Юрий Соловьев - Воспоминания дипломата

• Название: Воспоминания дипломата
• Автор: Юрий Соловьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Подлинный кусок истории русской дипломатии. Автор служил на дипломатических постах в Пекине, Афинах, Цетинье, Штутгарте, Мадриде. Первая часть книги Ю.Я.Соловьева - ``25 лет моей дипломатической службы`` - вышла в свет в 1928 г. и стала библиографической редкостью. Переиздавая книгу, издательство дополнило ее второй частью, найденной в личном архиве автора и в свое время подготовленной им к печати .

---

   В связи с постоянно нараставшим среди китайского населения чувством ненависти к иностранцам подобное обращение с местами буддийского культа не могло, конечно, не сыграть своей роли в разразившихся событиях, известных под именем боксерского восстания.

   Надо сознаться, что пекинское население в то время относилось к европейцам со скрытой враждебностью, изредка переходившей в открытую форму. Во время совместных поездок по пекинским улицам наши драгоманы часто говорили, что они завидуют мне, потому что китайцы, зная, что я секретарь миссии, были уверены в том, что я не понимаю тех "комплиментов", которыми китайская толпа обыкновенно сопровождала появление иностранцев на улице.

   Незнание китайского языка, однако, сыграло однажды со мной и тремя моими приятелями-иностранцами довольно злую шутку. Дело к счастью, окончилось благополучно. Как-то зимой я отправился на прогулку по городу пешком вместе с французским первым секретарем графом Серсэ, его женой и французским инженером Гриллем (он был командирован в Пекин правлением Юньнаньской железной дороги. Франция получила тогда концессию на ее постройку). В китайском городе, отделенном стеной от маньчжурского, где помещались миссии, было расположено много китайских лавок, торговавших старинными вещами, которые мы и хотели осмотреть. Мы были не вооружены, на всех четверых была лишь одна палка. Побывав в нескольких лавках, мы обратили внимание на то, что вокруг нас постепенно собирается большая толпа народа, которая, обращаясь к нам, что-то кричит. Мы, шутя, объясняли это тем, что китайцы нас приветствуют. Но через несколько минут настроение толпы сделалось для нас понятным: один из нас получил в затылок небольшой камень. Вслед за тем в нас полетели камни, куски льда и кочерыжки капусты. К счастью, мы были в шубах и, подняв воротники, продолжали путь по направлению к внутреннему маньчжурскому городу, сохраняя по мере возможности под градом камней и под крики толпы спокойствие и не прибавляя шага. Скоро мы вышли на главную улицу у ворот маньчжурского города, и толпа прекратила преследование. В тот же день была отправлена совместная нота русской и французской миссий об оскорблении их сотрудников толпой. В результате по всему городу были расклеены сообщения китайских властей с указанием на этот инцидент и с угрозой применения суровых наказаний за повторение подобных выступлений против иностранных дипломатических представительств. Могу, впрочем, добавить, что за мое трехлетнее пребывание в Пекине это был единственный случай проявления ненависти к европейцам, членам дипломатического корпуса, со стороны пекинского населения. В провинции, конечно, как было указано выше, дело обстояло иначе. Случай убийства двух миссионеров, повлекший за собой занятие немцами Цзяочжоу, был далеко не единственным. Конечно, весьма часто иностранцы сами были виновниками подобных выступлений. Следуя примеру английского колониального режима, после неудачной для Китая войны 1894 - 1895 гг. иностранцы начали слишком резко проявлять высокомерие в обращении с китайцами. Иногда иностранцы позволяли себе и физическую расправу с китайскими слугами, которая до бесконечности озлобляла последних, хотя обыкновенно они и были вынуждены это скрывать. Что касается наших официальных сношений с китайцами, то надо отдать справедливость многолетнему составу нашей миссии, именно ее драгоманам. Они старались соблюдать с китайцами, в особенности с представителями их официального мира, весь сложный ритуал китайской вежливости, вплоть до поклонов с приложенными к груди руками (кото). Совсем иначе относились к китайским мандаринам посланники, в большинстве случаев назначенные с других постов и никогда перед тем не бывавшие в Китае. В частности, граф Кассини в разговорах не раз выражал свое недовольство нашим первым драгоманом Поповым. Последний, по словам посланника, избегал передавать какие-либо резкие его заявления китайским министрам, облекая их в согласные с китайским этикетом формы. Кассини полагал, что тем самым терялась сила его представлений, которым он хотел придать резкую форму.

   Впрочем, с китайскими сановниками, как я уже говорил, наши сношения носили исключительно официальный характер. Помимо деловых посещений цзунлиямыня, отношения эти ограничивались посещениями миссий китайскими мандаринами и нашими ответными визитами. За исключением двух-трех китайских переводчиков, никто из китайского официального мира в Пекине не говорил на иностранных языках. Помимо того, отказ иностранцев от соблюдения китайского этикета делал для китайских сановников посещение иностранных миссий весьма тягостным. Между собой они строго соблюдали этот этикет, выражавшийся при встречах в бесконечных поклонах. Подобное церемонное обхождение друг с другом доходило иногда до необычайных крайностей. Например, при встрече двух сановников при их передвижении в носилках этикет требовал, чтобы младший выходил из них и совершал ритуал поклонов перед другим, который в свою очередь тоже был обязан выйти из носилок и отвечать тем же. Во избежание этих воистину китайских церемоний китайский хороший тон позволял, чтобы сановник, находящийся в носилках, глядя в другую сторону или читая книгу, делал вид, что не замечает другого, направляющегося ему навстречу. Это было возможно, так как сановники никогда не передвигались иначе, как в окружении большой свиты и едущих впереди себя на лошадях конюхов, до известной степени заслонявших их. Мандарины высших классов на официальных визитах входили обыкновенно в сопровождении нескольких "придворных", которые стояли во время приема за их креслом. Например, за Ли Хунчжаном их стояло обыкновенно трое, каждый из них имел на шапке по синему шарику (полковничий чин). Один держал его трубку, второй - чашку с водой и небольшое полотенце, которым Ли Хунчжан обтирал лицо, а третий - небольшую плевательницу.

   Таков был дореволюционный Китай. Если европейцы во второй половине XIX века чуждались китайцев, то это было во многом вызвано стремлением и самих китайцев отгородиться от непрошеных гостей. К тому же представители монархического строя в Китае старались поддержать в населении убеждение, что Китай является самым могущественным государством на свете и что все остальные народы мира - лишь его вассалы. После занятия нами Порт-Артура между иностранцами ходил рассказ, что однажды в разговоре с кем-то из своих соотечественников в Китае английский посланник сэр Клод Макдональд, шутя, приводил распространенное мнение, что китайцы вообще не отличают одни европейские страны от других и что, например, для них Австрия и Голландия - одно и то же. На это собеседник Макдональда ядовито заметил: "Да, но Россию от Англии китайцы прекрасно отличают". Этим он намекал на русские успехи в Китае, с которыми англичане никак не хотели примириться.

   Говоря об обстановке в Пекине во времена монархии, я не могу не остановиться на описании церемониала приема иностранных представительств богдыханом. Этот церемониал был изменен по требованию иностранных держав после боксерского восстания, но до 1900 г., несмотря на ряд уступок, сделанных китайцами по Тяньцзинскому и Пекинскому договорам, иностранные посланники принимались императором в одном из внешних павильонов запретного императорского города, причем они должны были выходить из своих носилок и идти некоторое расстояние пешком. Император принимал дипломатов, сидя на троне, напоминавшем алтарь, под сенью павлиньих опахал. Дипломаты выстраивались на расстоянии десяти-пятнадцати шагов от трона. Приветственная речь посланника переводилась на китайский язык его драгоманом. Речь выслушивал один из князей царствовавшего дома (в то время это был принц Гун). Затем Гун поднимался на ступени трона, становился перед императором на колени и снова переводил приветственную речь на официальный маньчжурский язык. (В Китае в то время у власти была маньчжурская династия, и хотя маньчжуры сильно окитаились, но с формальной стороны господство маньчжур проявлялось до самого падения их династии. Например, в министерствах ответственные должности делились поровну между маньчжурами и китайцами.) Император слегка наклонялся к нему, говорил свое ответное слово, которое в том же порядке передавалось посланнику. Царствовавший тогда император Гуан Сюй был явно выраженным дегенератом и имел необычайно болезненный вид. Впрочем, может быть, именно ввиду своей слабохарактерности он согласился на проведение некоторых реформ, предложенных ему известным государственным деятелем Кан Ю Вэем. Вскоре, однако, реакционная партия при дворе взяла верх, и вся власть была захвачена вдовствующей императрицей, провозгласившей себя регентшей. Интересно отметить, что после боксерского восстания под давлением иностранных держав именно она вынуждена была изменить исконный церемониал приема посланников и лично присутствовать на приемах, обставленных в увэду иностранцам более или менее согласно европейскому придворному обиходу.