога, которую он не видел. Великолепная шкатулка, принадлежавшая Иоахиму Мюрату, который был не только императорским маршалом, но и королем Неаполя.

Стиг улыбнулся:

— Какой ни есть, а мужик, сказала бабка, поцеловав петуха. Не совсем Наполеон, но почти.

— А я думаю, что больше чем почти. Королем его сделал Наполеон, не так ли?

— Ладно, покупай. Если найдешь что-нибудь еще, что, на твой взгляд, сможет меня порадовать, не стесняйся, бери.

— Это напоминает мне одну историю, — сказал я. — О том, как после войны один американский турист в Италии должен был дать чаевые. А поскольку руки у него были заняты покупками жены, он обратился к отворившему ему дверь мальчику-слуге: «Бери из правого кармана моего пиджака, пока не покраснеешь».

— Что-то я не совсем понимаю.

— Цена. До какого предела я могу повышать? Пока не покраснею? Или у тебя есть потолок?

Потолок у него, конечно, был, и, получив подробные инструкции, я на следующий день вечерним самолетом прибыл во Франкфурт, успев поздно поужинать в гостиничном ресторане в хорошо охранявшемся банкетном зале.

Экономические рамки дозволенного мне не позволили приобрести русскую табакерку, но зато фарфоровую тарелку с итальянским гербом и элегантную гравюру с изображением катафалка императора я купил за сумму несколько ниже предельной. После ожесточенной борьбы с толстым швейцарцем из Берна и французским антикваром из Лиона мне удалось пополнить свой ручной багаж еще и графином для вина из дорожного сервиза Наполеона. Активнее всех на аукционе были немцы, а американцев было не густо. Наверняка вследствие падения курса доллара. У американских антикваров золотой век пришелся на времена, когда доллар стоил гораздо больше девяти крон. Не упустил своей доли и я. Заполучил небольшую миниатюру, портретик Густава II Адольфа, написанный в 1632 году в том самом, когда король погиб под Лютценом. Теперь студенты в Упсале уже не устраивают факельных шествии в день его смерти, а школьники в Гётеборге, возможно, уже не едят пирожных с шоколадным портретом героического короля, но вещица была замечательная, и покупателя будет несложно найти. Хотя сначала я должен насладиться ею сам. Это одно из моих столь несвойственных для антиквара, качеств. У меня душа не лежит продавать свои лучшие вещи. Если достаю что-нибудь красивое и исключительное, оставляю у себя, не могу расстаться. Конечно, для торговли и финансов особой пользы это не приносит, но ведь деньги, несмотря ни на что, еще не все в жизни.

Мои философствования прервала стюардесса; белозубо улыбнувшись, поставила передо мной пластиковый поднос с ужином, открыла маленькую бутылочку с красным бордо. Так как я летел бизнес-классом, мне предложили небольшое элегантное меню. Но, как всегда, между иллюзией и реальностью оказалась внушительная дистанция. Красивые французские названия блюд материализовались в серый бифштекс с кусочками вываренной моркови, горсточку сухих зеленых горошин и пару комочков запеченного картофеля, затвердевшего снаружи и вязкого внутри. На десерт был дрожащий лимонный пудинг. И меня даже не порадовал поданный на закуску ломтик соленого лосося.

Попросив стакан минеральной воды, я бросил взгляд на пассажира по другую сторону прохода. Он расположился не тесно. На одно из трех сидений положил атташе-кейс, на другое — газеты. Ел быстро и сосредоточенно, будто атаковал свой ужин. Очки были сдвинуты на лоб, нос выделялся на худом лице почти как клюв хищной птицы.

Казалось, он почувствовал, что я его изучаю. Положил нож и вилку, взял бутылку с вином и раздраженно глянул на меня, словно осуждая за вторжение, испортившее ему ужин. Вообще-то, так оно и было.

— Андерс, — позвал я, склонившись к проходу. — Андерс фон Лаудерн!

Он удивленно смотрел на меня. Потом складка меж бровей исчезла, в голубые глаза вернулась смешинка, пропало выражение усталого недовольства. В моей памяти всплыло молодое, округлое, здоровое и веселое лицо с широкой, щедрой улыбкой. Светло-голубые, смеющиеся глаза. Солнечный загар, веснушки на носу. Выгоревшая на солнце льняная челка. Вспомнил, как мы стреляли голубей ранними утренними часами в августе, как поздними вечерами занимались запрещенной ловлей раков в свете карманных фонарей. Первую сигарету, первую выпивку. Как же тошно нам было на следующий день!