Иван Лазутин - Суд идет

• Название: Суд идет
• Автор: Иван Лазутин
• Издательство: АО «Полиграфист»
• Жанр: Проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87912-021-Х

Роман Ивана Лазутина «Суд идет» посвящен трудным послевоенным годам. Главный герой произведения Дмитрий Шадрин после окончания юридического факультета Московского университета работает следователем. Принципиальный и честный коммунист, он мужественно борется за законность и гуманное отношение к человеку.

Для широкого круга читателей.

---

— Без всяких то есть. Все это мне надоело! Ваши ковры, ваши картины, вся ваша дорогая галантерея и коньяки с фруктами — все это ворованное!

Ануров сидел невозмутимо и тихо, ядовито-тихо улыбался, глядя на сына.

— А ты что, только сейчас об этом узнал, мой милый сын? Или в тебе только сейчас проснулась твоя комсомольская совесть? Разве ты не знал, что оклад у отца всего-навсего две тысячи рублей? — Ануров привстал. — А ну, посчитайте, Владимир Борисович, сколько тратит в месяц на свои коктейли, на театры, на загородные поездки только одна ваша милость? А костюмы? Полдюжины дорогих костюмов — это что, сорока на хвосте принесла? А ежегодные курорты, приморские рестораны, пикнички, шашлычки, вечериночки?.. Это что? Дары святых апостолов?.. — Вытянув шею, Ануров склонился над столом и вопросительно замер. — Ты что — раньше ни о чем не догадывался?

Владимир, переступая с ноги на ногу, замялся с ответом.

— Да… я кое о чем догадывался. Но я не был твердо уверен. А потом мне просто было стыдно говорить об этом с отцом, который носит в кармане партийный билет. Теперь мне стало все ясно.

— Что тебе стало ясно? — озлобленно спросил Ануров.

— Остается одно — играть комедию, которую отец сочинил для сына. Вы — автор, я — актер.

Теперь уже не восклицательный знак висел над столом, а черная гранитная скала горделиво возвышалась над сыном. Губы Анурова-старшего дрожали. Сомкнутые на груди сильные руки были крепко сжаты в кулаки. Крупный корпус откинулся назад.

— Да как ты смеешь, мерзавец, все это говорить родному отцу, который не сегодня-завтра сядет в тюрьму только из-за того, что он был для вас той буренушкой, которую вы доили, сколько хотели?! А хотели вы, скоты, все больше и больше… — Ануров тяжело дышал. С каждым словом он все более и более приходил в ярость. — А теперь… теперь, когда вы сами подвели меня к тюремным воротам, вы решили напоследок дать мне пинок пониже поясницы, чтоб я был попроворнее, чтоб побыстрее закрылись за мной эти ворота?! Не выйдет. Не выйдет!..

Ануров стукнул кулаком по столу так, что на нем подпрыгнул чернильный прибор.

— Если я хоть раз еще услышу подобные слова, я задушу тебя собственными руками! Ты слышишь — задушу! — Ануров вышел из-за стола и медленно подступал к сыну. — Я за компанию прихвачу тебя с собой, чтобы там… а там будет много свободного времени для раздумий, ты наконец понял, что не кто-нибудь, а вы, вы… вы всем скопом толкали меня на преступления!

Сдерживая ярость, Ануров до хруста ломал пальцы и метался по кабинету.

Подавленный, Владимир сидел в кресле. Его всего трясло. Таким злым, таким недобрым и разъяренным он видел отца впервые. Подойдя к книжному шкафу, Ануров-старший открыл потайную дверцу, на которой были искусно наклеены четыре корешка Большой энциклопедии, и достал бутылку выдержанного армянского коньяка и две хрустальные рюмки. Налил обе. Одну подал Владимиру, другую поставил перед собой.

— Выпьем. Это сильнее валерьянки.

Оба молча выпили.

— Вот эту штуку зарой хорошенько сегодня вечером в безопасном месте в лесу. Боже упаси зарывать на дачном участке. Есть виды, что нас с него скоро вежливо попросят. Здесь аккредитивы на предъявителя и драгоценности. Смотри не вздумай транжирить деньги. Глядя по ситуации, часть из них можно дать следственным органам, которые будут вести дело. Только сделать это нужно с умом, тонко. Сам за это не берись, постарайся сделать через других. И вообще заруби себе на носу: когда начнется следствие, не вздумай появляться дома. В случае, если тебя впутают под каким-либо соусом свидетелем по делу, в институте об этом непременно узнают. Матери эти сбережения и ценности не доверяй. Она у тебя битая дура, ей с утра до ночи крутиться перед зеркалом да рыскать по магазинам. Всего, что здесь есть, — Ануров показал на серебряный бочонок, — всего этого вам хватит на десять лет безбедной жизни. Не забывайте и меня. Передачи в тюрьму принимают каждую неделю, посылки в лагеря тоже посылать разрешают.

— Папа… — дрогнувшим голосом произнес Владимир. — Зачем ты все это говоришь? Ведь еще ничего не известно.

Ануров-старший снова наполнил рюмки коньяком и молча чокнулся с Владимиром.

— Это я, сынок, на всякий случай. Это мой отцовский наказ. Все, что имею, лежит здесь, перед тобой. — И Ануров показал на серебряную кадушечку. — Не подпускай к ней ни мать, ни Рену, профинтят все за один год. Планируй расходы сам, сократи свои ненужные расходы до минимума, тебе еще два года учиться, а потом… Потом можешь долго быть без работы. Ты теперь взрослый, поймешь все сам.

— На сколько здесь аккредитивов? — робко спросил Владимир.

— На четыреста тысяч.

— А остальное?

— Остальное в драгоценностях, тысяч на двести.

— Когда и куда мне все это зарыть?

Ануров молчаливо подумал, потом решительно сбросил с себя халат.

— Пойдем вместе. Мало ли чего бывает в жизни. Если один забудет место — другой вспомнит наверняка.

Ануров быстро оделся, положил в спортивный чемоданчик маленькую детскую лопатку, надрезанную волейбольную камеру, которую он предусмотрительно приготовил заранее, и спустился по винтовой лестнице вниз. Следом за ним послушно плелся Владимир. В нижних комнатах стоял такой переполох, как будто в них находились не две женщины, а добрый десяток базарных торговок. Три больших скатанных ковра были уже упакованы в тюки и перевязаны дорожными ремнями. Испуганная Раиса Павловна, забравшись на подоконник, Снимала тюлевые шторы.

— А это зачем?! — Остановил ее Ануров-старший. — Зачем, я спрашиваю?! — Он осуждающе покачал головой. — Заставь дурака молиться, он лоб разобьет. Я же сказал: упаковать наиболее ценные вещи, а вы готовы отодрать от пола доски. Что подумают следователи, если увидят, что в комнате, где стоит кабинетный рояль, нет ни штор, ни одного дешевенького коврика? Шторы повесить. Старый ковер прибить снова. Поношенную одежду оставить в гардеробе.

Мать и дочь, стоя посреди комнаты, молча выслушали распоряжения Анурова и не двинулись с места до тех пор, пока он и Владимир не вышли на улицу.

До ближайшего леса отец и сын шли молча. Как только очутились на опушке, Ануров тихо сказал:

— Запоминай дорогу. Приметь вот эти три березы, они стоят треугольником. На одной из них молния расщепила ствол. Выбери ее за ориентир.

Оглядевшись, отец и сын двинулись в глубь леса. Шли больше километра, дорогой несколько раз останавливались, чтоб осмотреться и тверже запомнить местность. Ануров-старший делал для себя кое-какие отметки в блокноте, набрасывал примерный маршрут следования. Не дойдя до скрещивания двух выбитых тропинок, они остановились в густом кустарнике, устланном желтым ковром облетевшей листвы. Стояла первозданная тишина осени.

Ануров еще раз огляделся, опустился на колени, аккуратно разгреб листья пальцами и принялся поспешно копать сырую землю детской лопаткой. Когда ямка была готова, он завернул серебряную кадушечку в резиновую камеру и поставил ее на дно ямы. Часть земли, которая не пошла в дело, он насыпал в чемодан. Утрамбовал зарытую яму ногами и снова нагреб на нее желтые листья, приготовленные Владимиром.

Клад был замаскирован искусно. Пока отец возился с землей, сын боязливо озирался по сторонам, боясь, как бы их не заметили.

Убедившись, что ценности спрятаны надежно, Ануров-старший отсчитал три шага до ближайшей осинки, еще раз посмотрел на место, где он зарыл драгоценности, и дал знак Владимиру выходить на тропинку.

Назад возвращались медленно, словно с кладбища. Поминутно оглядывались и запоминали каждую тропку, каждое приметное рогатое деревце. Записи в блокноте делал и Владимир.

Когда вернулись домой, все дорогие вещи были уже упакованы. В этот день мать и дочь впервые за многие годы не накрасили с утра губы и не подвели ресницы. Вид у обеих был усталый, болезненный.

— Где вы были? — затаенно, почти полушепотом спросила Раиса Павловна.

— Гулять ходили.

Вслед за отцом наверх в кабинет поднялся и Владимир. Присев в кожаное кресло, стоявшее перед письменным столом, он спросил:

— Неужели нет выхода? Может, лучше уехать, скрыться?

— Где, в России? — Ануров горько усмехнулся. — В других странах в таких случаях покупают заграничный паспорт и… поминай как звали! В России этот вариант исключается. А блудить по стране беспаспортным бродягой — глупо. Заройся хоть в землю — все равно найдут. Остается одно.

— Что?

— Ждать. Терпеливо ждать!

В тот же вечер, как только стемнело, Ануров перенес ковры, картины и узлы с одеждой в машину, набил ее так, что с трудом закрыл багажник и дверцу заднего сиденья.

— Куда все это? — спросил Владимир.

— Пока к Меньшикову, а там можно рассовать по другим знакомым.