Эллен Джоунс - Роковая корона

• Название: Роковая корона
• Автор: Эллен Джоунс
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-232-00482-4

Принцесса Мод, дочь Генриха I, могла бы по воле отца стать первой в истории королевой Англии. В те времена корона завоевывалась на поле брани, ею завладевали путем хитроумных, а порой и кровавых интриг, передавали сыновьям. Но женщина на троне? Такое было немыслимо.

Королем становится красавец и повеса Стефан, племянник Генриха, кузен и возлюбленный Мод, истинный отец ее сына. Мод, всем сердцем любя Стефана, с не меньшей страстью стремится к трону. Кто же победит в этой схватке длиною в жизнь? И не велика ли цена подобных побед?

---

Стража впустила Мод в темный шатер. Отец сидел за небольшим столиком, доедая остатки вареных миног. Положив голову на лапы и не сводя с хозяина грустных глаз, у ног его лежала лохматая шотландская борзая. Король жестом предложил дочери сесть напротив него на маленькую скамейку.

Мод повиновалась, настороженно приготовившись к любой неожиданности, взглянула на отца и увидела, что тот сидит с закрытыми глазами.

— Ты похожа на мою мать, королеву Матильду, — внезапно сказал он. — Когда мой отец женился на ней, она была самой прекрасной девушкой во всей Фландрии. — Генрих потянулся через стол и прикоснулся к завитку волос, который выбился из-под головного убора Мод и лежал колечком на щеке. — Но твои волосы точно такого же цвета, как у моего отца.

Меньше всего Мод ожидала такое услышать. Она вспыхнула от смущения.

— Значит, я похожа на мою бабушку, которая никогда не плакала.

Король налил янтарную жидкость из кожаной плоской фляги в деревянную чашку и протянул ей.

— Именно так. Ты не забыла.

Мод взяла чашку, выпила и чуть не задохнулась от горечи. Это позабавило короля.

— Нормандский сидр, — пояснил он. — Ты привыкнешь к нему со временем. — Генрих встал и поднял полог, впустив в шатер прохладный ночной ветерок. — Принесите свечи, — приказал он пажу, ожидавшему снаружи, и опять уселся на свою скамью. Последовало долгое молчание, затем он обратился к дочери: — Мы слышали о твоих успехах в империи. Император сообщал мне о твоих достижениях: о твоей образованности, столь необычной для женщины; о тех случаях, когда ты бывала его представителем; о судебных делах, которые ты решала, — обо всем. Он очень гордился тобой.

На глаза Мод навернулись слезы. Генрих молча наблюдал за ней. Вошел паж, неся две зажженные свечи в железных подсвечниках, поставил их на маленький дубовый столик и, поклонившись, удалился.

— Послушай, дочь, — сказал король внезапно охрипшим голосом, — мне небезразлична твоя утрата. Будь у меня какая-нибудь другая возможность, я не вырвал бы тебя из Германии так внезапно. Но положение становится отчаянным, и я должен действовать.

Мод проглотила слезы.

— Какое положение? Почему вы вначале не посоветовались со мной? Почему я была…

Генрих поднял руки, чтобы остановить эту вспышку.

— Довольно. Всему свое время. — Он налил сидра в деревянную чашку и отхлебнул из нее. — В своих письмах ко мне твой муж не упоминал о некоторых вещах, что меня озадачило. Например, он ничего не писал о твоих женских занятиях. Ты, конечно, не пренебрегала ими?

— Конечно, нет. Я умею управлять дворцовым хозяйством, ухаживать за больными при небольших недомоганиях, готовить микстуры из лекарственных трав. Я вышиваю и знаю, как ткут полотно… — Мод остановилась, увидев, что лицо отца расплылось в улыбке.

— Ах, как это понравилось бы твоей фламандской бабушке. Знаешь ли ты, что фламандские ткачи изготовляли самые лучшие в мире гобелены? — Король замолчал, немного нахмурив густые брови. — Твои достоинства очень впечатляют, но ты не упомянула о самом важном: почему у тебя нет детей? — Вопрос был задан так внезапно, что Мод чуть не свалилась со скамьи.

— Детей? — переспросила она, пытаясь прийти в себя.

— Твое образование, обязанности, которые ты выполняла, разумеется, достойны похвалы, но главное назначение женщины — рожать детей. Почему у тебя их нет? — Он несколько угрожающе подался вперед. — Твой муж не пренебрегал твоей постелью?

Мод покраснела. Пораженная и смущенная франкской грубостью вопроса, она не собиралась отвечать отцу. Как он посмел спрашивать ее об этом, будто какую-то ничтожную служанку? В ее присутствии вопрос о детях никто никогда не обсуждал, за исключением Олдит и императорского доктора. На эту тему Мод не осмелилась бы говорить даже с самим императором, который высокомерно игнорировал все плотские дела.

— Ну? Я жду объяснений. — Король внезапно прищурил глаза: — Клянусь всемогущим Господом, ты ведь не отказывала ему в своей постели?

Мод встала.

— Я никогда не нарушала супружеских обязанностей, сир.

— Хотелось бы надеяться, хотелось бы надеяться… Ну?

— Вы не мой духовник и не имеете права задавать мне такие… такие нескромные вопросы. Я не желаю, чтобы меня оскорбляли.

Черные глаза Генриха сверкнули, рука его начала было подниматься, но он сдержался. Мод, стараясь сохранить достоинство, повернулась и шагнула к выходу, но король схватил ее за руку.

— Возможно, я слишком бесцеремонен, — сказал он с усилием. — Я плохой дипломат, говорю без обиняков. Поверь мне, это дело жизненной необходимости, иначе я не задавал бы тебе таких вопросов. — Он подвел Мод назад к скамье. — Кроме всего прочего, я твой отец. Ты можешь совершенно спокойно доверять мне секреты спальни.

Мод опять опустилась на скамейку, и король похлопал ее по руке — первый жест отеческой любви. Прежде чем Мод овладела собой, у нее вырвались слова:

— Он… он не пренебрегал моей постелью… по возможности.

— По возможности? Как часто?

— Редко, — прошептала Мод.

— Редко? Но почему? Ты молода, красиво сложена — это каждый скажет. — Генрих с подозрительностью поглядел на дочь: не скрывает ли она какой-нибудь тайный недостаток? — Нет ли у тебя женских болезней? — Он с отвращением покривился. — Твоя мать, упокой Господь ее душу, часто бывала нездоровой.

Мод покачала головой, не желая слышать такое оскорбительное разглашение тайны ее матери, но отец, казалось, не чувствовал, что нарушил приличия.

— Ты не должна быть щепетильной со мной, дочь. Скромность сейчас излишня. Речь идет о слишком важном деле. Почему он избегал твоей постели?

— Честно говоря, сир, я не знаю. — Позорная тайна открылась. Мод никогда не понимала, почему муж был равнодушен к ее телу, но относила это на счет своих собственных недостатков, отсутствия женской привлекательности. — Я думаю, что императора не очень интересовали плотские дела.

Зная о репутации, которой король пользовался у женщин, и о его многочисленных бастардах, Мод едва не рассмеялась, увидев недоверчивое выражение, появившееся на лице Генриха.

— Может быть, твоего мужа соблазняли другие женщины? — В глазах короля промелькнуло похотливое выражение. — Должно быть, он не первый мужчина, который получал удовольствия там, где находил их, но это не освобождало его от исполнения супружеских обязанностей. — Генрих вдруг замолчал, лицо его помрачнело, как грозовая туча. — Мальчики? Он был содомитом?

— Я уверена, что нет. — Мод посмотрела на свои руки, крепко обхватившие колени. — Никаких доказательств подобных… подобных склонностей у императора не было. А также никаких других женщин.

— Понятно. — Генрих выглядел весьма неудовлетворенным. — Он лишил тебя девственности? Он не был импотентом?

— Да, лишил, но… — Мод сглотнула, с трудом выдавливая слова, — но он не всегда мог… на самом деле он был редко способен…

— Исполнять свои супружеские обязанности, — закончил вместо нее король. — Да, теперь я начинаю понимать. Сколько лет тебе было, когда император первый раз переспал с тобой?

— Шестнадцать, — Мод поднялась, не желая, чтобы отец видел ее лицо, и принялась расхаживать по шатру.

Король был ошарашен.

— Шестнадцать? А до того он ничего не делал? Не ласкал твое тело? Не смотрел на тебя? Ни разу?

Мод покачала головой, и в памяти возник образ императора, одетого в привычную ночную рубашку. За все годы их супружества, следуя предписаниям Святой церкви, он никогда не смотрел и не прикасался к каким-либо частям ее тела, если не считать отеческих объятий или нежного поцелуя в щеку. Близость с ней осуществлялась только через вырез в его ночной рубашке. Мод знала, что ее ум очаровывал императора и вызывал у него уважение, но предполагала, что ее физический облик (а быть может, не только ее, но и всех других женщин) оставлял его безразличным. Насколько аскетическое поведение мужа зависело от его собственных наклонностей, а насколько — от влияния церкви, которая провозглашала все плотские желания, в том числе и супружество, греховными, Мод не могла определить. И никогда не осмеливалась обсуждать с кем-либо эти дела, за исключением Олдит, которая, будучи девственницей, была озадачена подобным поведением так же, как Мод.

Однажды по наущению няньки она попыталась завести разговор об этом со своим исповедником, отцом Себастьяном. Он наложил на нее суровую епитимью, запретив даже думать о блуде. «Подобные мысли греховны!» — предостерегал он ее, но это не мешало ему расспрашивать о самых интимных подробностях и о том, что именно делает император, когда приходит к ней в постель. Прикасается ли он к ее телу? Трогает ли грудь? Интимные женские места? И если да, то как долго? Целует ли он эти места? Рассматривает ли ее обнаженное тело? Какие позиции он использует, чтобы вступать с ней в близость? Мод испытывала отвращение, возмущенная тем рвением, с которым отец Себастьян допрашивал ее. У нее чуть не перехватило дыхание, когда он спросил, не совокуплялся ли император с нею, «как пес». Представить себе своего строгого, стареющего мужа, взбирающегося на нее, как собака, было смешно и дико.