Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките

• Название: Совершенно секретное дело о ките
• Автор: Альберт Мифтахутдинов
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу включены повести и рассказы, ранее изданные в Магадане и Москве. Все они посвящены Чукотке, ее труженикам.

---

— Ну? — Меланья поднялась. — Я предлагаю — за мужественных геологов!

— Нет уж! — поднялся и Аникей. Печали и тревоги у него как не бывало. Он даже удивился своему внезапно легкому настроению. — Нет! — еще раз повторил он. — Я предлагаю — за наших лошадей!

— Человек… человек сильнее лошади! — бормотал Афанасьич.

— Да. Поэтому за лошадей!

— И за нашу Чайку! — засмеялся Николай.

— Ладно!

Все выпили.

— Лошадь, она что человек! — философствовал дед, уронив голову на руки. — Только лучше! Лучше!

— Лучше, лучше, успокойся, — погладила его по руке Магда.

— На будущий год, если встретите Чайку, вы ее не узнаете, — размечтался Николай. — Они у вас на износ работают, а мы их жалеем. Им так трудно не придется.

— Жаль расставаться…

— Это лошади не поймут, — сказал Николай.

— Я знал лошадей, которые все понимали лучше иного человека, — сказал Аникей. — Мы тогда на востоке работали. Рядом была застава. Всех лошадей пограничных списали, погрузили на баржу и увезли в какой-то совхоз. А одна — ее звали Муха — болела. Ее оставили, думали, околеет. А она выжила. В тундре, на травке, на вольном выпасе. Пришла осенью домой — а в конюшне уже гараж на три вездехода. И вообще, никто ею не хотел заниматься — раз списана, значит, ничья. Иди, гуляй. И солдаты ее прогоняли. И она сторонилась всех, кто в зеленой форме. Мы, геологи, в зеленой спецухе ходили. Подойдем к лошади, позовем ее, а она от нас тоже шарахается. Ушла Муха в поселок и сама нашла себе работу. Подойдет к школе-интернату, там высокое крыльцо — и ждет перемену. Ходит, ходит вокруг школы, а как звонок услышит — бежит к крыльцу, станет и ждет. Мальчишки выскакивают, кто-нибудь один садится на нее. Муха аккуратно, осторожно так провозит его вокруг школы, катает. Даст крут — и снова к крыльцу. Дважды одного и того же не возила. Даст круг и останавливается, слезай, мол, следующий! Следующий садится — и того один круг возле школы. И так все время. Ребятишки ей все завтраки отдавали. Это был ее заработок. Вот скажи, кто ее мог так надоумить?

— Не знаю… — растерянно проговорила Меланья. — А что с ней дальше было?

— Все родители в поселке заботились о Мухе. Понимали, что для их детенышей-северенышей она лучше любой игрушки, лучше сказки любой. Один кочегар при котельной ей закуток отвел. Там она в пургу согревалась. Из столовой ведрами отходы ей носили. А она и зимой на работу ходила. Станет возле горки, возле сугроба и ждет ребятишек.

— А потом?

— А потом новый начальник заставы приехал. Молодой лейтенант, татарин. Оденется в гражданское — и к Мухе. Полные карманы сахару да моркови ей таскал. Гладит ее по шее и говорит, говорит что-то по-своему. Извинялся, наверное. Но на заставу она так и не вернулась. Люди заметили, что часто лейтенант к Мухе ходит. Так кочегар прямо ему и сказал, не мешай, мол, не смущай, прошлого не вернешь, поломанного не починишь. Так и жила она у кочегара, как собака ручная была. Лед помогала ему возить, воду, уголь. А потом… потом не знаю, что с ней стало. Нашу партию на север перевели.

— Она, наверное, старая была, — сказал Николай.

— Конечно…

— Чайка молодая. К нам она сразу привыкнет. Вот увидишь.

— Хорошо бы.

Все сидели притихшие. Магда совсем опьянела, прослезилась. Слышно было, как за окном шумит ливень.

Меланья тихо перебирала струны гитары.

Проснулся дед. Смотрел ясными веселыми глазами.

— Магда! — шептал он ей на ухо. — Поставь-ка чай. В такую погоду чай с коньяком — первое дело! Веселей гляди, Меланья! Сыграй для души! Отдыхаем завтра! Воскресенье! Как, начальник?

— Отдыхаем. Теперь торопиться бесполезно.

— Во! Хорош у меня начальник, а? — И обращаясь к Николаю: — И то, чего торопиться? Никто нас не ждет. Никто! Кроме начальства. Так я говорю?

Аникей кивнул.

— Совсем никого у вас в Анадыре нет? — удивленно спросила Меланья.

— У нас с дедом никого, — улыбнулся Аникей. — Сироты мы.

— Потому давай плясать! — закричал дед. — «Цыганочку» давай, Мила! «Цыганочку»!

Меланья «ударила» «Цыганочку». Смотрел на нее Аникей, удивлялся, как вдохновенно она играла.

Афанасьич вылез из-за стола, вышел на середину комнаты, топнул ногой:

— И-эх! Давай, кудрявая, давай, черноглазая! Веселей, чавелла!

Он пошел по кругу. Ухал, притопывал ногой, половицы скрипели, громадные начищенные сапоги (он сменил резиновые на выходные, кирзовые) матово поблескивали в темноте.

— Эх, раз! Еще раз! Знамо, лучше сорок раз!

Плясал дед самозабвенно, старался — дом качался. На его ватных брюках беспомощно болтались пустые самодельные ножны. Ножны вздрагивали от его прыжков, от топота, от коленец. Обрубки пальцев Афанасьича ходили над головой, наверное, если б пальцы были целы, слышалось бы прищелкивание.

— И-ех! Давай, кудрявая! Та-та-та-и-та-тта!

— Намучились вы, наверное, там, в поле-то? — спросила Магда у Аникея и кивнула в сторону пляшущего деда.

— Бывало…

— А то… переходите ко мне. Хоть оба… хоть кто один. Чего здесь, не устроено, а у меня хорошо… — шептала Магда Аникею.

— Спасибо, — так же шепотом ответил Аникей. — С нами хлопот не оберетесь. Мы к приличным домам непривычные.

Магда засмеялась:

— Сами одинокие, а одинокую женщину не понимаете. — И притворно надула губы.

«Вот так все и начинается», — подумал Аникей.

Расходились под утро. Аникей провожал Меланью, Афанасьич — Магду. Оба вскоре вернулись и, сбросив на пол мокрые плащи, ни слова не говоря друг другу, не раздеваясь, повалились поверх спальных мешков.

Спать!

Глава седьмая

Маркову снились кошмары, и он проснулся первым. Был уже день. За окном по-прежнему шумел дождь. Он разделся и залез в спальный мешок. Голова побаливала.

— О-ой! — вздохнул он.

— Чайку бы, — отозвался дед.

Обоим после стольких дней поля, стольких дней воздержания было тяжело.

— А Меланья хороша, — печально сказал Марков. — Ой!

— Чего «ой»? Чего «ой»? — повысил голос Афанасьич. — Надо было у нее оставаться! А еще начальник! Она совсем была не против, а ты кашу размазывал…

— Да хватит тебе, — отмахнулся Аникей. — Тоже хорош гусь. Магда ему и так и эдак, а он…

— Обидно… — тихо сказал дед.

Раздался топот ног в коридоре, и в комнату постучали.

— Га-а… — что-то нечленораздельное промычал Афанасьич.

Вошла Меланья.

— Здравствуй, — сказала она.

— Здравствуй, голуба душа, — вздохнул дед.

— Болеете? — улыбнулась Меланья.

— И не говори…

— Давайте я вам сначала чайку приготовлю. Чаем отпиваться хорошо. Помогает…

Она открыла печь, вытащила совком золу, ссыпала ее в таз, вынесла на улицу, принесла дров, разожгла огонь, поставила чайник. Все это у нее шло быстро и без суеты, без разговоров.

Чайник загудел. Она вышла в коридор и вернулась с бутылкой, уже початой, было там больше половины.

— Сначала полечитесь. Дома нашла, давно стояла, не помню уж, когда и открывали. Попробуйте.

Она разлила мужчинам по кружкам, поднесла каждому, сама не стала.

— Хор-рр-рош! — рявкнул дед.

— Вот, а теперь чай — и спите. Сон — он от всего…

Она присела на койку рядом с Аникеем, взлохматила его волосы.

— И не забудьте, обед сегодня у Магды Германовны. Она приглашает. Персонально. Так что спите, ни о чем не беспокойтесь.

— Сегодня ни-ни, ни грамма. Побаловались, хватит… — проворчал Марков. — Завтра идти… а куда мы в таком разобранном виде?

— Правильно, — поддержала его Меланья.

— Чуть-чуть — и все, — внес поправку Афанасьич.

— Ну как с таким работать? — кивнул на деда Аникей.

— Трудно, — засмеялась Меланья. Она вдруг погладила его по щеке и выскочила на улицу.

— Хорошая девушка, — сказал дед. — Пожалела. Похмелиться принесла.

Аникей полулежал, задумавшись. Потом тихо, медленно проговорил:

— А что, если нам сегодня допустить отклонения от норм поведения… принятых в добропорядочном обществе?

— Чего, чего? — приподнялся дед.

— Это я так. Дождь, говорю, стихает.

На улице действительно не было слышно дождя.

…Она выскользнула из-под одеяла, накинула халатик и прошла на кухню.

— Не уходи, — сказал он.

— Я сейчас, только поставлю чай, — ответила она, включила плитку и вернулась.

«Дали свет… уже утро», — подумал он.

Она раздвинула шторы. Сквозь хмурый рассвет видны были мокрые деревья. Рядом на столе холодно поблескивали тумблеры радиостанции.

«Понедельник», — подумал он.

Она угадала его мысль.

— Сеанс у меня через полтора часа, — сказала она, сбросила халат и нырнула к нему под одеяло, дрожа от холода.

— Зима скоро, — сказал он. — Конец сентября… Ой, какие у тебя ноги ледяные! Ты чего босиком бегаешь?